22 число месяца ундецимуса, 1218 год от Пришествия Света Истинного
Пегая имрийская лошадка тряхнула головой — крошечные колокольчики на концах заплетенной в косички гривы отозвались мелодичным звяканьем. Ступала лошадка медленно, словно понимая, что седок еще юн и неопытен, и толстые ноги, окаймленные у копыт пышной шерстяной щеткой, несли такое же толстенькое и приземистое тело с уморительной важностью. Светловолосый мальчик лет пяти, одетый в алую шерстяную камизу, зеленые шоссы и кавалерийские сапожки, гордо оглянулся на герцога и стоящего рядом с ним Домициана, слишком сильно натянув один повод. Удила выехали изо рта лошади, тут же скрутившей голову набок, и пока мальчик ловил упавший повод, лошадь нервно замотала головой, попятилась.
— Не отвлекайся, сын мой, — напомнил Альбан с улыбкой. — Опусти пятку и следи за руками. Не тяни повод слишком сильно и не поднимай руки — ты дергаешь лошадь и сбиваешь ее с хода.
Кивнув, мальчик удобнее перехватил поводья, направляя имрийку по кругу у стены внутреннего двора.
— "В детях род свой продолжишь, ими будешь спокоен и славен". Не так ли говорится в Книге Истины, ваше светлейшество? — спросил Альбан, не переставая наблюдать за сыном.
— Истинно так, ваша блистательность, — подтвердил Домициан, кутаясь в толстый плащ и думая, что чадолюбивость герцога могла бы подсказать ему учить верховой езде столь юного мальчика днем, ближе к полудню, когда солнце, хоть и по-осеннему неяркое, все-таки наполнит воздух благодатью тепла. — Сказано в книге книг: «От крепкого корня возвышается могучий ствол, от него же исходит ветвь славная, листвой украшенная и плодами отягощенная.» Отрадно смотреть на отеческую любовь и сыновнее послушание, поистине отрадно.
Лошадка, сделав круг по двору, приближалась к ним с другой стороны, звонко цокая подковами по каменным плитам, и герцог кивнул, то ли соглашаясь с Домицианом, то ли думая о чем-то своем. Домициан же не мог отогнать давно тревожащую мысль, что династия гаснет: маленький Аквилий — единственный законный отпрыск королевского рода по мужской линии. И случись с ним да хоть простуда, что так часто губит детей... Впрочем, герцога, кажется, не тревожит такая возможность.
— Пока достаточно, мальчик мой, — ласково сказал Альбан, когда раскрасневшийся юный принц подъехал ближе, глянув на незнакомца рядом с отцом любопытными голубыми глазенками. — Продолжишь после обеденных занятий с наставником. И помни про равновесие и мягкость рук: лошадь и народ требуют руки спокойной и уверенной — это свойство истинного правителя.
— Вы учите столь юное дитя, ваша блистательность? — вежливо удивился Домициан, пряча ладони в рукава плаща. — Что может усвоить незрелый разум из книжной премудрости?
— Чтобы созреть, разуму необходимо питание, как дереву — вода, земля и солнце. Я велел наставникам читать ему избранные места из Книги Истины и хроник нашего рода. Те, что может понять и усвоить его детский разум. Но вижу, вы замерзли, ваше светлейшество? Прекрасно слушать на рассвете пение птиц, оставшихся с нами зимовать, но в эту пору мало кто может оценить его по достоинству. Впрочем, верность вообще редко ценят, и не только у птиц... Позвольте проводить вас туда, где теплее. Аквилий, попроси у светлого отца благословения.
— Благословите, отче, — ясным звонким голосом откликнулся мальчик, опускаясь на одно колено перед Домицианом.
— Да озарит тебя Свет Истинный, дитя. Ступай с благодатью…
Пока наставник уводил принца, Домициан смотрел на светлые вихры все время оглядывающегося мальчика и думал, что Альбан ничего не делает зря. Чадолюбия и отцовской гордости в увиденной сцене было ровно столько, чтобы не затмить главного. Ему, архиепископу Арморики и главе Светлой епархиальной церкви, показали будущего наследника королевства, здорового и умного мальчика. Мальчика, которого уже сейчас торопятся воспитывать по-королевски: в уважении к слову Церкви и истории своего рода.
Следуя за Альбаном, стремительно шагающим по длинной анфиладе дворцовых покоев, Домициан с сожалением думал, что вся мощь королевского семейного древа ушла в младшую ветвь, минуя злосчастного Ираклия, по воле Света Истинного обделенного как здоровьем, так и потомством, способным наследовать трон. Первая супруга подарила королю двух некрасивых и худосочных дочерей — копию отца, вторая и вовсе дважды скинула дитя, а третьей попытки дать королевству наследника не перенесла, уйдя к свету вместе с ребенком. Альбан же, хоть и имеет всего одного законного сына, пышет здоровьем и плодородием, чему доказательство несколько известных церкви бастардов герцога. Увы, старшего сына Альбана, двадцатилетнего красавца и силача, год назад запорол вепрь на охоте в отцовских лесах. Второго унесла чума пару месяцев назад… Вряд ли жена герцога сможет еще раз родить, но ничто не мешает герцогу признать кого-то из бастардов на случай, если Свет Истинный будет немилостив и к последнему отпрыску королевского древа. Тем более что связями с простолюдинками герцог не грешил, и все его бастарды от женщин благородного происхождения.
Войдя за герцогом в натопленный кабинет, Домициан с удовольствием встал ближе к очагу, не стесняясь собственной слабости: всем известно, что его здоровье подорвано трудами во славу Церкви.
— Мои извинения, светлый отец. Сейчас принесут горячего вина…
Альбан опустился в кресло за широким столом, дернул шнурок: похоже, в Стамасс еще не дошла мода на замысловатые устройства для вызова прислуги, столь полюбившиеся столичной знати. Или просто знать здесь следует примеру герцога, что всегда неприязненно относился к утонченной роскоши того же Молля или Теренции, не говоря уж о Светлом городе. Ах, Светлый город, он подобен солнцу, освещающему весь известный людям мир. Однако солнце не только греет, но и опаляет…
— Ничего страшного, — добродушно отозвался Домициан. — То, что подходит для ребенка благородной крови, не повредит и мне, скромному служителю Света. Вернувшись в столицу, я прикажу переписать для вашего наследника несколько подходящих книг и пришлю их, когда работа будет окончена. Если, разумеется, к тому времени вы с юным Аквилием сами не окажете мне честь посещением в епархиальной обители…
— Я не тороплюсь в столицу, светлый отец, — спокойно сказал Альбан, откидываясь на спинку высокого стула, напомнившего Домициану массивностью и искусной резьбой по драгоценному красному дереву королевское кресло в Высоком Совете.
— Понимаю, — вздохнул Домициан. — Что может быть приятнее и благочестивее жизни вдали от столичных искушений и тревог? Стамасс — прекрасный город, и я искренне восхищен тем, как он процветает под вашим управлением. Не удивительно, что вас не манит блеск столицы, ведь мудрый довольствуется тем, что дано ему Светом, и не просит о большем.
Он повернулся к очагу другим боком, наслаждаясь теплом. Глянул, все так же благодушно улыбаясь, на любезно-непроницаемое лицо Альбана. У Ираклия единственный брат, это верно. Но старшая принцесса Аурелия уже помолвлена с Олавом, вторым сыном великого конунга Аугдольва. Северянин на троне королевства? Пусть другие брезгливо морщатся от этой мысли или смеются над нею. Домициан знает и помнит, что Великий Дом Аугдольва ревностен в делах Церкви, как немногие из новообращенных. Тем ценнее эта вера, тем больше милости оказывает Престол Пастыря великому конунгу и его семье. Северянин на троне — это струя свежей крови в соки родословного древа и полки северных варваров на службе королевства и церкви… Домициан отошел от очага, опустился в кресло напротив герцога, взял кубок с вином, принесенный сразу же покинувшим кабинет слугой. Вдохнул дивный аромат пряностей: корица, гвоздика, чуть-чуть мускатного ореха, что-то еще… Вино греет тело и увеселяет душу. И глупо же думать, что здесь, в средоточии власти герцога, под его защитой… Отпив крошечный глоток — скорее, просто смочив губы, Домициан поставил вино на стол, обхватив приятно горячий кубок ладонями, поднял взгляд на герцога, спокойно потягивающего из своего кубка. Уронил с подчеркнутым сожалением:
