– Как же вы здесь живёте? – опять вслух спрашивает Оливер. – Это не жизнь, а выживание. Это ужас.
– Так удобно системе, – невозмутимо отвечает робот.
– Да, уж.
Оливер почти стонет от боли, спирающей внутри его. Чувство собственного бессилия и безнадёжности окутывает его внутренности, и он сгибается, прижав руки к животу, чтобы уменьшить боль. Весь остаток пути он проводит в тупом молчании, и даже мысли не беспокоят его. Погрузившись в свой внутренний мир, он переживает боль. Клаудуз приземляется на крыше института. Здесь Оливера встречают двое учёных. В знак приветствия они просто кивают друг другу. Оливер слегка улыбается.
– Здравствуйте! – говорит один из встречающих. – Через пятнадцать минут начнётся конференция.
– Отлично! У меня как раз есть время, чтобы передать вам образцы медуз с Микзы.
– Тогда сразу прошу в лабораторию.
Они проходят через отсек, где их сканируют, дезинфицируют, покрывают одежду и лицо стерильной защитной биоплёнкой, и заходят в отделение лаборатории.
Темнокожий учёный, больше похожий на волейболиста, встаёт из-за стола и быстро подходит к вновь вошедшим. Кивает головой сопровождающему учёному и растягивает рот в улыбке, приветствуя Оливера, обнажив свои белые зубы. Оливер же, напротив, не расположен демонстрировать своё счастье и радушие, в котором он сейчас испытывает дефицит от окружающего земного мира, поэтому он с осторожностью и даже как-то настороженно смотрит на коллегу, светящегося, как одинокая звезда на ночном небе.
– Здравствуйте! Филипп Моран, – представляется учёный-волейболист. – Я очень рад Вас видеть и жду. Когда мне сообщили, что Вы летите к нам, я так разволновался, что перепутал кабинеты, – Моран продолжает светиться и излучать радость. – Я не так давно прочёл Вашу статью, которую Вы написали около пятнадцати лет назад, о влиянии рекламы и социума на общественную жизнь, интеллект и патологии в природе, и был восхищен Вашей прозорливостью и научным чутьём.
– О, да! – Оливер немного смущается. – Это была статья перед защитой диплома. Честно говоря, сейчас она мне кажется бредовой, а идея ошибочной. Хотя тогда я был увлечён этой темой.
– А сейчас?
– Сейчас не так, как раньше, – уклоняется от прямого ответа Оливер.
– Как Вы перенесли перелёт? – только сейчас обратив внимание на усталость Оливера, спрашивает Моран. – Как Вы себя чувствуете?
– Спасибо, не очень. Вернее, перелёт перенёс нормально, – спал, – но сейчас мне нехорошо. Я в ужасе от состояния людей на Земле, мне грустно и больно за вас.
– Как Вы видите, здесь не всё так мрачно. Вот, посмотрите на меня, – я отлично себя чувствую.
– Извините, но Вы, наверное, извращенец. Не знаю, как можно хорошо себя чувствовать в этом климате и в окружающей смерти.
– Я философски смотрю на окружающий мир. Климат – это детали. А смерть? Она всегда рядом. Была и будет там, где есть жизнь.
– А Вы не задумывались, что останется Вашим детям, и как они будут жить?
– Нет, у меня их нет. А Вы думаете об этом? Если честно? У Вас же, кажется, тоже нет детей.
Оливер, молча открывает контейнер, в котором вёз образцы медуз.
– Давайте закончим этот разговор и сменим тему, тем более скоро конференция, – отрезает Оливер, и смотрит в упор на коллегу.
Один из учёных, который встречал Оливера, несколько сконфуженный диалогом коллег, быстро спохватывается, начинает суетиться и помогать Оливеру.
– Извините, я не хотел задеть Вас, – смягчается Филипп Моран, заглядываясь на образцы. – Ну, вот и нам пополнение. Спасибо Вам, мы Вам очень, очень признательны!
Оливер молчит и скрипит зубами. Ему всё не нравится. Что за дурацкие бесцеремонные вопросы и разговор, задевающий личность? Он в который раз жалеет, что полетел на Землю. Он понимает, что надо что-то делать со своим состоянием, но не понимает, что с ним происходит. У него единственный довод, что это воздух планеты. Он достаёт своих медуз, и выливает их в подготовленный аквариум. Медузы тут же начинают двигаться, плавают и как будто исполняют танец, радуясь большему пространству. Они по-прежнему склеены.
– Какой у них необычный окрас! В жизни они ещё более прекрасны, чем на фотографиях, – увлечённо рассматривая медуз, говорит темнокожий учёный.
– Вы понаблюдаете, как они ведут себя с местными видами в данном климате, а я с коллегами на Микзе посмотрю Вашу запись, – констатирует Оливер.
– И определим, как влияет климат, – подхватывает Моран. – Что удивительно, на Земле нет склеенных медуз, зато людей много, а у вас наоборот.
Медузы замирают возле стекла. Кажется, что они боковым зрением смотрят на учёных и невероятным образом слышат и понимают их. Несколько жутковато. Моран, оторвавшись от медуз, смотрит на часы.
– Упс! Нам уже пора быть в зале. Идёмте?
Он смотрит на Оливера. Тот кивает, и они направляются прочь из лаборатории в конференц-зал. Другой учёный семенит вслед за ними. В зале уже много народа, и почти все места заняты, причём Оливер сразу же отмечает некоторые склеенные пары. «Даже учёных настигает эта патология. А кто сказал, что учёные более осознанные и развитые? И что у них прожиты эмоции? Если следовать гипотезе, что результат склеивания в непрожитых эмоциях детства». Оливер сжимает губы. Он чувствует обращённые на себя взгляды. Из-за своего оттенка кожи, присущего только людям с Микзы, при ярком освещении он выделяется среди коллег. Правда, в зале есть ещё несколько человек с таким же цветом кожи, топлёного молока с сиреневым перламутром.
Конференция длится два часа. Оливер слушает лениво, но он делает аудиозапись для микзянских коллег, так что у него будет возможность вникнуть в обсуждаемые темы. Когда подходит его очередь, он выступает с рабочей гипотезой о медузах, отвечает на несколько вопросов. На этом конференция заканчивается. Всех благодарят за участие и приглашают в фуршетный зал.
На входе он встречается лицом к лицу с директором института. Господин Флюгель и госпожа Флюгель уже в одном лице. Они склеились почти сразу, как началась эпидемия, и на данном этапе их тела вросли друг в друга очень гармонично. Лишь рука и нога жены Флюгеля выдают присутствие женщины в мужском теле, отчего он немного прихрамывает.
– О, Оливер, здравствуйте! – произносит громким баритоном директор, лучезарно улыбаясь, и рукой госпожи Флюгель слегка его обнимает. – Я очень рад Вас видеть. И хочу лично поблагодарить Вас за ту работу, которую Вы сделали. Мы очень гордимся Вами.
– Да, спасибо, но не стоит благодарности. Я делаю то, что хочу, – отзывается Оливер и пытается натянуть на себя что-то больше похожее на доброжелательность.
«Как хорошо, что нет сканера мыслей. Я не хочу больше этим заниматься, меня всё здесь раздражает. Ужас, ну и лицо у Вас, господин Флюгель! Толстое, заплывшее. Хотя нельзя так думать. Что это со мной? Мне вообще всё равно, гордитесь Вы мной или нет. Это мой последний прилёт».
