— Действительно, колоритно! — согласилась Диана и подула на щекочущий щёку локон. — Дело достаточно сомнительное, если не годятся малолетки и люди с запоминающейся внешностью. Друг объяснил вам, в чём суть? — Диана придвинулась поближе к Егору, заглянула ему в лицо. — Ведь случай на парковке вполне может быть связан с тем походом в ресторан. Допустим. Павел не успел сообщить вам, для чего собирал компанию. Но кто-то мог подумать, что вы уже знаете, и начал охоту. Сначала за той девушкой, как её…
— Люба Жестерова, — подсказал Егор.
— Да-да! Потом вот за вами. Надо бы узнать, как там Полина. — Диана сверилась со своими записями. — Боюсь, что самая главная опасность грозит Павлу Бушуеву. Похоже, он в курсе происходящего. Поскольку вы ни с кем другим случившееся на парковке не связываете, займёмся именно этим направлением. Всё выглядит более чем подозрительно.
— Я, конечно, не исключаю, что они просто с бодуна на меня налетели, — счёл нужным оговориться Зимин. — А потом со страху сбежали. И Любашка та ещё деваха… Могла и выпить больше положенного, и травку покурить, и кольнуться. Я не хочу, чтобы меня шизофреником каким-то сочли, которому везде заговоры мерещатся…
— Параноиком, — мягко поправила Диана. — Нет, что вы! Непременно следует поделиться своими предположениями. Вы только не волнуйтесь, вам вредно. Особенно сейчас, когда организм ещё не отошёл от предыдущего стресса. Постарайтесь успокоиться и заснуть, когда я уйду. Доктор сказал, что пришлёт сестру с уколом… Вот и она — легка на помине!
В палату вошла грудастая женщина лет сорока, тоже в зеленоватом халате и шапочке в тон, из-под которой выбивались короткие мелированные волосы. Ни слова не говоря, она поставила на тумбочку свой контейнер, достала уже приготовленный одноразовый шприц.
Диана деликатно отвернулась, пережидая, пока сестричка уложит больного в нужное положение и введёт в ягодицу лекарство. Потом она, вопросительно взглянув на Диану, достала ещё один шприц и всадила иглу рядом с первым проколом; мазнула кожу ватой со спиртом и торопливо удалилась.
— Ну, вот, сейчас вы заснёте, — прошептала Диана на ухо разомлевшему Егору. — А пока прочтите протокол и подпишите каждую страницу. И обязательно пометьте «С моих слов записано верно». Погодите, я подставлю вам папку — так будет удобнее. Постарайтесь левой рукой всё это изобразить — как получится. Я отметила в протоколе, что правая у вас травмирована. Вам света хватает? Вроде бы, погода солнечная…
— Хватает. Всё нормально, — проговорил Егор, чувствуя, что он то ли засыпает, то ли теряет сознание.
Ему сделали уже много уколов, но даже сразу после аварии он не испугался так, как теперь. Боли не было. Не было уже и чувства реальности. Палата раздвинулась до невероятно больших размеров.
«Здорово меня по башке ударило!» — подумал Егор, не подозревая ни в чём дурном очаровательного следователя и торопливо царапая нужные слова на каждом листе протокола. Что написала Диана, он уже не мог прочитать, даже если бы и захотел. Но Егору было безразлично, что произойдёт дальше — с ним, с женой, с дочкой, с теми ребятами, которые были в ресторане.
Ему казалось, что больничная койка превратилась в огромное белоснежное облако, и они с Дианой плывут на этом облаке по голубой небесной реке. Москва осталась далеко внизу, и сейчас сверкала позолотой церковных куполов, крышами, стёклами, антеннами, отполированными кузовами автомобилей под неярким, но всё же долгожданным январским солнышком.
Теперь Диана была не в брючном костюме и медицинском халате, а в свободной тончайшей тунике, еле-еле держащейся на белых плечах. Она протягивала к Егору свои восхитительные руки и что-то говорила, сверкая зубами. Егору хотелось сграбастать её в объятия и впиться в пухлые капризные губы, за которыми шевелился влажный розовый язычок. Диана говорила, но голос её звучал как бы со стороны, с фиолетовых небес, что раскинулись над плывущими далеко внизу облаками.
И Егор понимал, что с ним говорит Всевышний, принявший дивный образ молодой женщины в тунике, потому что Божьего лика смертный не может видеть. Зимин уже твёрдо знал, что должен говорить одну только правду, иначе с ним обязательно произойдёт что-то страшное, непоправимое, позорное. Он свалится в ад, тьма поглотит его навечно, а тело умрёт на Земле. Егор может спастись, лишь только ответив правдиво, без утайки, без раздумий, на все вопросы Дианы. И тогда он снова увидит родителей, жену, дочку, друзей. Их благополучие, само их существование зависит только от его слов, и Егор их произнесёт…
— Ну, так вспомните, что говорил Павел Бушуев, когда приглашал вас в ресторан и в ночные клубы тем самым вечером. Ведь он не просто так предложил погулять за чужой счёт. Ваш друг всё-таки успел сказать главное, оставив подробности на потом. Вы очень удивились, получив это предложение. Вспомните! И он постарался убедить вас в том, что ничего удивительного на самом деле нет. Соберитесь с мыслями, напрягите память — от этого зависит ваша жизнь! Несколько слов — и вы спасены! Вам всего двадцать семь — это ли годы? Вы просто хотели помочь другу, не представляя, в какую опасную игру он вас вовлекает. Возможно, он и сам этого не знал. Так спасите же его! Спасите тех, кто может пострадать по наивности и неведению! Умоляю вас, Егор, вспомните! — И Диана наклонилась над больным, тяжело дыша.
— Я не подписывался на это, Пашка… — заговорил Зимин сбивчиво, торопливо, будто видя перед собой Бушуева. — Ты сказал, что нужно помочь одному очень хорошему человеку… который спас тебя когда-то. Дело святое, и я согласился. Ты сказал ещё, что за это заплатят, а нужно только один раз смотаться в ближнее Подмосковье и забрать конверт, а потом отдать тебе… Помнишь? И, плюс ко всему, кабак на халяву, причём на Рублёвке. Я тебя спросил, опасно ли это. Ты ответил, что да, работа с риском. Нынче «бабло» даром нашему брату не дают. Я ведь даже не знаю, куда ехать, к кому, когда… А меня уже кончают, и Любку тоже. Ей ведь такая же работа предлагалась, только в Москве. Ты говорил, что мы должны сообща поездить по кабакам, по клубам, чтобы нас увидели и запомнили. Приняли за друзей Стефана, потому что это нужно для дела. Но ты не предупредил, что нас после ресторанов начнут мочить, как кроликов! Ты скажи мне, скажи сейчас, что это за конверты по Москве и области надо собирать! Или ты сам не знаешь?.. Да, «тонна» баксов на дороге не валяется. Я ещё кредит взял, и за машину долг висит. Кто откажется? Я думал, что это наркотики. Якобы Стефан подсел, а от предков скрывает, и сам покупать не хочет. Но ведь я только так подумал, а самом деле ничего не известно. И причём тогда здесь тот мужик, что спас тебя от зоны? Чего молчишь? Я ведь имею право знать, за что рискую! Этот швед, голубая кровь, такую «перхоть», как мы, для грязной работы только и наймёт… Ничего, я не гордый. Тыща баксов… ты ведь за соседним столиком «Под звёздами» с ним о чём-то трепался. Мол, тут нас видели, надо в другое место ехать. А для чего? Чтобы потом нам врезали от души? Падла ты, Пашка, а не кореш, вот что я тебе скажу! Сам бы и ехал за этими пакетами, а посторонних не привлекал… Пашка, когда ты вернёшься, тебе стыдно будет. Подгребай поскорее, а то я не дождусь. Я уехать решил, слышь? Навсегда. Куда, спрашиваешь? Далеко-далеко. Ха, в Штаты! Чего мне там делать? Надоело мне всё, Пашка. Там, куда я собрался, всё время лето и цветы… Только мне душно что-то!.. Как камень на груди лежит. Пашка, зачем положил камень? Скинь сейчас же, козёл! Мне… дышать трудно… Урод ты… Вдыхаю, а не выдохнуть… Худо мне!..
