И Вадим Сергеевич Миргородский тоже хорош. Прекрасно знал Алису Янину, всегда ставил её дочери в пример. Расточал комплименты Лолите Эрнестовне, восхищался её красотой, тонкостью, интеллигентностью. Мама была от него без ума. Даже подозревала, что Миргородский в неё влюбился. Признавалась, что хотела бы иметь такого мужа — образованного, с положением и мозгами. А дело вот чем закончилось. Хоть бы поинтересовался, что произошло с Алисой, раз она позвонила так рано…
Все только болтают, болтают, болтают; могут и в фитнесс-клуб милостиво привести. При этом искренне считают, что именно так и должно быть. Хохотать, готовить канапе на зубочистках и фруктовый пунш из ананасового компота, как было нынешней новогодней ночью. Придумывать, как будут «призы вслепую», подвешивать на ниточках всякое барахло, завалявшееся в шкафах и кладовках, предварительно завернув его в разноцветную фольгу и гофрированную бумагу. А потом, завязав шарфиком глаза, весело срезать всякие заколки, компакт-диски, кошельки, духи. И ни думать ни о чём серьёзном, тем более трагическом. Но сегодня детство ушло. Ушло и никогда не вернётся.
Маме звонить тоже ни в коем случае нельзя. Она испугается, а помочь ничем не сможет.
— Насчёт башлей замётано? — вполголоса спросил Богдан.
— Разберёмся. — Алиса почувствовала, как Денис сжал её руку.
— Тогда пойдёмте.
Вика повернулась и скрылась за дверцей, которую Алиса только сейчас заметила. Дверца эта была, как у Папы Карло за нарисованным очагом — стилизованная под старину, из обитого железом дерева. Вероятно, дверца вела в подсобку, откуда можно было выбраться на улицу. Денис тут же нырнул вслед за Викой, а Алиса задержалась.
— Спасибо, Богдан! — Она закусила предательски дрожащие губы.
— Ничтяк! — Макаров оставался таким же весёлым, как всегда. — Звони, когда всё закончится. Приезжай. Посидим нормально, потреплемся.
— Обязательно!
Низко согнувшись, Алиса шагнула следом за Денисом. И оказалась в светлой комнате за баром, где Вика выкладывала на стол вещички, пачки печенья, аккуратно свёрнутые купюры.
— Братишки моего куртка. Настоящий деним, с капюшоном. — Вика встряхнула её в руках. — Хотели в контейнер кинуть, если по объявлению не купят, или соседям отдать. Владька из неё в одно лето вырос. Но ведь сами знаете, как сейчас. Кто с деньгами, тот брезгует. А у кого их нет, старается разжиться нахаляву. Так и лежит уже месяц. Наверное, Дениса ждала.
Вика, присев на корточки, помогла мальчику надеть куртку. Конечно, эту джинсовую тряпочку с той, оранжевой, оставшейся в лагере, было не сравнить, но сейчас годилась любая одёжка, лишь бы грела. Вика повернула Дениса одним, другим боком и осталась довольна.
— Спасибо! — Мальчик вежливо шаркнул ножкой.
— Не за что. Она тебе впору. Носи, обратно можете не отдавать. — Вика сунула Денису в карман пачку печенья. — Значит, нашли надёжное место? Осторожно, глядите в оба. Мы бы вас проводили до станции, да работы много, а сменщиков нет. Пусть поменьше людей знает о том, что вы здесь были.
Вика забавно морщила усыпанный веснушками нос, заправляя за уши рыжие кудряшки. Алиса никак не могла представить, что через пять месяцев Вика станет матерью. Помня слова Макарова, Алиса покосилась на её живот. Но Викина фигура, похоже, пока никаких изменений не претерпела, и барвумен продолжала носить высоченные каблуки.
— Ну, дорогу на станцию ты знаешь, — сказала Вика Алисе. — Дойдёте. — Она открыла дверцу и выпустила гостей в туманное утро. Алиса покосилась на своё запястье. Семь часов, седьмое августа. Ни один листик на деревьях не шелохнётся. — Счастливо вам добраться.
— А вам счастливо оставаться! И чтобы без погромов, — невесело пошутила Алиса.
Взяв Дениса за руку, она быстро пошла к станции, боясь, что откуда-нибудь выскочит машина, и их здесь увидят. Но все автомобили неслись по шоссе, не сворачивая. Многие ещё не потушили фары. Туман был как раз кстати — он скрывал беглецов, давая им зыбкое чувство защищённости.
Алиса только сейчас вспомнила, что в баре у Богдана ничего не съела, выпила только чашку кофе. Но тошнота не отступала, и ужасно хотелось пить. Мерещилось ведро чистейшей ледяной воды, сверкающей, как хрусталь. Но где здесь возьмёшь такую? Надо было у Макарова минералки попросить, но теперь возвращаться не стоит. Можно купить бутылку в ларьке. Но сейчас — в кассу, за билетами. Если только там уже не дежурит милиция… Классно мы с Денисом проводим лето, думала Алиса. Лучшего драйва не придумаешь. Кто ещё за три дня дважды чуть не погиб, а после сам ещё и скрывается?
В кассе сидела заспанная жирная тётка, которая даже не потрудилась причесаться. Обесцвеченные волосы рожками торчали надо лбом, а веки никак не желали подниматься. Наверное, потому кассирша не сразу поняла, что нужно девушке с заплаканными глазами, которая всё время оглядывалась и дрожала.
Наконец Алиса получила билеты, ещё раз осмотрелась, зажав их в кулаке. Денис топтался под расписанием, стараясь понять, когда подойдёт поезд и сделает ли он здесь остановку.
— Через десять минут! Идём скорее!
Алиса никак не могла сосредоточиться. Сначала нужно уехать отсюда. Потом — спокойно добраться до города, дождаться трамвая и приехать на Гражданку. Дойти от остановки до того дома, где живёт Денис. И на каждом этапе их могут заметить, задержать, а то и просто прикончить.
Ну, что ж, она привыкла бегать кроссы. И эта эстафета, пусть нее совсем обычная, будет преодолена. Обязательно будет, потому что по-другому нельзя. Если есть возможность чем-то помочь в поимке преступников, они используют эту возможность, и к финишу придут первыми.
Им нужно добраться до Петербурга. Это около пятидесяти километров. Потом ещё шестьсот пятьдесят — до Москвы. Итого семьсот. Кросс на семьсот километров — наверное, никто и никогда так далеко не бегал. А им с Денисом придётся, или, по крайней мере, ей. Но с кем оставить ребёнка, кому его доверить? Разве что Людмила Оленникова успеет вернуться из Екатеринбурга. А если нет? Одного парня не бросишь, даже дома. Дома тем более, потому что в лагере его адрес есть, и туда обязательно приедут.
— Алиса, вон поезд! — возбуждённо сказал Денис.
Привстав на цыпочки и сбросив капюшон, он вглядывался в туман. Светофор, мигнув, сменил красный и жёлтый сигналы на один, зелёный.
— Тише, не кричи!
Алиса и сама различила вдали точку, увеличивающуюся в размерах. В детстве ей всегда казалось, что у электрички есть лицо. Фары — глаза, на лбу — прожектор. И нос, и рот — всё, как положено. И оттого электричка воспринималась, как живая, способная являться к платформе раньше времени, если её очень попросить.
Вместе с ними на платформе оказались две женщины, наверное, дачницы, пенсионерки, одетые в куртки с чужого плеча и в резиновые сапоги. Они волокли какие-то сумки, тележки. Коробки на колёсах. Им помогали пьяненькие мужчинки, которые уже ранним утром плохо держались на ногах.
