— Я и пирожки умею лепить, — похвастался Денис, заметив восхищённый взгляд вожатой. — Даже фотка такая есть… Мне четыре года, и я разделываю тесто. Это ещё у бабы Наташи было, на Урале. Там фотка и осталась, а то бы показал. Мама-то одни быстросупы варит и растворимые каши. Ей некогда всё время, а бабушка вообще на варёной капусте сидит. Говорит, для здоровья полезно, сто лет прожить можно…
Алиса выскочила из ванной, натягивая футболку на мокрое тело. В доме, как и во всём районе, не было горячей воды. Объявление, болтающееся на двери девятиэтажки, в которой жил Денис, гласило, что воды не будет до четырнадцатого августа включительно. Но помыться перед дальней дорогой нужно было в любом случае, поэтому она пополоскались в тазиках, не особенно переживая. В лагере они привыкли и не к таким неудобствам.
— Нас?..
Алиса, откинув прядь волос от глаз, обессиленно прислонилась плечом к дверному косяку и тяжело вздохнула. Начинается. Уже началось…
— Ага, нас!
Денис сел по-турецки перед большим японским телевизором. Когда Алиса была в ванной, он щёлкнул пультом и вдруг увидел собственную фотографию. И рядом — портрет своей вожатой.
— Говорят, что мы оба спятили. — Денис, вернувшись в родные стены, почувствовал себя уверенно и спокойно.
Сейчас он сидел под ковром, на котором висели всевозможные изделия из чернёного серебра — рог для вина, кинжал, какие-то фигурки. В серванте вместе с посудой помещалась коллекция разнообразных морских и речных раковин и ракушек.
Алиса осмотрела двухкомнатную квартиру раньше, ещё перед тем, как упала на диван и погрузилась в тревожный сон. От «Удельной» они добрались без приключений, на «девятке». Алиса никогда раньше не бывала в этом районе, поэтому абсолютно здесь не ориентировалась и во всём положилась на Дениса.
А тот, вернувшись на малую родину, готов был скакать козлёночком и показывать любимой вожатой все заповедные углы. Но Алисе было не до экскурсий. Она старалась поскорее нырнуть в подъезд, и сейчас была весьма довольна, потому что оказалась в относительной безопасности за кодированной дверью кирпичной «точки» и двумя дверями квартиры.
Ключи им вручила соседская девочка в очках, которая, не переставая жевать и читать книгу, что-то буркнула Денису и ничем более не заинтересовалась. Мальчик её вежливо поблагодарил, назвав, кажется, Машей. Оленниковы жили от неё через стенку.
И вот сейчас последовал новый удар — во весь экран демонстрировались портреты, назывались имена. Комментатор бодрым голосом сообщал, что из летнего лагеря на Карельском перешейке сбежали вожатая одного отряда и её подопечный мальчик. Скорее всего, что после нервного потрясения, вызванного ночным пожаром в этом лагере, у девушки помутился рассудок. Она может сделать с ребёнком всё, что угодно, и поэтому надо срочно спасать невинную душеньку. Если кто-нибудь увидит эту парочку, пусть срочно звонит в милицию…
Того не хватало! Ведь Денис брал ключ у соседей, и девчонка видела их обоих! Она тоже может сейчас включить телевизор. Или сказать бабушке, что соседский мальчик неожиданно вернулся, и с ним — незнакомая девушка! Одна надежда на жаркое глухое время, но ведь сюжет продемонстрируют ещё не один раз! Только бы мама или кто-нибудь из знакомых не увидели! А если бабушка в больнице сейчас выбралась к телевизору? Но их, кажется, только по вечерам выпускают в холл поразвлечься…
Значит, милиция уже в курсе. Кто знает, вдруг сейчас позвонят в дверь? И не открыть нельзя. Можно затаиться, но тогда они сломают замки. И Людмила, мать Дениса, вот-вот прилетает из Екатеринбурга. А ну как Светлана Лазаревна из своего санатория пожалует? Там ведь тоже телевизор смотрят, и бабуля может наконец-то вспомнить о внуке. Нужно бежать, и как можно скорее. Успеть выскочить, пока машина розыска не заработала на полную мощность.
На экране пошёл другой сюжет, и Денис нажал на пульте красную кнопку. Телевизор умолк, и изображение пропало. Перекувырнувшись через голову, Денис вскочил с тахты и понёсся на кухню. Обессиленная Алиса поплелась за ним, машинально вытирая руки полотенцем. Они оказались в этой квартире, как в западне, и выхода вожатая не видела. Не может быть, что сюда не приедут милиционеры. В лагере есть адреса всех детей и вожатых. Конечно, и в Новой Деревне устроят засаду…
В большой комнате стоял громадный аквариум, где мирно плавали золотые рыбки с длинными роскошными хвостами. Денис пояснил, что рыбок пожелала иметь именно Светлана Лазаревна, что они успокаивали ей нервы. Кроме того, аквариум благотворно увлажнял воздух в квартире. Окна выходили на юг и восток. И, не будь на них штор в золотистую и чёрную полоску, солнце затопило бы квартиру пронзительным знойным светом. В другой комнате шторы были шёлковые, плотные, цвета морской волны, с вышивкой. Их Алиса тоже задёрнула. Ей не хотелось видеть бескрайнее небо, море зелени внизу, слышать свист стрижей.
Район не нравился Алисе, несмотря на вполне благополучный вид. Казалось, что солнце светит здесь не с той стороны, с которой должно светить в это время суток. Вроде бы, это и есть ФРГ, «Фешенебельный район Гражданки», слывший очень престижным в прежние времена. Мама и бабушка говорили о нём с придыханием, как о чём-то желанном, но недостижимом. Здесь строили кооперативные квартиры научные сотрудники отраслевых институтов, преподаватели ВУЗов, торговые работники, государственные служащие — стабильный средний класс советской эпохи. Потом многое изменилось, произошла авария в метро. Отрезанная размывом Гражданка потеряла былую привлекательность. Метро чинили до сих пор, и сроков окончания ремонта не знал никто.
Правда, на дачу отсюда можно было не ездить. Магазины Алиса видела на каждом шагу, овощами и фруктами были завалены все тротуары. Народу много, жизнь кипит, и всё равно — тоска. Страшная, щемящая, мучительная. Даже в Комарово Алиса так остро не чувствовала приближение краха. Она не до конца понимала, почему так происходит.
Праздношатающийся народ на улицах раздражал её точно так же, как запах сена и навоза, буквально пропитавший здешний воздух. Подростки разъезжали на велосипедах прямо по тротуарам, по-детски неумело виляя рулями. Невероятно много было во дворах старух с палками; некоторые опирались сразу на две.
Нигде больше, в том числе и в Новой Деревне, Алиса не видела столько инвалидов сразу. Каждая третья женщина вела за руку ребёнка с раскрытым ртом, явно умственно отсталого, и при этом ещё с любовью на него смотрела. Алисе показалось, что вся Гражданка — это огромная богадельня или психушка. Наверное, потому такое давящее поле висит над районом. Кроме того, доводил до белого каления запах пота — местные мужчины без горячей воды вообще перестали мыться.
Из многих окон грохотала музыка, но, похоже, никого кроме Алисы это не раздражало. На Гражданке словно застыло время. Каменное спокойствие. Невозмутимое деревенское существование в рамках замшелых традиций. Нарочитая доброжелательность, доводящая до истерики…
Алиса, зажав голову в ладонях, раскачивалась из стороны в сторону и думала, что сбежала бы отсюда всё равно, даже если бы их с Денисом не объявили в розыск. Чтобы здесь нормально жить, надо больше ничего никогда не видеть, нигде не бывать и всё время вариться в этом котле. Выгуливать собак на тропинках в зелёных дворах, болтая с соседками о пустяках, и караулить развешанное между деревьями бельё, чтобы не украли. Все проблемы, заботы, волнения будто бы остались за размывом линии метро. А здесь торжествовало лишь нездоровое любопытство и желание раздеть любого незнакомца догола прямо на улице.
