Когда хозяин пролетал над своими владениями на вертолёте, он любовался жёлто-фиолетовым ковром цветов. И совсем рядом пенилась линия прибоя, трепетали паруса, надувались пузырями тенты над столиками. Там днём и ночью потягивали коктейли длинноногие женщины в откровенных нарядах, с одной из которых, Клэр, генерал неделю назад познакомился. Теперь она наслаждалась «Тропическим дайкири» за мраморным столиком по ту сторону ограды, ожидая. Когда Алексей позовёт её в дом.
А вечером блестящий кабриолет отвезёт их на устричный пир. В прошлый раз Алексей с Клэр дегустировали трюфели. Пленительную картину пиршества дополняли французские вина и южные ночи. Всё это заставило постаревшего на службе генерала по-настоящему вспомнить молодость.
Выкупав высокую грудастую мадемуазель в личном своём бассейне, почтенный господин, хохоча, тащил её нагишом в столовую. Там укладывал на громадное, в рост человека, блюдо, осыпал очищенными грецкими орехами, обкладывал сырыми яйцами. Потом брал в руки нож и вилку и начинал, похаживая вокруг стола, лязгать металлом о металл, как бы намереваясь сожрать Клэр с потрохами. Та закатывала золотистые, в точечку, глаза и притворно верещала, словно умоляя пощадить.
В процессе этой игры генерал разбивал яйца и выпивал их содержимое, закусывая орехами. И в финале кидался на Клэр с такой страстью, будто вчера они не проделывали то же самое. Предвкушая очередную феерию, Алексей собирался заказать пол-литра сметаны, чтобы обмазать это аппетитное упругое тело, которое было совсем рядом, за оградой…
Василенко вспомнил свою худую, коротко остриженную жену Наталью. Она уже три года боролась с раком груди и явно проигрывала. Их сын Демид жил сейчас в Монте-Карло, и Алексею очень не хотелось, чтобы он, неожиданно пожаловав в гости, застал Клэр в шезлонге отца. И его рядом — растрёпанного, с клубничкой во рту, которую он пытается языком затолкать в рот Клэр во время долгого поцелуя. «Лучше ночью, в доме!» — уговаривал сам себя генерал, меряя шагами садовые дорожки и слушая шорох прибоя.
Он так замечтался, что не уловил шума мотора. И даже троекратный сигнал, свидетельствующий о спешном прибытии брата Кирилла, не проник в его распалённое сладострастием сознание. Он представлял, как сегодня натрёт Клэр сметаной — будто цыплёнка перед укладкой на сковороду, — очень тщательно, не пропустив ни одного сантиметра тела. Окончательно отрешившись от реальности, Алексей буквально налетел на идущего по дорожке высокого стройного мужчину в чёрном костюме.
— Лёха, ты чего? Ослеп, никак? — Наедине младший брат так и называл генерала. Между ними пролегло пять лет — не такой уж долгий срок.
Алексей, споткнувшись, поднял голову и лишь сейчас узнал Кирюху. Но его туманный взор прояснился не сразу, а только после того, как, взглянув под тент, он увидел, что Клэр там нет. Красавица была приучена немедленно исчезать всякий раз, когда на вилле появлялся посторонний. Особенно это касалось как раз Демида и Кирилла, которые резко осуждали непристойное поведение родственника.
Наталье и так не сладко, она там корячится над унитазом, когда её рвёт после химиотерапии, стонет от боли, плачет от обиды на жестокую судьбу — ведь ей нет ещё и пятидесяти. А её успешный красивый муж пробавляется со шлюхами, которые и по-русски ничего не понимают!..
— Кирюш, ты же послезавтра обещал приехать!
Братья обменялись рукопожатием. Алексею казалось, что Кирилл насквозь видит его, читает паскудные мысли насчёт Клэр и сметаны. Надо же, внешне они очень похожи, а по характеру совсем разные. Правда, у Кирюхи и жена внешне другая — полненькая блондинка с аквамариновыми глазами и фарфоровой кожей. Брат привёз Хельви Кууперсепп из Таллинна ещё при Союзе. От такой не станешь к шлюхам бегать, даже если ей уже сорок восемь.
— Я и не подготовился никак, поляну не накрыл, — бормотал старший брат виноватым тоном, и Кирилл всё понял.
Значит, где-то прячется блядюшка — не одна, так другая. Похоже, братец офонарел здесь от безделья, пока Кирилл, высунув язык, работал до «досье Вороновича».
— Как дела-то твои? У Натальи был?
— Был. Плохо ей — опять лейкоцитоз упал. Из больницы выписали и вряд ли опять положат. Говорят, в хоспис надо. Моя тоже в клинике, только в нервной. Не помню, сколько переплатил этим уродам, чтобы из депрессии её вытащили! Дочь отравилась, сын застрелился — какая мать выдержит? До недавнего времени Хельви твердила: «Они самоубийцы, и я хочу быть с ними!» А неделю примерно назад ей психотерапевт новый идею подбросил. Дескать, новых надо родить…
— А не поздно ей? — высоко поднял брови Алексей.
— Через суррогатную мать. Я уж на всё готов пойми, лишь бы она о суициде не думала. Кстати, сработало, и Хельви загорелась этой идеей. Я сразу же согласился, чтобы не нервировать её. А она моментально на поправку пошла…
Братья шагали в ногу вдоль длинного берега прямоугольного пруда и щурились даже за тёмными очками — так ярко светило солнце. В вольере соседней виллы орали павлины, и сквозь ограду виднелись их распущенные радужные хвосты.
— Ну и погодка — как в раю! — Кирилл расстегнул пиджак, ослабил, а потом и вовсе скинул галстук. — Поневоле о плохом забудешь хоть на время. — Он присел на пластиковый стул под полосатый тент. — А в Германии — ветер и слякоть. Я даже простудился. Еле нашёл Петруничева — пришлось несколько санаториев объехать. Я немецкий прилично знаю, и то упарился. К тому же, он не так давно снова в реанимацию угодил. Еле его откачали, но заговариваться начал. Родственников то узнаёт, то нет. Я боялся, что он тем более не упомнит, кто у него по Бушуеву работал. Но, к счастью, старик сумел мобилизоваться. Представляешь — божий одуванчик! Раньше был такой представительный, красномордый. А теперь — скелет в пижаме. Ты с первого захода не нашёл его, потому что с ним как раз очередной удар случился…
Кирилл откинулся назад, подставив усталое лицо средиземноморскому солнцу. Ветер трепал его влажные от пота русые волосы, шевелил углы расстёгнутого ворота рубашки, нежно гладил щёки. Алексей не торопил брата, понимая, что тот всё равно поделится радостью. Так оно и вышло.
— Это оперативную игру придумал Артур Тураев. Помнишь, который бандитов на яхте в Питере шлёпнул и отсидел потом?
— Да как же не помнить!
Алексей уже позабыл про Клэр и связанные с нею приятные фантазии. Он мысленно вернулся в Москву, к их делам, связанным с пропавшим «досье Вороновича». Пока следов компромата нащупать не удалось, но это не успокаивало, а только нервировало обоих братьев.
— Тураев, Тураев… Это вообще очень интересная личность. Кстати, пятого января я к нему ребят посылал. Вернее, было так — они в Дорохово зря прокатились, где он в общаге комнату снимает. После УДО на заправке второй год работает. Соседи сказали, мол, к матери в Москву на неделю как минимум уехал. Мои орлы развернулись — и к Норе Мансуровне, вдове Альберта Говешева. При отчиме-то Артур старался маму не навещать. А тут, гляжу, решил проведать старушку…
— Старушку! — хмыкнул Кирилл. — Да она моложе сына выглядит!
