— Про Азибаева что можете сказать? Вы здесь часто виделись?
— Нет. Он был ди-джеем и механиком на дискотеке, а не вожатым. Так что у меня не было необходимости много с ним общаться. Восьмилетки дискотеку ещё не посещают.
Алиса заметила, что Суслопарова кивает почти после каждого её слова, но ничего не записывает. Писать нечего, это верно. Но протокол составлять всё равно придётся.
— Я тоже — не фанатка танцев. Люция просто обожала прыгать там, потому и общалась с Вованом… извините, с Азибаевым. Разумеется, мы здоровались, перебрасывались фразами, вместе сидели в столовой. Бывало, даже в сокс играли. На концертах встречались… Ну, всё в таком роде. А так про Азибаева я ничего не знаю. Он никогда не говорил о своей семье, а я не спрашивала. Люция упоминала свою маму и её нынешнего мужа. Но ничего интересного я сообщить не могу…
— Понятно! — Суслопарова не смогла сдержать разочарованный вздох, легонько постучала пальцами по столу. — Не видела, не знала, не догадывалась… Понимаю, Алиса, что вы не желаете говорить на столь деликатные темы. И всё же — какие отношения были между Бражниковой и Азибаевым? Вы же нее можете ничего не знать! Не затыкаете же вы уши, когда вокруг судачат!
— Конечно, не затыкаю! Вроде у них была любовь. Люция вообще мальчиков обожала. Разумеется, свечку я им не держала… Во всяком случае, оба вели достаточно весёлую жизнь.
— Азибаев Бражниковой когда-нибудь угрожал? — задала прямой вопрос Суслопарова. — Если, например, не ответит взаимностью или изменит, он её убьёт… Азибаев Бражникову ревновал? Она же многим авансы раздавала.
— При мне не угрожал. Но, вы понимаете, такие слова на людях не часто говорят. Насчёт ревности я не в курсе. Может, и ревновал. На дискотеках, когда люди навеселе, конфликты возникают быстро…
— Но вчера вечером дискотеки не было! — перебила Суслопарова.
— Вчера не было. Володя собирался в Выборг, за новыми кассетами. Я имею в виду другие вечера.
Алисе казалось, что до сих пор она вела себя правильно. И не соврала ни разу, потому что они с Вованом и Люцией действительно не дружили, и в их тайны Алиса посвящена не была.
— Вчера, пятого августа, вы встречались с погибшими? Как они себя вели? Обычным образом? Или нервничали? Меня вот это интересует. У них не было неприятностей по службе?
— Насколько мне известно. По службе неприятностей не было. — Алиса сама себе наскучила, но отвечать следовало именно так. — Вели они себя нормально. У меня много своих дел в отряде, и я за ними не следила. По крайней мере, мне их поведение странным не показалось.
— Да, Алиса, теперь насчёт ваших дел…
Алевтина Петровна наконец-то придвинула к себе бланк протокола, принялась заполнять строчки своим бисерным почерком. Встревоженная её словами Алиса напряглась, стиснула в ладонях паспорт, будто старалась передать ему своё волнение. Обложка тут же стала скользкой, и паспорт едва не выпал из рук.
— Где лично вы были вчера вечером, после ужина и до того, как появились в библиотеке? Насколько мне известно, вы сильно опоздали на вечернюю планёрку.
— Я была на станции. Мальчик из моего отряда уже не в первый раз пытается убежать домой. Очень скучает по маме. Вчера вечером он опять исчез, и мне пришлось искать. Я вернулась только к концу планёрки, когда нашла ребёнка и водворила его в палату.
Алиса слышала, как барабанит её сердце, и радовалась тому, что у Суслопаровой нет детектора лжи. Но, с другой стороны, она действительно разыскала Дениса и привела его в лагерь.
— Это подтвердит кто угодно, можете не сомневаться. О проблемах Оленникова в «Чайке» знает каждая собака.
— Имя и год рождения ребёнка! — потребовала Суслопарова.
— Денис Оленников, девяносто четвёртого года. Его у нас оставили на три смены, а он очень тосковал…
— Убежал вчера вечером? В темноту? — изумилась Суслопарова. Она навалилась грудью на стол, и глаза её заблестели.
— Да, ребёнок он не робкий. Днём уже пробовал удирать, его тогда задержали. Потому, возможно, постарался улизнуть ночью.
— Из вашего лагеря так просто сбежать? — удивилась Алевтина.
— У нас не тюрьма, вышек с пулемётами нет, — пожала плечами Алиса. — Для мальчишки не составляет труда вскарабкаться на забор или проползти в подкоп. Было бы желание, а способ сыщется.
— А где находились лично вы, когда Денис убежал? — не унималась Суслопарова, продолжая писать. — Кто вам сказал, что он исчез?
— Сказали другие мальчики из моего отряда. Я у девочек в палате была, укладывала их спать. У нас такой обычай есть. Я должна уделять внимание каждому ребёнку. По возможности, конечно. Но как только выяснилось, что Денис исчез, я тут же кинулась его искать…
— Одна? И никому не сообщили? — строго спросила Алевтина.
— Я поступила, конечно, неправильно. Нужно было известить начальство, — признала свою вину Алиса, чтобы задобрить следователя. — Но на это ушло бы много времени, а ребёнка надо было перехватить немедленно. Я и так успела в последний момент вытащить его из тамбура электрички, идущей в сторону города…
— Вас кто-нибудь видел на станции? — почти не разжимая губ, спросила Алевтина Петровна. Заполняя протокол, она думала о чём-то своём.
— Не знаю. Было уже темно, поздно. Я ведь не знала, что придётся искать свидетелей и доказывать своё алиби. Думала только о том, чтобы Денис не попал под поезд и не потерялся. А когда вытащила его из тамбура, уже не вспоминала ни о чём другом. — Алиса почти поверила сама себе. Это было очень правдоподобно.
— Не надо обижаться, Алиса! — запротестовала Алевтина Петровна. — Какое алиби? Какие подозрения? Нет свидетелей, и ладно. Ведь всё и так ясно, в общем-то. Вы мальчонку-то можете мне показать, которого на станции поймали?
Суслопарова улыбалась так же по-домашнему. Её мягкое, бледное лицо излучало сочувствие, даже сострадание. Алисе казалось, что следователь видит седину на её висках и жалеет… Считает, наверное, что из-за мальчика так переволновалась. Значит, вожатая переживает за детей, за своё дело.
— Можно на него глянуть?
— Вон он бегает. В тарелочку играет. — Алиса встала и подошла к окну.
Суслопарова боком выбралась из-за стола. Кривоватые больные ноги она ставила широко, носками вовнутрь. Сдёрнула со спинки стула вязаную кофту, накинула её на плечи — с залива потянуло сыростью, а печку в библиотеке не топили. Алиса обратила внимание на слишком длинные для пожилой женщины, острые, накрашенные лиловым лаком ногти Алевтины.
— Какой хорошенький парнишка! — Суслопарова просияла. Золото её зубных коронок вместе с цепочкой, серьгами и кольцами заиграло под электрическим светом. — Я сразу же на него обратила внимание. Таких в лагере редко встретишь, обычно этим детям дачи снимают. Он из какой семьи? Вы, наверное, знаете?
— Мать — врач. Бабушка и дедушка преподавали в Политехническом институте. Дед, правда, уже покойный, — профессор. Мне даже известно, что предок Оленниковых был председателем губернского суда при царе. Одним словом, интеллигенция, — улыбнулась Алиса. — Как и я сама. Судя по всему, материальных проблем у них нет. А вот психологические… Короче, мать собралась замуж, а Денис ревнует. Очень не любит будущего отчима и показывает всякие фокусы. Последний побег из их числа.
