Брюнет откинулся на спинку кресла, покачивая над мягким тёмным ковром ногой, обутой в безукоризненно новый и очень дорогой ботинок.
Они сидели в гостиной номера «люкс» «Президент-Отеля», из окон которой открывался захватывающий вид на Москву — реку, соборы, дворцы. Но мешала мартовская погода — пасмурное небо снежная круговерть не давали вдоволь налюбоваться столицей. Впрочем, собравшейся подальше от посторонних глаз троице было вовсе не до этого.
— Потому и хватает, что этих преступлений мы не совершали. А то действительно потребовалось бы бросить всю текучку…
Василенко вновь украдкой сплюнул и побоялся, что брюнет расценит это как неуважение к себе. Но тот, похоже, ничего не замечал, и партийный функционер прилежно строчил в блокноте.
— «Красные» и впрямь перешли дорогу «синим», то есть милиция здорово осложнила жизнь преступникам. А Аргент — не тот человек, который легко переживает поражения, да и по-благородному он не сражается.
Василенко не замечал, что говорит о мёртвом, как о живом — так самому ему было худо.
— Я расскажу вам ещё одну чудовищную историю — кроме случая с несчастным мальчиком из Швеции… Посудите сами, можно ли верить утверждениям такого человека? Да и человеком-то его назвать трудно… Даже бандитские понятия для Аргента — пустой звук! Для всех, даже для самых отпетых, существует что-то сакральное или, по крайней мере, запретное, но Аргент позволял себе всё. В том числе он обожал писать доносы на сотрудников милиции, чего не сделает ни один уважающий себя блатной. Таким образом, он сеял в наших рядах недоверие, подозрение, неуверенность в честности и порядочности коллег. Наши ребята начинали таиться друг от друга. Везде им мерещились «оборотни» и «предатели», в присутствии которых нельзя быть откровенными. Наши сотрудники прятали материалы, добытые улики, переставали вслух обсуждать возможные версии. Каждый считал себя единственным «честным ментом» в кольце врагов, и это здорово мешало борьбе с криминалом. Аргент сумел внушить своим врагам, то есть нам, что он силён и вездесущ; а это здорово снижает самооценку. Он не только убивал и грабил, но ещё и обвинял в этом сотрудников МВД, называл их своей «крышей» и обещал в случае опасности «слить» некий компромат. Это он и сделал в конце февраля, когда почувствовал, что на сей раз из Москвы не уедет. Он отправил досье в прессу, и оно вскоре стало достоянием высших эшелонов российской власти. Аргент обещал мне это, и обещание своё исполнил. Я ведь имел с ним контакты — иначе невозможно работать с группировкой. Разумеется, чаще всего мы общались через посредников, но, бывало, встречались и напрямую. Любая война предполагает не только бои, но и переговоры. Так вот, Князь Серебряный не раз и не два обещал мне, что я крепко пожалею о своём усердии…
— Алексей Григорьевич, в высших эшелонах, как вы выражаетесь, тоже не дураки сидят, — успокоил его хорошенький брюнет, — и уж как-нибудь сумеют отличить чёрное от белого. Приём этот не Аргентом выдуман. Он стар, как мир, как все человеческие пороки. Оклеветать своего противника, измазать его в нечистотах, заставить его оправдываться — вот главное, чего добивались интриганы, провокаторы всех времён и народов. Пользуясь тем, что несколько лет назад действительно были разоблачены так называемые «оборотни в погонах», бандиты решили клеить этот ярлык на всех, кто особенно их донимает. И уже от руководства не только вашего Министерства, но и от более высоких должностных лиц зависит, дать или не дать ход этой кляузе. Иначе говоря, поверить или не поверить. Так вот, Алексей Григорьевич, я вас прошу и брату передать, что ни одному слову из этого доноса мы не верим. Ваш брат тяжело заболел — это и их вина! Тех, кто ударил его, как говорится, ниже пояса. Насколько я знаю, Кирилл Григорьевич был дважды тяжело ранен — сначала в Афганистане, потом — работая в милиции. И такой человек, «краповый берет», будет крышевать ОПГ?! Ну, позвольте, и в клевете надо знать меру, иначе она теряет всякий смысл! «Честных ментов» всегда «мочат», — с тонкой усмешкой перешёл на «феню» брюнет. — Но до такого даже бандиты и убийцы не доходили ещё ни разу. Да, вы хотели рассказать ещё одну историю про, к счастью, уже покойного главаря разгромленной вами банды! Я жду, мне очень интересно…
Они сидели в гостиной, а в спальне, в прихожей и в ванной толпились сотрудники служб охраны, не подпускавшие случайного человека даже к входу на этаж. Переговоры глушились не только коврами и портьерами, но ещё и специальной аппаратурой. Каждый, принимающий участие в конфиденциальных переговорах, был уверен, что сказанное не попадёт в прессу, не будет подслушано, записано, выложено в Интернет. Ярко горели люстры, переливалась богатая отделка стен и дверей, а за окнами уже сгущались сумерки. Алексей заметил это и подумал, что расстался с братом уже давно.
Несмотря на неважное самочувствие, старший Василенко радовался, понимая, что, кажется, пронесло. Трудно сказать, так ли в действительности чисты братья с точки зрения руководства. Но если один из самых влиятельных чиновников уполномочен произнести именно эти слова, значит, решение принято в их пользу. Им с Кириллом удалось доказать свою преданность, поставленную в досье под сомнение, и таким образом не рухнуть с карьерной лестницы. Похоже, они даже поднялись — на одну, а то и на две ступени…
Разумеется, многоопытный служака не заблуждался относительно истинного отношения к ним с братом в Министерстве. И, самое главное, в президентской администрации, откуда и прибыл с пышным эскортом этот чернявый красавчик. Но сам факт, что братьев не просто оставили в покое, не попросили со службы, не обратив внимания на компромат, но ещё и должным образом представили обитателям политического Олимпа, говорило о многом.
Ни Аргент, ни Тураев, ни стоящие за ними люди не учли главного обстоятельства. Чем сильнее на власть давили, чем больше предоставляли ей доказательств вины того или иного лица, тем больше вероятности было получить прямо противоположный результат. Казнить или миловать, ронять в грязь или возносить до небес — эти решения принимались строго ограниченным кругом лиц. И не под нажимом прессы или общественности, а исключительно по причинам, известным лишь узкому «кругу посвящённых». Даже доносы писались исключительно «по распоряжению», и самостоятельность здесь не приветствовалась.
Поэтому сейчас братьев должны будут не наказать, а наградить — чтобы не прослыть слабаками. Прислушаться к досье — означало пойти на поводу у бандита, который последней своей выходкой шокировал наряду с простыми москвичами и столичный бомонд. Отрезать язык внуку покойного иностранного дипломата означало выставить Россию на позор. Это пятно не могло быть смыто с Серебровского даже кровью.
Такой — виноватый, опозоренный — Алексей Василенко будет нужен очень многим «небожителям», и его пока предпочтут обелить. Местным газетчикам легко заткнут рот, а западных обвинят в потворстве клеветникам. И народ в итоге узнает, что генералов-патриотов оговорили враги, подкупленные мафиозными структурами. То есть теми, по кому и был нанесён удар.
Ну, а он, Алексей Василенко, немного погодя «сыграет в обратку» с Тураевым. Пострадает и вся недобитая команда бывшего муровца. которая вычислена практически полностью. Он обязательно отомстит за себя и за Кирилла, потому что иначе поступить не может. Пусть только расслабятся, пусть решат, то опасность миновала! И в самый неожиданный момент будут повержены в прах.
