Я не могла связаться с Андре, но могла позвонить на ресепшен, потратив перед этим несколько минут, чтобы подготовиться к очередной встрече с Матрешкой. После нашей ночной эскапады видеть ее было последнее, чего мне хотелось. Однако я позвонила. Сразу же после первого гудка мне ответили – голос был мужской, и меня это вдохновило. Я собралась с мыслями и спросила, где и как я могу раздобыть себе каких-нибудь вещей. Эта фраза удивила мужчину сверх меры.
– Вещи? Какого плана вещи вам нужны? – уточнил он, старательно маскируя удивление в голосе. Он, видимо, надеялся, что проблема заключается в моем незнании всех тонкостей французского языка.
– Вещи, которые можно было бы надеть. И которые можно было бы записать на счет номера, – уточнила я невозмутимо, после чего пауза продлилась куда дольше. Мужчина абсорбировал информацию с трудом, но желание клиента – закон. Я победила: клерк подумал и сообщил мне самым любезным тоном, что в гостинице работают сувенирные лавки, в которых можно приобрести и вещи. Однако оплатить их гостевой картой не представляется возможным, магазины принимают наличные, кредитные и дебетовые карты, а также дорожные чеки American Express.
– Ага, – невозмутимо отметила я, допивая последние остатки вина из бокала. – А если я таковые вещи-сувениры закажу в номер?
– Теоретически… – пробормотал клерк уже тусклым, выцветшим голосом. – При окончательном расчете…
– При окончательном расчете – звучит идеально, – я брала его за рога. Попросив принести мне всякой разной одежды размера S, я тут же добавила, что хотела бы искупаться и отдохнуть, выйти прогуляться. Ибо журналы по дизайну загородных особняков мне наскучили. Потому как в моих загородных особняках все эти штуки уже давно есть, а некоторые оказались вовсе не такими классными, как их расписали.
– Да, мадам, – прервал мою ироническую речь клерк, а я уже так вошла во вкус. Я даже двигалась в своем халате по номеру, как престарелая дворянка, единственная проблема которой заключается в том, какие цветы поставить в вазу на журнальном столике сегодня. – Я все организую, мадам, – и он отключился.
– Я мадам! – гордо сказала я самой себе, разглядывая свою пьяную, раскрасневшуюся физиономию в зеркале, где еще вчера отражались наши с Андре обнаженные, бесстыдно совокупляющиеся тела. – Мадам Робен, твою мать.
Клерк не обманул, видать, он был готов ко всему и по своей работе сталкивался с разными мадам – через четверть часа ко мне в номер прибыл парень, нагруженный моими потенциальными приобретениями. Выбор был невелик, из сувенирной лавки для меня выгребли все самое дорогое и ненужное. Большая часть принесенного барахла была непригодна, но я все же выудила маечку с «оригинальной» надписью «I love France» на фоне стандартной Эйфелевой башни, и шорты-бермуды, которые все же оказались мне велики. После некоторых переговоров мне также принесли сувенирный купальник, который я планировала использовать в качестве белья, шлепки на прозрачной подошве, бейсболку с французским флагом и зачем-то зонтик. Со всем этим абсурдным добром я смотрелась куда более туристкой, чем за все время моего пребывания в городе любви.
– Все хорошо? – спросил меня клерк, когда последний помощник покинул мой номер. Я ответила по телефону, что все просто прекрасно, великолепно, формидабль. Хотела было добавить от себя, что неплохо бы списать с карты и дать мне немного наличных, но мои действия и так слишком напоминали попытку побега. Настроение мое поднялось, как только я покинула треклятый номер. План мой был весьма смутным, придуманным по большей части под воздействием вышеупомянутой бутылки вина, употребленной мною вместо обеда, от которого я отказалась.
Здание отеля было таким огромным, что в нем можно было бы при желании бродить хоть целый день. Террасы, кафе, бар на первом этаже, конференц-зал на последнем. Красивые сосредоточенные люди сновали по коридорам, ждали лифтов, переговаривались, кивали друг другу. Я набрела даже на небольшой фитнес-центр и бассейн, в котором пахло хлоркой и еще чем-то незнакомым, отдаленно напомнившим мне наш «Олимпийский». Запах большой воды. Я смотрела на плавающих по искрящимся голубым дорожкам людей и вспоминала те беззаботные счастливые времена, когда между мной и Андре не было ничего, кроме умопомрачительного, предосудительного романа на одну-две ночи. Его кожа пахла хлоркой, его тело всегда было по-звериному сильным, оно требовало физической нагрузки, даже когда в ней не было смысла. Оно требовало меня.
– Вы планируете поплавать, мадемуазель? – спросил меня незнакомый мужчина средних лет, в расстегнутой сверху рубашке и шортах, с мокрыми, блестящими волосами. Седина не портила его, но старила. Возраст пловца варьировался от пятидесяти до семидесяти, в зависимости от того, выглядел ли он очень хорошо для своих лет или очень плохо, но я склонялась к шестидесяти пяти, подозревая в нем частого клиента Андре или его коллег. Он был из тех, о ком принято говорить «он еще ого-го». Я замотала головой, почему-то смутившись, а мужчина разглядывал меня с явно недвусмысленным интересом. Видимо, моя майка «I love France» делала меня в его глазах легкой добычей.
– Нет-нет, я ищу своего мужа, – сказала я и тут же покраснела. Образ взбалмошной туристки – еще куда ни шло, но гоняться по всему отелю за своим мужем, шаркая шлепками на прозрачной подошве, – какая проза жизни! А муж не иначе как шпилит какую-нибудь горничную, считая, что я не стану его искать.
– О! – только и сказал мужчина, с неохотой оставляя меня. Иррациональным образом мне захотелось вернуться в номер, но я отмахнулась от этого желания, и зашла в ближайший бар, после чего упросила бармена налить мне кофе, записав его на счет моего номера – определенно, к постояльцам здесь относились более чем лояльно. С чашкой восхитительного латте я пробиралась сквозь хаотично расставленные по просторному залу столики, желая попасть к окну, чтобы сидеть и рассматривать людей на улице, пока Андре не прибежит и не станет искать меня. Я представляла себе в деталях, как этот мерзавец возвращается со своей дурацкой встречи и застает в номере только пустую бутылку, нетронутый обед и валяющийся на полу махровый халат. Ради этого момента все и затевалось. Мое тело, вернее, его отсутствие во вверенном мне номере – это было мое единственное оружие против полного бессилия. Если на секунду поверить – всерьез – что Андре не придет, то можно было тут же сойти с ума.
Однако с ума меня свело нечто другое, чего я не ожидала увидеть и в страшном сне. Проходя между столиками, я вдруг зацепилась взглядом за парочку – муж и жена, пришедшие пообедать, сидели за крайним, самым дальним от бара столиком, рядом с тем местом, где я хотела приземлиться. Оба они были хорошо, со вкусом одеты. На их столике стояла пара тарелок с едой, к которой они толком и не притронулись. Мужчина сидел, забросив одну худую длинную ногу на другую, буквально выдвинув в проход свои бежевые сандалии. Женщина же пила капучино, густо присыпанное корицей. Почему я решила, что они муж и жена? О, они сидели так независимо друг от друга, что, если бы периодически не обменивались взглядами и короткими фразами, мне бы и в голову не пришло заподозрить их в связи. Такими равнодушными и приевшимися к обществу друг друга становятся только супруги с многолетним стажем, связанные между собой обстоятельствами, общим бюджетом и материальным благополучием. Не любовью.
