— Значит, ты берёшь досье из камеры хранения, потом встречаешься в Питере с Алпатовым. Если наш последний информатор жив, конечно. Допустим, ты это сделала. Что дальше?
— Снимаю несколько копий — для российских спецслужб, для Интерпола, для прессы, наконец. Ну, и про запас несколько экземпляров оставлю.
Сибилла говорила задумчиво, спокойно, будто решая, какие продукты купить к ужину.
— Что касается здешних «кремлёвских башен», то нужно в каждую представить досье. Если одни захотят прикрыть этих генералов, другие, понадеемся, не позволят это сделать. Они ведь грызутся между собой, как бойцовые псы. Обязательно данные должны пойти в Интернет и стать достоянием широкой общественности. Кстати, не забывай, что этот год у вас предвыборный, и потому всё в ход пойдёт!
Сибилла соскочила с тахты, несколько раз вдохнула и выдохнула по системе йогов. Ещё тогда, в Латвии, она хотела приобщить к учению и Лёву с Артуром, но не преуспела в этом.
— Отдай мне всё, что у тебя есть, и будь спокоен. — Сибилла взлохматила его волосы и легонько щёлкнула по носу.
— А дочерей ты видела уже? — Артур отдал ей конверт с дискетой и жетон от камеры хранения. — Может быть, поездку на завтра отложишь?
— Нет, я их ещё не видела. Но знаю, что с ними всё в порядке.
Сибиллу, как показалось Тураеву, этот вопрос явно раздосадовал. Она и о Стефане почти не вспоминала — хлопотала, укладывая пакетики во внутренние карманы своей красной лакированной куртки.
— Артур, мне лучше пока не раскрывать себя, как бы ни тянуло к детям. Чем я помогу Стефану, если поддамся ненужным эмоциям? Пусть думают, что меня нет в Москве. Документы у меня на другое имя. Сейчас перед тобой гражданка Финляндии по имени Виолетта. Так мне легче будет пересечь границу после завершения дел в Петербурге. Только ты ни в чём себя не вини. О мёртвых плохо не говорят, но Лёва сильно обидел тебя тогда, в девяносто третьем. Я долго страдала, вспоминая нашу с ним свадьбу. И он тоже мучился, поверь. Ведь ты на заправке мог отказаться, не взять дискету! Отсидев не так давно в тюрьме, едва не погибнув в зоне самой страшной смертью, ты снова пошёл напролом, не имея при этом никакой выгоды. Ты мог сказать: «Какое мне дело?». Но ты так не сказал, и тем невероятно осложнил свою жизнь. Это так не характерно для здешнего человека — переживать за друга, за страну, за честь своих бывших коллег! И, самое главное, совершенно бесплатно! Но я заплачу тебе — только не деньгами. Я просто тоже сделаю всё, что могу. А могу я немало, поверь. Мысли о муже и сыне помогут мне в борьбе.
Тураев никак не мог разжать объятия, чтобы не потерять эту женщину навсегда. И не находил слов для выражения обуревавших его чувств — очень разных, но одинаково сильных. Услышав, что Сибилла снова напомнила о Стефане, он в который раз представил, как перед отъездом в Кузьминский парк прощался с её ребёнком. Её плотью и кровью, её первенцем, её надеждой…
— Я успел полюбить Стефана, а он… — Тураев не знал, стоит ли сейчас говорить об этом, и всё же решил сказать. — Он попросил разрешения называть меня отцом. Может, я неправильно поступил, когда позволил. А ведь про родного его папу и я ничего не знаю, и он тоже…
Сибилла резко откинула голову назад, внимательно взглянула в глаза обнимающего её мужчины — одного из многих, но единственного, кого почтил своим доверием Стефан. Значит, сумел Артур тронуть молодое, но уже очерствевшее от одиночества и непонимания сердце сына. Расположил к себе того, кто, казалось, не ведал ни страха, ни стыда. Лёва очень хотел, чтобы Стефан обратился к нему именно так, но не дождался.
— Пускай… Его отец погиб почти одновременно с Лёвой. Так получилось, к сожалению, — прошептала Сибилла, замерев, зажмурившись и пытаясь совладать со слезами, только сейчас непозволительно близко поступившими к глазам. Эта железная женщина улыбалась грустно и мягко, очень по-матерински. — Ты прав — Стефана нельзя не полюбить. Это самый хороший мальчик не свете, и я так скучала по нему!
В следующий миг она стала прежней — сухой и непроницаемой, как стена. Артур недоумённо разжал руки — обнимать камень он не мог.
— Мы беседуем уже три часа, а до самолёта остаётся всё меньше времени. Поэтому сейчас я побежала. Кто знает, что ожидает меня на вокзале? Но понадеемся на лучшее!
Артур подумал, что в Питере, наверное, тоже организована слежка. Но Сибилла по роду своих занятий должна знать, как вести себя в подобных случаях. И не ему, неудачливому менту в прошлом, а ныне уже уволенному с АЗС рабочему, учить профессиональную разведчицу.
— Ты бы хоть поела на дорожку, — просительно сказал Тураев, помогая Сибилле надеть куртку.
— Некогда, да и не хочется, прямо скажем. Я могу неделями не есть — это очень помогает в работе. Да и последствия лихорадки дают о себе знать. — Сибилла поправила воротник спортивной куртки Артура, добавила мягко: — Если будет нужно, я найду пропитание. До встречи! — И три раза стукнула кулаком по двери.
— До встречи! — шепнул Тураев.
Кроме того, он ухитрился поцеловать Сибиллу в душистую бархатную щёчку, потому что второпях не дотянулся до губ.
Дверь отворилась, и гостья красной змейкой скользнула в неширокую щель, оставив Тураева неподвижным, опустошённым и вновь влюблённым. Вот так же Сибилла, торопливо одевшись и позволив застегнуть ей сапоги, выбегала в коридор отеля «Украина», и с этого момента Артур начинал считать дни до новой встречи.
Но сегодня всё было иначе — хотя бы потому, что он не мог выйти следом, сесть в свой джип и рвануть в ресторан, чтобы скоротать время. Но его теперь не тяготили силком навязанные узы Гименея, в тот год помешавшие их с Сибиллой счастью. И потому, сидя в подполье, как в плену, Артур наконец-то ощутил себя по-настоящему свободным…
Высокая тонкая брюнетка в красной куртке ужасно торопилась на отходящий через десять минут волгоградский поезд. Она то и дело роняла паспорт, брелок с ключами, жетон от ячейки, сопровождая всё это приглушёнными ругательствами. Потом, смущённо улыбаясь, она объяснила служащему, что накануне очень хорошо посидела с друзьями. И только, проснувшись уже в сумерках, вспомнила, что билет взят на двадцать третье…
— Бывает, чего там! — лениво сказал толстый мужчина, помогая девушке отыскать нужную дверцу.
Сибилла, тем не менее, заметила его цепкий взгляд из-под припухших, воспалённых век. Схватив коричневый кейс, она радостно улыбнулась.
— Всё, побежала! Может, в последний вагон заскочу!..
Она, сломя голову, бросилась к двери, но на платформу не свернула. Наоборот, смешавшись с толпой, брюнетка в мгновение ока юркнула в метро. Кейс к тому времени она успела спрятать в спортивную сумку с множеством карманов.
На «Комсомольской» она сначала посетила Ярославский вокзал, где некоторое время провела в туалетной кабинке. И вскоре по тротуару шагала усталая светловолосая женщина в голубой курточке-аляске. В камере хранения теперь уже Ленинградского вокзала она оставила свою сумку, уложив в один из кармашков дискету для компьютера, очень похожую на ту, самую первую.
