— Я прощаю. — Стефану хотелось, чтобы Вадим наконец-то замолчал. — Прощаю всех, и твою мать тоже. Пусть Бог её судит. Я никого не убивал, я это знаю, и потому ничего не боюсь.
— Всё, идём! — Ермолаев торопился поскорее закончить это дело, отчитаться перед генералами и передать Стефана по назначению.
Он зверски устал и думал только о широкой мягкой постели, где ему было разрешено назавтра понежиться дольше обычного. И ещё о том, что посланная на задержание Артура Тураева группа вернулась ни с чем; и это сильно огорчить покровителей.
Стефан вместе со всеми спустился вниз по лестнице, ещё ни о чём не подозревая и радуясь, что всё так удачно закончилось. Но когда вместо милицейского «козлика» его провели к блестящему чёрному лимузину с тонированными стёклами, он сообразил, что всё самое страшное ещё впереди. Люди такого ранга попусту ночными дворами не шляются. И, значит, он, Стефан Силинг, стоит сейчас слишком дорого для того, чтобы уповать на закон…
«Гелендваген» Артура стоял в пробке на Садовом, неподалёку от Зацепы, и сигнальные огни передних автомобилей еле пробивались сквозь снежную вертящуюся муть. Фары встречного потока светили бледными лунами. И трудно было представить, что где-то совсем рядом здесь дома, люди, вокзалы, станции метро.
В таком месиве невозможно было даже драться и ругаться, как это обычно случилось в глухих заторах. Оставалось лишь ждать, когда стихнет снегопад, и гаишники систематизируют движение. Только вот о том, чтобы вовремя вернуться на смену в Дорохово, не могло быть и речи.
Я не советский,
Я не кадетский,
А я куриный комиссар -
Я не расстреливал,
Я не допрашивал,
Я только зёрнышки клевал!
Артур слушал залихватскую старинную песенку по магнитоле и вспоминал, как под неё же договаривался в гриль-баре с Пашкой Бушуевым о совместной работе. Тот недавно прислал привет, сообщил, что жив-здоров. Прятаться приходилось не «оборотням в погонах», не отморозку Аргенту, а законопослушному Пашке, да ещё малолетней Полине Возыховой, которая, наверное, и таракана раздавить не может.
Теперь, после встречи с Владиславом Пирожинским, Артур окончательно понял, что влез в шестерни адского механизма, где уже не один искатель правды был перемолот в фарш. Влипли они, как тот цыплёнок, увязли, запутались. Теперь придётся освобождаться, продумывая каждое движение, чтобы силки не затянулись ещё туже.
Артур, стараясь погасить неизбежную в этом случае «дорожную ярость», пытался перевести мысли в более приятное русло. На этот случай он всегда имел травяной настой и плитку горького шоколада. Сейчас он устроил себе ланч, отламывая от неё по кусочку и запивая чаем. На Каланчёвке поесть не довелось, а после лыжной прогулки по Кузьминскому парку голод властно заявил о себе.
Как там Стефан, сынок дорогой? Встретился он с «мамкой» или только пока оцениваешь обстановку? Нет, должен уже освободиться, если там ничего не произошло. Обычно передача материалов происходила быстро, почти без слов — проговаривались только пароли. Но там были приличные люди, а здесь — продажная тварь, которой даже собственного тела не жаль, не то что какого-то мальчишку. Такие особой твёрдостью убеждений никогда не отличались, и взять их на понт было легче, чем других. Эта ступенька — наиболее скользкая на лестнице, по которой они уже почти два месяца упрямо, неуклонно поднимаются к цели.
Артур давно уже привык расслабляться в пробках, даже прокрутил на дисках много классических музыкальных произведений, до которых прежде не доходили руки. Бывало, что слушал и «аудиокниги» — то ли давно позабытые, то ли никогда не читаные. В «бардачке» у него копилась целая библиотечка, но сейчас все мысли роились вокруг Стефана, и воспринимать текст было трудно.
Включил попсовую «дорожную» волну, не требующую умственных усилий, и слушал её, глядя на приборную доску. Бывало, что очередной шлягер прерывался, и передавались экстренные сообщения — о чрезвычайных происшествиях или тех же пробках. А потом снова играла бодрая музычка, чтобы водилы не дремали за рулём.
Вокруг гудели клаксоны, демонстрируя нетерпение. Артур понимал, что ему никак не выбраться из затора, и потому надо срочно звонить Ольге Васильевне, извиняться за опоздание и просить замену на несколько часов. В то же время Артур опасался, что его могут вычислить по сигналу мобильника и взять прямо здесь. Старый волк, он нюхом чуял капкан, и готов был в любой момент нырнуть под флажки, лишь только получив условленное предупреждение. И, как всегда, в минуты смертельной опасности, заболел шрам от циркулярной пилы на правом плече. От той пилы, что в зоне едва не снесла ему голову…
Пока всё было спокойно, но в сердце громче и громче звенела, натягиваясь, тонкая невидимая струна. Чувствуя её вибрации, Тураев горько усмехался. Он давно отсидел за прежние грехи, если это можно так назвать, и сейчас старался не совершать даже мелких проступков. Но, в то же время, был вынужден прятаться от настоящих преступников международного масштаба. Те в Туркмении расстреливали таможенников за отличную работу, а в России убивали дипломатов только для того, чтобы сделать у них обыск. Раздавят и их со Стефаном, а после скажут, что так и было. И, самое главное, люди поверят, как давно уже верят в любые дикие сказки…
Сегодня Артур даже не замечал разных жестов и гримас соседей по пробке, на которые давно уже привык не реагировать. Прикрыв глаза и откинувшись на спинку сидения, он думал, что пока ошибок не совершил. Перепрятывал кейс из ячейки в ячейку, оставлял «обманки». Наверное, не нужно было показывать главный жетон Стефану. Тот мог забыть номер или, что ещё хуже, назвать его заинтересованным лицам.
Стольких людей переехал этот каток, не считаясь ни с полом, ни с возрастом, ни с гражданством, что и мальчишку вряд ли пожалеют. Но не пустить Стефана на Каширку Артур не мог. Нужно было быстрее заканчивать эти встречи, чтобы размножить досье и направить по указанным Вороновичем адресам. Пусть Лёвка спит спокойно на Востряковском кладбище, но ради этого ещё многое предстоит сделать. И, главное, добраться до того дома, где можно остаться на ночлег.
Красные огни стоящих впереди машин вздрогнули и поплыли в снежную круговерть. Артур окончательно проснулся, сел прямо, радуясь возможности продвинуться ещё немного по Зацепскому валу. И вдруг услышал, даже скорее почувствовал, что его мобильник подаёт сигнал. В шуме, рёве и грохоте трудно было уловить слабое попискивание «трубы», принявшей сообщение.
Управляя одной рукой и досадуя на врезавшийся в плечо ремень безопасности, Тураев взял трубку, разблокировал клавиатуру, нажал «Показ» и вздрогнул. На голубом табло высветились чёткие чёрные буквы: «Уезжаю. Бэби». Снова остановившись и схватив сигареты с зажигалкой, Артур тут же отправил ответное послание, подтверждавшее получение сигнала тревоги. Сердце его бурно затопило чем-то тёплым, добрым, родным.
— Сынок… — пробормотал Тураев, изнемогая от желания оказаться рядом со Стефаном, обнять его, прижать к себе, заслонить своим телом от всех напастей. И в то же время он знал, что это невозможно.
