Мария не ожидает вопросов к ней, тем более такого. И она задумывается, опускает голову.
– Не надо долго думать, это не экзамен, – почти раздражённо говорит Макс.
– Э-э-э, ну, мммм. В этой ситуации или вообще? – после долгого, почти с минуту, раздумья и мычания, отвечает Мария.
– Будем брать данную ситуацию. Группа – это маленький микрокосм семьи и очень хорошо отражает проекции и проблемные зоны. Мы же знаем, что всё начинается с семьи и с детства.
Мария внезапно заливается густой краской и молчит.
– Ты покраснела. Что с тобой происходит? Что ты сейчас чувствуешь?
– Сейчас мне очень стыдно.
– За что? За свои мысли? Их никто не видит, можно не стыдиться. Лучше скажи, выскажи их, и тебе станет лучше. Даже если придётся переступить через себя, преломляй своё сопротивление.
– Ну, хорошо, – кажется, Мария смелеет. – Я надеюсь на то, что всё это закончится, я отклеюсь. Что ты подобреешь и…
Мария тормозит на полуслове и ещё гуще заливается краской. Макс наклоняет голову и выжидательно смотрит на девушку. Хоть она и выглядит бесформенной грудой мяса, но ведь женщина. И лицо привлекательное.
– И что? – подталкивает её к ответу Макс.
– И… захочешь меня потрогать, пощупать и… может быть, и большего захочешь.
– Как твой отчим? Ты надеешься на это? Мне показалось, что ты его ненавидишь.
– Да, то есть я его ненавижу. Но почему-то всегда оказываюсь в схожих ситуациях. Как будто я сама этого хочу и уже действую по инерции. Но иногда разум и сознание меня останавливают, как когда ты бил плёткой, потому что меня никогда раньше не били. Ой, не знаю, что я такое говорю?! Полный бред. Слова сами вылезли из меня. Всё запуталось как-то.
– Подсознательно ты привыкла к такому сценарию. Если твой отчим щупал тебя постоянно, ты к этому привыкла и бессознательно ожидаешь того же, притягиваешь такие ситуации, чтобы снова и снова это пережить.
– Что, значит, мне это нравится? – опять краснеет Мария.
– Нет. В тот момент ты испытывала эмоции, когда тебя щупал отчим. Ещё раз озвучь, что ты чувствовала тогда?
– Ну, сначала стыд, потом гордость, что я желанна отцом, всё равно он был для меня отцом. И что я лучше мамы, ведь он меня хочет, а её обманывает. Было чувство тайны. Ещё мне было обидно, и я чувствовала себя очень беззащитной и беспомощной, – Мария с трудом дышит, очень громко и прерывисто, сидит вся пурпурно-красная, с опущенной головой, и вот уже слёзы начинают капать. – Я так долго держала это в себе и никому не рассказывала об этом, что сейчас не могу этого выдержать, – она опускает голову на колени, и закрывает лицо свободной рукой, всё её тело сотрясается от рыданий.
Все молча смотрят на Марию, кто-то опускает голову и погружается в свои мысли, кто-то тоже начинает плакать. София понимает, что из женщин они остались вдвоём, и плачет из солидарности, и ещё оттого, что вспоминает свою боль, постоянные унижения и пренебрежение со стороны родителей. Мигель тоже плачет. В нём, как ни в ком другом, откликаются чувства и переживания Марии. Мало того, что он склеен с ней, она своим рассказом разбередила его чувства, глубоко похороненные с детства. Рыжий сидит с тупым отстранённым видом, и кажется, он не в этом мире и пространстве. Макс сидит на стуле напротив всех и молчит. И спасибо ему за это.
Оливер как будто роняет карандаш, который крутил в руке. На самом деле он специально бросил его в сторону Макса. Ему необходимо кое-что проверить. Он спускается с дивана, становится на четвереньки, увлекая за своим бедром Софию, и тянется за карандашом. В это время он находится почти вплотную к Максу. Но когда протягивает руку к ноге Макса, возле которой лежит карандаш, слабый разряд отбрасывает его назад. Это он и хотел проверить. Теперь ясно, Макс в защитном костюме.
– Хотел проверить? – прерывает рыдания Марии Макс. – Да, я защищен. Мне до сих пор непонятно, как ты пришёл сюда без защиты. На что рассчитывал?
Оливер молча отползает обратно к дивану. Макс подталкивает карандаш к нему. Да, со стороны Оливера было безрассудно не надеть защитный костюм. Он был так уверен, что проработал все свои подавленные эмоции, паттерны и прочую хрень, и что никто к нему не приклеится. И потом, он привык, что на Микзе всё спокойно. Ах, уж, эта его самонадеянность! Вот и вышла боком. Этот костюм защитил бы его от лазера Макса, и сейчас бы он здесь, наверняка, не сидел, и всё сложилось бы по-другому. Но раз он здесь и сейчас оказался в этой комнате и в этой компании, значит, ему это зачем-то нужно. Что-то он должен прожить в своей жизни, что-то, ещё не прожитое и не проработанное. Ведь если он такой почти идеально проработанный и осознающий себя человек, какого чёрта умерла его жена? По законам галактики этого не должно было произойти. Не должно было? Вот здесь он всегда впадал в ступор и не знал, что делать.
Сейчас он винит себя в ошибке, что не защитился. Этот костюм, созданный из нанонитей, покруче защитного колпака, хотя и колпак тоже неплох. То, что никто не приклеился бы, гарантировано. Но костюм более дорогой, он может менять свою текстуру, цвет и фасон в зависимости от того, что чувствует его обладатель. И самое главное, он, при желании, может создавать биополе на расстоянии пятидесяти сантиметров от обладателя костюма, которое не пропускает инородные частицы и другое вторжение. Нет, сейчас Оливер чувствует себя явным самоубийцей. Что-то явно не так в его жизни. Да, никто не совершенен. И глупо надеяться, что всё проработано, и что он почти идеален. Нет, до этого ещё далеко. Вот и эта ситуация демонстрирует наличие у него психологических проблем.
От этих мыслей под громкий плач Марии его отвлекает внезапная тишина, её нарушают лишь всхлипывания. Мигель чешет спину рядом с местом склеивания. Потом начинает отдирать остатки мяса Сандры от кисти. То, что осталось прилепленным, теперь легко отделяется, как мёртвая ткань. Он сидит в стороне от рыжего. Боится снова кого-то приклеить. Он единственный, кто умудрился приклеить троих и двоих из них потерять всего за несколько дней. Странно, почему они умирают? Эта мысль полностью завладела ним. Почему такое происходит именно с ним?
– Мигель, а ты не думаешь, почему твои партнёрши умирают или бросают тебя? – как будто прочитав его мысли, спрашивает Макс, переключая своё внимание с Марии на ближайшего к ней Мигеля. – Ведь тебя бросила первая жена, потом Динара и Сандра умерли. Что происходит в твоём пространстве? Не задумывался?
– Вот, задумался. Как раз сейчас, – тихо отвечает Мигель.
– По такому сценарию следующая должна умереть Мария, – злорадно вставляет рыжий.
– Мне всё равно, – печально отвечает девушка. – Я уже хочу умереть, надоело вот так мучиться и страдать, – она чешет свою правую руку, которой приклеена к Мигелю.
– Не надо так думать и говорить, Мария, – ласково произносит София. – Надо бороться до последнего, пока живёшь.
– У меня нет больше сил, – подавленно отвечает Мария. – Я вся выжата, как лимон, и опустошена.
