Ещё раз покосившись на спящую Гулю, Алиса на цыпочках подкралась к окну. Теперь ноги были, как ватные. Здорово, что на окне нет решётки. Раньше была, но пожарные велели снять. Ругали электропроводку в вожатской, требовали заменить. Но бухгалтер так и не выкроила Полине Фёдоровне нужную сумму. Маркона орёт, где не надо, а тут и не почесалась. У неё-то проводка в полном порядке, а на других наплевать. Решётку, правда, сняли, чтобы девочки, в случае чего, могли выпрыгнуть, и на том успокоились. Вот и пришлось воспользоваться окошком, чтобы не идти мимо Гульки и не скрипеть старыми досками.
Стараясь не скрежетать рамами, Алиса открыла окно и перекинула ногу через подоконник. Оглянулась, проверила, не видит ли кто. А то ведь попробуй, докажи, что в медпункт бегала, а не на свидание. Другим-то спустят, а на неё завтра весь лагерь будет пальцами показывать.
Так и есть — под фонарём стоят какие-то трое — то ли вожатые, то ли старшие школьники. Нет, скорее всего, это не мальчишки; те всё-таки таились по углам. Не стали бы вот так, в открытую, после отбоя курить на улице. Раньше в это время вожатые ещё репетировали свои концерты, а после самые крепкие отправлялись пьянствовать с Вованом. Теперь дискотек нет, и все спят. Без Люции Бражниковой дискотеки навсегда потеряли своё очарование. По крайней мере, мероприятия уже не будут такими, как прежде.
Думая только о том, чтобы не привлечь внимание курящих, Алиса задержала дыхание и сползла с подоконника на клумбу, где отцветал душистый табак. На центральной куртине благоухала резеда. Остро пахло ещё и гниющими водорослями, свежей рыбой. Но более всего — дорогими сигаретами. Совсем пацаны зажрались, уже «Давыдофф» и «Парламент» курят… Или что-то подобное, дорогое и престижное. Ну, конечно, Чаркин по четыреста рублей даёт за сеанс. Даже на мопед, если постараться, можно скопить.
Хорошо ещё, что к медпункту нужно идти по дорожке, совсем в другую сторону. Сейчас только шмыгнуть за угол, и с приветом, никто не услышит. Если, конечно, не завалились за кустиками любители секса на природе. Впрочем, такие экстремалы предпочитали всё же покидать территорию, выбирали лес или пляж. Там спокойнее, меньше шансов попасться. Но исключать ничего нельзя, всякая пакость может приключиться, если не везёт.
А что не везёт — точно. Такое к добру не приснится. И ведь надо же — до сих пор никак не успокоиться! Пот льётся ручьями, в голове стучит. Может быть, заболела? Простудилась, когда сидела на полянке с Денисом? Раньше такого никогда не бывало. Но Танечка говорила на лекции, что стресс всегда ослабляет иммунитет. Очень может быть, что ослабил. Инфекция дремала внутри, а тут вырвалась наружу. Тогда самой придётся в изолятор ложиться, потому что нельзя подвергать риску детей.
Интересно — что тут с воспитанниками только не вытворяют, а вот чихнуть в палате категорически запрещается! Тот же Чаркин запилит. Ведь он такой аккуратист, о детишках нежно заботится…
Прижавшись спиной к дощатой стене финского домика, Алиса двинулась влево. А справа, откуда назойливо светил фонарь, стояла компания. Вот сейчас нужно свернуть за угол и пропасть в темноте. Значит, так — рамы прикрыты, но неплотно. Возвращаться тоже придётся через окно. Лишь бы эти трое до тех пор ушли, а то здорово напрягают. По силуэтам их не опознать, говорят шёпотом.
Охранников, что ли, новых наняли? Маркона собиралась, сама вчера говорила на планёрке, что нужно стеречь не только проходную и ворота, но и всю территорию. Лазы тоже приказали обнаружить и ликвидировать. «Никаких отлучек больше не допускать!» — таково было распоряжение, формально директорское. Но Юрченко намеревался съездить в охранное агентство только завтра.
Алиса наконец-то выбралась из цветов на дорожку, в два прыжка пересекла её и исчезла в кустах калины. Теперь ещё раз налево, пройти метров сто — и в медпункт. Сколько раз Танечка просила звонок поставить, чтобы в дверь не барабанили — опять денег нет! На «Вольво» для директора, небось, нашлись. У Алексея Константиновича зарплата маленькая, ему на машину не накопить, а покрасоваться в новенькой иномарке очень хочется. Сам сидит за рулём и катает безмерно счастливую Маркону. Что и говорить, жизнь удалась…
Алиса вдруг услышала сзади шаги; потом скрипнули рамы. Кажется, в их вожатской. Звякнуло стекло. Неужели Гульдар не спала, потихоньку подглядывала, а после решила вылезти следом за подружкой? Надо ей сейчас хорошую свечу вставить. Сказать, что была о ней лучшего мнения. Неужели решила выслужиться перед Марконой? Зачем, если в лагерь всё равно больше не вернётся? Сыграет свадьбу со своим Камилем, и начнётся у Гульки совсем другая жизнь. Но и Алиса сюда больше не приедет, поищет другое место. После того, что произошло, лагерь «Чайка» будет теперь являться в страшных снах ещё не один год. Тут действительно до психиатра недалеко…
Алиса оглянулась, но сзади никого не увидела. Осторожно высунулась из кустов — почти так же, как позавчера на полянке. Только сейчас рядом не было Дениса, и это успокаивало. Алиса отвечала за одну себя, и ей становилось легче.
То, что открылось её взору, заставило окаменеть. На клумбе, где она только что топталась, стояли два человека. Один поднялся на крыльцо, упёрся плечом в дверь. Там заперто изнутри, но окно-то открыто! Что мешает войти в вожатскую? Гулька… Ужас! Она там одна, спящая, беспомощная! Что же делать? Бежать, кричать, будить подругу? Попытаться помешать? Но что она одна против троих? Пока кто-то услышит, проснётся, поймёт суть дела, ей сто раз рот заткнут. Так ведь ещё одеться надо, выйти на улицу… Может, надо на проходную, к телефону рвануть? Вызывать милицию? Но пока они приедут… И захотят ли?..
Не к Гульке эти гады лезут, точно. Значит, к ней, к Алисе. Больше там никого нет. Что они собираются делать? Похитить? Избить? Прикончить? Получается, что Суслопарова не сохранила тайну даже в течение нескольких часов. Или изначально притворялась, или допустила, что протокол увидели сообщники Чаркина. Значит, про «крыши» говорят правду? Тогда помощь не придёт, и нечего звонить, ждать, надеяться…
Засунув кулак в рот, Алиса стояла в кустах, смотрела на окна вожатской. На её счастье, луны опять не было, а свет фонаря до кустов не доставал. Оделась Алиса, как нарочно, снова во всё тёмное.
Может, они проникнут в вожатскую, увидят, что Яниной в постели нет, и хоть гульке Бариевой ничего не сделают? Но она может проснуться, и тогда пострадает как свидетель. Что же делать, что?! Не стоять же столбом! В этом проклятом лагере уже ни за что нельзя поручиться. Раньше Алиса первым делом позвала бы на помощь Борьку Артемьева. Теперь она знала, что тот — сам бандит. А где гарантия, что другие чистенькие?..
Алиса вспомнила про Артемьева и тут же узнала его. Борис проверил запертую дверь и подошёл к тем двоим, сказал им что-то. Да, это ребята, из леса, которые обступили умирающую Люцию и приговорённого Вована. Но Чаркина с ними нет. Наверное, наблюдает издалека или доверяет своим амбалам. Что же они всё-таки задумали? И как поступят, когда увидят, что Алисы в вожатской нет?..
Видно, судьба её такая — смотреть из кустов на то, как совершаются преступления. И изнывать от собственного бессилия, невозможности помочь. Ещё два дня назад Алиса могла пожалеть, что у неё нет с собой мобильника. Теперь она не представляла, куда надо звонить.