Устав ждать, пока эксперты разродятся, Демид решил провести собственное расследование. Он просмотрел кадры с камер видеонаблюдения и очень быстро понял, что за два дня до того, как заболели отец с дядей, горничная провела в дом постороннего мужчину, которого никто из местной обслуги не знал.
Молодой хозяин затребовал Веру из больницы, где она находилась с симптомами, похожими на симптомы генералов, и сейчас объяснял ей ситуацию. Похоже, гадине удалось отблеваться, но жить она всё равно не будет после того, что совершила. Ей нужно теперь заслужить для себя лёгкую смерть, а предварительно — покаяться…
Они вдвоём находились в кабинете Алексея Григорьевича, где на стене в числе прочих висела икона покровителя политиков и правоохранителей Архангела Михаила. Святой со щитом и огненным мечом пристально смотрел на них из оклада.
— Расскажи, как было, — тусклым, усталым голосом приказал Демид, боком присаживаясь на отцовский стол.
Он плохо представлял, что теперь должен делать с этой бабой, да и со всем хозяйством, неожиданно свалившимся на голову. Отец и дядя были ещё достаточно молодыми, спортивными, здоровыми, обласканными Судьбой. И Демиду в страшном сне не могло присниться, что они один за другим уйдут в мир иной. Даже с сильного перепоя не мог представить Демид Василенко, что его умирающая от рака мать проводит в последний путь отца и дядю, которым, казалось, суждено было жить до ста лет. Но это случилось, и своим глазам приходилось верить.
— Я с очень приятным мужчиной познакомилась, когда домой на выходные уезжала. Солидный такой, порядочный, культурный — ну слова грубого не скажет! Толя его зовут, а фамилия Соловьёв. Я одинокая, дома тоска. Ну, и стала я с ним встречаться…
— Сомневаюсь, что это его настоящее имя. Ну, ладно, не суть… Долго встречались? Когда познакомились?
— Ой, недолго! Пару раз всего, а потом он уехал. Было это на Восьмое марта. Я ещё порадовалась — как подарок мне Бог послал…
— Чёрт его тебе послал, а не Бог!
Демид изнемогал от желания дать оплеуху этой старой дуре. И ещё этакой уродине мужик надобен!
Вера стояла перед иконами на коленях, обливаясь слезами, и тем усиливала бешенство молодого хозяина. Похоже, что рыдала она искренне и смерти генералам не желала. Но какой же надо быть фанерой, чтобы угодить в старую, как мир, ловушку!
— Давай дальше телись, мне некогда. И смотри, не скрывай ничего — на камерах всё осталось!
Демид хотел поскорее разобраться с Верой, а после обдумать последние слова отца, произнесённые уже полузабытьи. Почему-то Демиду казалось, что Алексей Григорьевич стоит рядом и ждёт, когда о нём вспомнят.
— Толя спросил, где я работаю. Не верил, что на Рублёвке. Сам-то он художник, не очень богато живёт. Раньше, говорил, в НИИ работал — распределили после института. Специальность на нравилась — хотелось рисовать. Когда я сказала, что служу в горничных у генерала, он весь загорелся. Покажи да покажи, как они живут?
— Судя по тому, как он ловко прячет фейс от камер, рисовать он может только фальшивые купюры. И Институт вряд ли кончал, зато сидел уже несколько раз. Ты что блатного от фраера отличить не в состоянии? Да если бы он и ангелом был — всё равно не имела права вести его в дом! Для тебя общие правила не писаны? Думала, что он от счастья женится на тебе? Экая партия — горничная генерала! Никогда, ни при каких обстоятельствах в этом доме не должен был появиться посторонний! Да ещё в тот момент, когда отец и дядя уехали на охоту. Хоть пол провались, а они должны были первыми узнать, кто шлялся по дому. Он, козёл, грамотно от камер уворачивался, да и мы не дурные. Поставили ещё несколько штук — в картины, в люстры, в каминные часы. Когда он здесь был? С точностью до минуты!
— Десятого марта вечером. Часов в семь, в восьмом… Точно не помню. Это был последний день праздников. Алексей Григорьевич с братом в Завидово на вертолёте улетели — днём ещё. Я одна здесь была — только охрана на проходной. А он так просил — у меня аж сердце зашлось! Ну, думаю, чего плохого, если Толик одним глазком глянет на гостиную? Я же следила за ним! Он не взял там ничего и не подложил. Прошёлся, полюбовался люстрами и шторами. Похвалил лепку на потолке. Изразцы ему очень понравились… Гладил их, восхищался!
— И как только через охрану привела его?
Демид то и дело смотрел на часы, непонятно куда торопясь. Ведь всё уже кончено, и отцу не поможешь. Впрочем, нужно подумать, как выполнить его последнюю волю, чтобы с чистой совестью вернуться в Куршевель.
— Всю смену вышвырну без разговоров! И пусть ещё радуются, что так отделались!
— Сказала, что сантехник… Что в ванной труба потекла…
— Они что, сантехника штатного не знают? — взвился Демид, представляя, как здорово сейчас на горной лыжной трассе или в уютном ресторанчике при свечах. — И ничего не заподозрили? На слово поверили? А что он рожу шарфом обмотал, отворачивался, не насторожило?
— Так сантехник, Валера, ногу сломал. Он выпивши был Восьмого марта. Они и решили, что новенький пришёл. А что шарфом закрывался — так на улице метель была. — Вера, не вставая с колен, молитвенно сложила руки. — Не гоните мальчиков — они не виноваты! Одна я отвечу. Но Толик никак не мог отравить. Пищи там никакой не было, посуды тоже. Он очень быстро ушёл из гостиной, и я следила за ним, не отрываясь. Боялась, не взял бы чего ценного. А потом стыдно перед ним стало за такие мысли. Он только руки немного погрел, и всё. Но, видно, всё заметил и обиделся, потому что пропал. Я звоню, а у него телефон отключён. И как он смог это сделать, ума не приложу!
— Нет у тебя никакого ума.
Демид включил компьютер, и на мониторе возникло изображение с камер.
— Смотри сюда! Глянь, как он руки грел! Между пальцами у него две какие-то маленькие штуковины были зажаты, и он швырнул их в камин. Видишь, животное?
— Да, действительно… — Вера покачала головой, касаясь кончиками пальцев экрана. — А я, дурёха, и не заметила ничего. Толик спиной всё заслонил…
— Жаль, что я раньше не приехал, не привёл в порядок здешнюю службу безопасности. Каждый день нужно показания с камер снимать! Каждый день! Со всех камер! А они только «бабки» грести даром хотят. Ну, да мало им не покажется, обещаю!
Демид переменил кадры, некоторое время всматривался в лицо «Толи Соловьёва», соображая, можно ли наверняка установить его личность. Потом пнул ногой Веру.
— А для тебя, мразь, сообщаю, что есть такая отрава, которая только в огне действует. По признакам похоже на то, что в основе препарата — ртуть. Больше ничего и не надо — только подбросить в печку. А батя с дядей любили у огонька вечером посидеть…
Демид совсем недавно узнал про такой яд от врача, наблюдавшего братьев Василенко в последние дни их жизни. Но изобразил, будто додумался сам, и особых трудов ему это не стоило. Показания камеры наблюдения с блеском подтвердило догадку медика. Раньше тот работал в криминалистической лаборатории, кроме медицинского, имел и химическое образование. И потому заключениям специалиста приходилось верить.
