— По большей части. Но не во всех. По крайней мере, мне так кажется… – Он снял с полки наугад еще один том и раскрыл его. Оттуда просыпалась целая россыпь засушенных растений. – Пожалуй, да.
Я почувствовала, как от изумления брови полезли у меня на лоб.
— Но в книгах нельзя сушить образцы. Вам нужен пресс.
— Я просто подумал, что раз большинство из них такие толстые и тяжелые… то я смогу сэкономить на гербарном прессе…
— Вы лишь погубите и книги, и растения. – Я взяла одну особенно толстую книгу и раскрыла ее. – Видите? – Страницы покрылись пятнами и сморщились в тех местах, где они впитали в себя влагу из растения, а само оно поблекло и потеряло всякий цвет.
— Об этом я не подумал.
— Влага приводит к заражению книг ложной мучнистой росой, а бумага уничтожает само растение.
— Боже милостивый! – Он принялся одну за другой снимать книги с полки, держа их за переплет и встряхивая. Расплющенные образцы, кружась, падали на пол, словно крупные снежинки.
— Постойте! – Я накрыла ладонью очередную книгу. – Если вы будете продолжать в том же духе, то все ваши полевые записи окажутся бесполезными.
— Я вносил их в тетрадку, которую держу в ящике стола.
— Но если образцы хранятся здесь, а ваша тетрадь находится в другом месте… как вы узнаете, что к чему относится? – Наклонившись, я подняла с пола одно из засушенных растений. – Вот это, к примеру. Как вы узнаете, во время какой прогулки его нашли, какой это был день и где оно росло?
— Вот оно что! – В глазах пастора проступило понимание. – Я… не знаю. – Он взял у меня из рук образец и взглянул на него так, словно надеялся, что тот ответит ему. – То есть, вы хотите сказать, что все это время и все эти прогулки… – Он поднял на меня глаза. – Все это было впустую?
Скорее всего, да. Но почему-то, уже открыв рот, чтобы так ему и заявить, я не нашла в себе мужества произнести эти жестокие слова.
— Давайте сначала взглянем, что у вас есть, а уже потом, будем надеяться, я смогу дать вам полезный совет.
Пастор вытряхнул остатки образцов из книг, после чего присоединил к ним гербарий со стола. Когда он подтолкнул груду растений к моим ногам, я вдруг поняла, что просто не знаю, с чего начать. Одно дело – рукотворный беспорядок у себя дома, когда я знаю, где что лежит, и совсем другое – пытаться разобраться в чужом.
Он принес скамеечку для ног и едва ли не силой усадил меня на нее.
Я присмотрелась к образцам повнимательнее, и сердце у меня упало. Те же самые чувства я испытывала, когда мы с отцом вскрыли ящик, присланный нам мистером Тримблом.
Я принялась разбирать растения и раскладывать их на кучки.
— Эта вероника колосистая была сорвана, похоже, на стадии цветения. Вы разве не собирали почки?
Он раскрыл рот от изумления:
— Почки? Нет. Мне показалось слишком жестоким лишить цветы возможности расцвести.
— Давайте попробуем составить перечень того, что вам нужно, и того, что у вас имеется в наличии, после чего можно написать в Лондонское ботаническое общество и предложить им обмен.
— Я даже не знал, что такая возможность существует.
— У Общества много корреспондентов, и потому обмен происходит в достаточно больших масштабах. Я с удовольствием помогу вам составить письмо.
— Правда? В самом деле?
— Ведение корреспонденции – одна из моих специальностей.
— К несчастью, у меня это – один из самых больших моих недостатков. – Он схватил перо и чернильницу.
— Пожалуй, будет лучше, если вы сами станете делать записи. – Я решила начать с вероники, раз уж он насобирал ее в несметных количествах. – Итак, вам нужны образцы в периоде почкования, с плодами и стручками. – Я опустила взгляд на высушенные растения у себя на коленях. – Разве вы не выдергиваете цветы с корнем?
— Лавиния всегда говорит… То есть… она всегда говорила… Видите ли, Лавиния – это моя жена. То есть, была ею. Но она говорит, что я развожу в доме ужасную грязь, когда приношу цветы с корнями.
— Если смыть землю с корней на улице, то в доме будет чистота и порядок.
— Я как-то даже не подумал об этом.
— На будущее имейте в виду, что собирать растения следует с корнями.
— Я сделаю себе пометку.
Покончив с вероникой, я взяла в руки несколько образцов, по-видимому, одного и того же растения:
— А что это такое? Манжетка луговая?
— Манжетка луговая? Я искал ее, но думал, что уже не найду. Это… это действительно она?
— Очень похоже. – Я внимательно разглядывала цветок. – Если вскипятить ее, тогда я смогу сказать наверняка.
— Вскипятить?
— Чтобы оживить. И чтобы она немного разбухла и восстановила форму.
Все это время мисс Темплтон развлекала малыша, но сейчас она поднялась с дивана и протянула ребенка пастору.
— Не думаю, что у нас есть время заниматься кипячением, но я уверена, что мы можем зайти к вам в другой раз, мистер Хопкинс-Уайт.
— У нас нет времени?
— Боюсь, что так. – Девушка произнесла эти слова с улыбкой, но по ней не было видно, чтобы она была особенно уж счастлива.
И тут снаружи донесся громкий вопль.
— Это адмирал?
Я сняла образцы с коленей и встала, собираясь выглянуть в окно.
Священник тоже вытянул шею.
— Неужели дети…
Мисс Темплтон протянула мне руку, помогая выбраться из образцов растений, грудами лежавших вокруг меня.
— Полагаю, бедный адмирал уже вне себя. Пожалуй, в следующий раз он предпочтет войти внутрь.
Открыв входную дверь, мы обнаружили, что адмирал укрылся в карете, а детвора обстреливает ее галькой. Мисс Темплтон замерла рядом со мной, прижав руки к груди и расширенными глазами глядя на происходящее.
— Боже, что они делают?
Из-за наших спин вынырнул пастор и закричал на своих отпрысков:
— Эй, что здесь происходит? Где мисс Литтон?
На его призыв откликнулась высокая девочка, которая, обернувшись к нему, ответила:
— Она готовит ужин, а нас отправила во двор поиграть.
— Да, но бросаться камнями в гостей невежливо.
К ней присоединился один из мальчишек.
— Но он заявил, что он – адмирал. И теперь мы просто ведем обстрел пушечными ядрами.
Пастор обошел нас и принялся увещевать свое потомство, взяв младших детей за руки, но тут же выпустив их, чтобы открыть для нас дверцу экипажа.
Через окно он обратился к адмиралу:
— Мне очень жаль!
