– Да уж, ничего не скажешь. Я уж думал, что это всё в прошлом осталось, в смысле, сексуальное влечение с потребностью разрядиться. Куда больше кайфа чувствовать возбуждение и быть в этом состоянии без разрядки. Это уже давно пропагандируется и вошло в норму, – многозначительно произнёс рыжий, поглядывая на грудь Сандры. – Я вот с момента склейки нахожусь в эригированном состоянии, и нормально. Отлично себя чувствую, не кидаюсь ведь ни на кого, да и как-то не хочу. Это ж надо напрягаться, совершать действия, телодвижения.
– Это у нашего поколения вошло в норму, и практически не встретишь озабоченных. Оттого, что лень вошла в норму, и лениться приятно. Собственно, зачем напрягаться? Секс стал не нужен. Это же растрата энергии, а потом, бывает, и по чувствам бьёт, – рассуждает София. – Раньше было по-другому, историю, вон, почитайте и кучу романов прошлого века. Всё было завязано на сексе. Это было единственным удовольствием, которое можно было получить бесплатно. Было удобно для бедных, а для богатых и среднего класса с массой бессознательных инстинктов это было и осталось компенсацией той или иной ущербности. Типа «быть нужным», «чувствовать себя достойным», «сильным», «любимым», уйти от чувства отчуждённости путём единения с другим человеком в сексе. Когда сами себе не могут этого дать, логично, что берут из внешнего мира. Сейчас уже есть сдвиг, и люди не зациклены на сексе. Они уходят больше в интеллект и в эмоции.
– Ну, не знаю, о каком сдвиге ты говоришь, – успокоившись от слёз, бубнит Мария. – Мне кажется, что кругом одни озабоченные, и меня все хотят.
– Тебе так кажется? – мягко спрашивает Оливер. – Возможно, в тебе самой есть что-то такое, о чём ты не знаешь, и ты притягиваешь ситуации и людей, чтобы пережить то, что внутри тебя.
– Не понимаю, о чём ты говоришь, – защищается Мария. – Значит, я сама являюсь источником проблем, которые меня окружают?
– Ну да, что-то вроде, – спокойно отвечает Оливер. – Может, это сложно воспринять и понять, но мы сами являемся создателями, творцами своей жизни и того, что с нами происходит. Нет никакой судьбы. Всё это отмазка для ленивых и безответственных людей.
– Да, и я согласна с тобой, – говорит София, утвердительно кивая и глядя на Оливера. – В большей части окружающий нас мир – чистая проекция нас самих. Вот даже, почему мы здесь все оказались и все склеились? Может, это мир, вселенная, устав объяснять людям о необходимости духовного развития, уже буквально склеивает людей? Сначала страдает психологический, духовный уровень, а потом психосоматика и болезни разные. Так идёт развитие аномалий.
– Именно так, – подхватывает Оливер. – Но я бы не ограничивался лишь духовным развитием. В любом случае нужен баланс, интеграция. Представьте, разовьётся личность лишь в духовной сфере и улетит в нирване на небеса, а приземлять кто будет? У человека есть чисто биологические потребности, и забывать об их удовлетворении, на мой взгляд, нельзя.
– Возможно, здесь есть правда, – вторит рыжий.
Сандра, Мария и Мигель просто молчат. Внезапно Динара дёргается, у неё начинаются судороги, её всю трясёт. Буквально за полминуты её скрючивает, потом расслабляет, потом опять скрючивает в судорогах и опять расслабляет. Она издаёт громкий выдох и замирает. Все в шоке смотрят на неё, не решаясь что-либо предпринять. Оливер первый выходит из ступора, подходит к Динаре и пытается нащупать ей пульс.
– Она умерла, – констатирует он.
– Ах, – охает Мигель. – Как же так?
– Чёрт, что же мы будем делать с трупом? – цинично произносит рыжий, за что получает осуждающие взгляды от Сандры, Марии и Софии.
Ужасное зловоние заполняет комнату. Это испускает газы Динара. Видимо, её сфинктер расслабился, и кал выходит наружу. Кажется, что фекалии лезут отовсюду, изо всех щелей.
– Сколько же в ней говна, и она держала его в себе! Чёрт, и теперь нам страдать от этого, – ещё более злобно произносит рыжий.
– Замолчал бы ты, – внезапно смелеет Мигель. – Она умерла. Имей почтение к смерти другого человека, неважно, каким он был. Ты не знаешь, как ты умрёшь, вот и помолчи.
Лицо Сандры искажается гримасой отвращения. Она оглядывается на то место, где к ней прилипла рука Динары, поднимает глаза, полные страха, в лице ни кровинки.
– Что же теперь делать? – в ужасе спрашивает она, едва шевеля побелевшими губами.
– Это ужасно, надо пережить. Я была прилеплена к трупу около шести часов. Не очень приятное ощущение, – вспоминает София.
– Проблема в том, что здесь у нас нет хирургического отделения, и нам придётся самим проводить операцию по разъединению, – Оливер оглядывается на обеденный стол в поисках острых предметов, но ничего не найдя, разочарованно качает головой. – Да, глупая была идея. Этот Макс, конечно, из колюще-режущих предметов ничего здесь не оставил.
– Придётся зубами, – говорит рыжий и смеётся истерическим смехом.
– Ужас, – фыркает Сандра.
– Не знаю, как ты запоёшь на второй день. Я даже не представляю, на сколько тебя хватит. Ты ближайшая склеенная с Динарой.
– Ещё я, не забывайте, – говорит Мигель, ощутивший свободу слова после смерти своей подруги.
– Ну, ты привыкший, надо полагать, раз жил с этим монстром, – съязвил рыжий.
Мигель молчит. Что он может сказать, когда рыжий прав? Он всегда находится под каблуком у кого-либо, всегда кто-то его подавляет, и он подчиняется. Он не в состоянии принимать самостоятельные решения, и нужен кто-то, чтобы управлял им. Конечно, он уже привык и не представляет, как можно жить по-другому, свободно. Когда он свободен, он плохо себя чувствует, ему даже дышать сложно. Он лишается опоры под ногами, и ему очень страшно.
– Прекрати, – осуждающим взглядом София прерывает нападки рыжего. – У всех у нас свои проблемы, поэтому мы здесь и собрались. Кстати, ты ещё не рассказывал свою историю.
– И ты тоже не рассказывала, – огрызается рыжий.
– Ладно, хватит вам. Надо думать, как будем отделяться от трупа, – вмешивается Мария. – И где же Макс? Он сейчас как никогда нужен.
– Не волнуйся, скоро появится ваш красавчик, – ревниво произносит рыжий.
Оливер сидит, подперев голову рукой и думает. Ничего не приходит в голову, он как будто в ступоре. Ангелина, наверное, уже волнуется. Интересно, трейдеры заметили, что он не выходит в сеть? Конечно, заметили. И он надеется, что скоро прибудет помощь. Хотя вряд ли. Трейдерам надо убедиться, что он в опасности, потом выехать из Нью-Йорка в Москву, перелететь в Питер. На это уйдёт как минимум двенадцать часов. А если из-за непогоды или высокой амплитуды колебаний Земли и океана поезд не подадут вовремя, то и больше. Да и вообще, что это он вообразил, что его приедут спасать? Откуда такая уверенность? Остальные продолжают препираться, и он краем уха слышит этот бесполезный трёп. Лишь София не участвует в перепалке, она, как заворожённая, смотрит на Оливера. Отвлекает его включение экранов и появление Макса.
