Ведь если бы не вовремя посланный на мобильник сигнал тревоги, Артура уничтожили бы эти могущественные генералы. Он, жалкая моська, посмел перейти им дорогу!.. Но случилось так, что сын жив, а в небытие ушли они. И помогла расправиться с ними именно Сибилла, чтобы она, Нора, про неё ни думала…
Мать Артура не позволила бы никому распоряжаться собой, давить на себя, кроме этого вот мальчишки, который один во всём мире имел на это право. Сейчас он плачет, а там, у бандитов, не плакал! Она оказалась сильнее, чем все его палачи. Но не возгордилась, а устыдилась этого.
— Ну, что ты, мой сладкий, разве же я не разрешаю? Да и не имею я права на такое. Артур уже давно вырос, и брак этот у него не первый. У него сын и дочка, о которых тоже нельзя забывать…
«Они не любят его, а я люблю!» — ответил Стефан и, откинувшись на подушку, закрыл глаза.
Нора осторожно, на цыпочках, прокралась к дверям. Там она встретилась с медсестрой, толкающей перед собой накрытую чистейшей белой салфеткой тележку. Больничное утро вступало в свои права, и пришла пора сделать пациенту уколы.
«Да, ты любишь Артура! Ты доказал это, мой милый мальчик, расписавшись собственной кровью…»
Нора спешно, чтобы не заругали, пробежала по коридору до просторного холла, где сейчас никого не было, и присела на диван. Артур обязательно зайдёт за ней, один в Дорохово не уедет. К тому же с ним будет парень — кажется, его Павлом зовут. Пока он ещё не подъехал. Ладно, пусть побудут вдвоём, наворкуются перед разлукой. Нора, наверное, и так надоела им хуже горькой редьки, да ещё и увязалась за сыном в Дорохово.
Нет, двух мужиков отправлять нельзя — забудут, зачем и поехали. Ещё из-за денег придётся поругаться с хозяйкой, а Артуру стыдно будет копейки считать. Зато Нора не даст ей, стерве, даже в малом нажиться. Фиг с маком ей зажать деньги сына, заработанные в жуткой бензиновой вони, с ущербом для здоровья! Лопнуть ей, что ли, жирной свинье? И так вся золотом увешана. Ещё и дочери, и внуку хватит, а в гробу карманов нет…
Нора сидела на диване, тонкая и прямая, в чёрном костюме, с высокой причёской и девичьей густой чёлкой. Только изумрудно-голубые большие глаза с поднятыми к вискам уголками говорили о том, что это — живой человек, а не искусно сделанный манекен. И сверкали в её ушах чёрные бриллиантовые клипсы; светилось гладкое, чистого золота, обручальное кольцо на левой руке.
Вдова думала о покойном муже, который завтра отпраздновал бы свой день рождения. Ему исполнилось бы шестьдесят. Всего шестьдесят — даже до пенсии не дожил! А говорили, что он там, в мэрии, только дурью мается и «бабки» пилит. Наверное, сказались детские потрясения, когда во время венгерских событий его отца повстанцы повесили вниз головой…
Альберт — единственный человек, который любил её и жалел. Он до сих пор часто снился, звал жить к себе в уютный, увитый виноградом домик. Но Нора почему-то никак не могла перейти мостик через прозрачный, как слеза, ручей; и ей было очень стыдно.
Теперь она осталась одна, никому не нужная, но зато мешающая Артуру поселиться в роскошной квартире на Таганке. Нора унаследовала хоромы Говешева, который ради неё отказал всем своим родственникам. Она же собиралась поделить квартиру между двумя сыновьями. Но в ней ещё так много жизни, даже страсти, и потому рано думать о собственном завещании — ещё успеется.
Кто знает, а вдруг ей тоже придётся свадьбу играть? Пройдёт год со дня кончины Альберта, ну, может, несколько лет. А вдруг возьмёт да и попадёт в сердце стрела Амура? Не сидеть же ей с бабками на скамейке и не смотреть целыми днями дебильные сериалы! Немного неудобно, конечно, что Артур теперь всё время будет жить у неё, а не у Ирины, как планировалось. Но со временем и это рассосётся. Самое лучше было бы для них с Сибиллой остаться в Швеции, где у будущей невестки родовая усадьба. Но чего ради сын будет терять площадь в Москве? Вдруг не уживутся, так будет, где голову приклонить.
Правда, Артур — бывший зэк, с непогашенной судимостью. Придётся ещё побегать по инстанциям, чтобы его зарегистрировали у матери. С женой это всегда легче, и Ирина моментально устроила бы все его дела. Но ведь старшенький всегда делает максимум для того, чтобы осложнить свою жизнь. И если бы только свою, а то ведь не жалеет ни родных, ни друзей, ни собственных детей.
Квартиру на Пресне, подаренную родным отцом ещё в девяносто втором году, он уже потерял. Жильё продали на торгах для оплаты компенсаций семьям убитых на яхте бандитов. Особенно настойчивой оказалась вдова охранника Миненкова, уже после гибели мужа родившая четвёртого ребёнка. Да и раненых пришлось лечить за счёт осуждённого. Ладно, что джип удалось отстоять, а то и на него уже покушались судебные приставы.
Младший, Нолик, отдал им свою машину, подешевле, а эту сберёг до возвращения брата из колонии. Только всё, вроде, наладилось, и немного отпустила боль после смерти мужа, а Артур опять вляпался в прескверную историю. Теперь, чего доброго, ему не разрешат поселиться у матери — предлог всегда найдётся. Арнольд против не будет — он брата просто обожает. Нора бы взятку дала, но Артур принципиально запрещал её это делать, чтобы не поощрять коррупцию и не множить зло.
Нора засмотрелась на очень красивый фикус с красными стеблями и двухцветными узорчатыми листьями, стоящий в углу холла. Она уже хотела потихоньку отломить листочек-другой и попробовать прорастить корни. Но вспомнила, что за время долгого пути до Дорохова и обратно, да ещё пока там выяснишь отношения, листочки засохнут.
— Ничего, в следующий раз… Кажется, Артур сюда собирался заехать. Невелика важность — два листочка! Не забыть бы только сказать ему, а то голова становится дырявая!..
Две медсестры устроились наискосок от Норы, на диванчике, и продолжили начатый ранее разговор. Судя по всему, они обсуждали телепередачу, просмотренную накануне.
— Видала вчера, как бандита в Сибири хоронили? Ну, который у нас на Кутузовском разбился? Я вообще… Ну чуть не описалась, честно! Гроб видела какой? Весь в золоте, с подсветкой, со стразами и стереосистемой!
— А система-то зачем? — удивилась другая девушка. — В земле музыку слушать? Пускай ему черти на кочергах в аду сыграют!
— Положение обязывает! Главарям мафии гробы с лифтами полагаются! — тарахтела первая медсестра — рыженькая, в веснушках. — Чтобы приподнимать тело, когда «братва» подойдёт прощаться. Но у этого гроб закрытый был, и там ещё цинк внутри. Труп размозжённый, страшный, да ещё хоронить долго не давали. А вокруг всё переливается, как в ювелирном! Любимый мобильник его, тоже золотой и в «брюликах», в гроб положили. И процессия, которая на несколько километров растянулась, всю дорогу шла по цветам и еловым веткам. Вот так, Сонечка, бандитом нужно было становиться твоему дедушке, а не доктором наук! Ты говорила — еле на крематорий наскребли и на место в колумбарии!
— Это уж точно, — усмехнулась более взрослая сестричка — пухленькая, с мальчишеской стрижкой. — У деда моего два маленьких венка было и три букета по четыре гвоздики. Это у известного-то учёного, физика-ядерщика! А у этого… как его… Аргента, что ли… триста венков несли, а то и больше. Журналисты под конец со счёта сбились. Вот так, Люсенька, жить-то надо!
