— А как выбросить? — спросила Людмила, и её красивое лицо исказилось мукой. — Цыганка сказала, что те, кого я любить буду по жизни, все страшной смертью умрут. Такой, что и в гробы положить будет нечего. И двое уже так именно и погибли, в том числе и отец Дениса. И что? Получается, третьего не миновать? Я так за Юрку боюсь, вы не представляете! Мой бывший жених Павел Шестаков… Мама его очень хорошо знала… Неподалёку от родного городка на железнодорожном переезде… Поезд врезался в его легковушку утром, в тумане. Шлагбаум не опустился почему-то. То ли дежурный виноват, то ли автоматика не сработала… Какие-то ошмётки спасатели потом автогеном вырезали. Теперь я живу, как во мгле. Бросаюсь то туда, то сюда. Решила перебороть судьбу и всё-таки выйти замуж. Когда Денис поднял бунт, взяла себя в руки. Сказала мысленно: «Нет, сын меня не остановит! Я докажу и себе, и другим, что многое могу решить в жизни сама». Договорились пожениться в Екатеринбурге, сразу после годовщины тётиной гибели. Всё подгадали, просчитали. Остаётся только ждать конца сентября. Может быть, я поступила жестоко по отношению к Дениске, и теперь не знаю, как быть. Мне они оба нужны — и сын, и Юрий…
— Мальчик успокоится, — уверенно сказала Суслопарова. — Особенно после того, как вновь увидит вас. И поймёт, что мама для него дороже всех на свете.
Алевтина хотела поскорее узнать московский адрес Оксаны Бабенко, но Людмила явно испытывала желание поделиться сокровенным, и её нельзя было прерывать, отталкивать.
Светлана Лазаревна плакала чистыми слезами умиления, наблюдая, как занятый человек вникает в их семейные передряги. Не ссылается на отсутствие времени, не смотрит на часы, не ёрзает на стуле, как лысый следователь, а приветливо, спокойно, заинтересованно пытается помочь им, несчастным простым людям. И ничего за это не требует…
— А, с другой стороны, я всё-таки пытаюсь отогнать дурные мысли. Ведь было и ещё одно, уж совсем нереальное предсказание. Будто я попаду в тюрьму за убийство, отсижу несколько лет. Да я крови-то боюсь, хоть и медицинский окончила. На Дениса ни разу в жизни руку не подняла. Если в чём-то и упрекали меня, так в излишней мягкости, в неспособности дать отпор, в соглашательстве. И вдруг — убийство! Может быть, непредумышленное? — Людмила всхлипнула. — Если с Денисом что-то произойдёт, никогда себе не прошу. Вдруг я его морально убила, отправив в лагерь?..
— Видите, какую чушь она вам нагородила?! Всё у них тюрьма да сума, да разные жуткие пророчества! В наше-то время не фокус, что два возлюбленных погибли. У меня вон тоже — и сын, и муж. И зять… — Суслопарова не договорила, прислушалась.
Повернулась к двери и Светлана Лазаревна, привстала на стуле Людмила. Ровный гул голосов в коридоре сменился криками и гомоном. Что-то произошло на этаже, и Алевтина выскочила из-за стола.
— Минуточку… Интересно, что стряслось? Бабулька в обморок упала?
Суслопарова приоткрыла дверь в коридор и увидела, как из дверей расположенного напротив кабинета трое мужчин, одетых в синюю форму «скорой», выносят на носилках худощавую яркую брюнетку с усиками над верхней губой. Рядом суетилась молоденькая девушка-фельдшер.
— Головой вперёд! — облегчённо вздохнула Светлана Лазаревна. Она подкралась на цыпочках и глянула через плечо следователя.
— Ерунда! — сразу же заключила Людмила. — Так называемый «белый обморок». Хотя, возможно, имеются и другие заболевания, я ведь анамнез не знаю. Иначе помощь оказали бы на месте… Нашатырь под нос — и готово, встала. Для беременности старовата, хотя сейчас и такое бывает. Лишь бы коллапс не развился, а так ничего, отойдёт…
Суслопарова стояла в проёме дверей кабинета и наблюдала, как огромная очередь расступалась, пропуская носилки. Все качали головами, скорбно морщили лица и перешёптывались, провожая несчастную. И среди народа затесался невзрачный парень, который, незаметно сделав знак Алевтине, направился следом за носилками.
Суслопарова прекрасно знала, зачем приезжала «скорая». Следователя предупредили, что такое обязательно случится. И теперь Лолита Эрнестовна Суарес, находясь под воздействием медикаментов, скрыть ничего не сможет. Если она знает, где Алиса, то всё расскажет начистоту.
Через день-другой её выпишут из больницы, но до тех пор она выложит всё, что утаила на допросе от милиционеров — и в своём районе, и здесь, на Гражданке. О том, чтобы мать вожатой эффектно потеряла сознание, позаботились ещё раньше, когда из Новой Деревни Лолита Эрнестовна собиралась ехать на Северный проспект. Она обратилась за помощью к медичке, случайно оказавшейся в коридоре отдела милиции, и вместо одной ей дали две таблетки. О том, чтобы медичка выплыла в нужное время в нужном месте. Позаботился Антон Аристов.
— Понадеемся, что всё обойдётся, — поспешила успокоить Оленниковых Суслопарова. — Пойдёмте, продолжим. Мне нужно поподробнее узнать про Оксану Бабенко. Что она за человек, каким образом пришла в частный сыск, под чьим руководством работает. Ведь в агентстве, судя по всему, должен быть директор. В общем, Милочка, вспомните про эту даму всё. Жизнь вашего сыночка зависит от того, как быстро и точно мы примем меры к розыску…
И, глядя добрыми, чистыми глазами на мать с дочерью, Суслопарова думала о том, что и их неплохо бы проверить «под химией». А вдруг они знают больше, чем сейчас здесь рассказывают? Но это зависело не от Алевтины — все решения принимал Евгений Романович Зенькович после консультации с начальником службы безопасности Антоном Аристовым.
* * *
Алисе снилось, что она снова маленькая, ей лет шесть. Она раскачивается на автомобильной покрышке, привязанной толстой верёвкой к перекладине турника. А на невысокой сосенке, которой никогда на гатчинском участке не было, сидит белка с роскошным хвостом и в лапках держит громадный орех.
Алиса захотела получше рассмотреть очаровательное животное, соскочила с камеры и проснулась. Она не сразу сообразила, почему вокруг так воняет потом и хлоркой, да ещё очень жёстко спать. Но в следующую секунду она услышала прокуренные голоса и всё вспомнила.
Дениса, на счастье, от неё не отделили, потому что специальной комнаты для детей в маловишерской милиции не было. Сунули мальчишку к бабам, во вшивую грязную компанию, потому что подсаживать его к мужикам было тем более нельзя. Среди них могли оказаться всякие, в том числе садисты и извращенцы. А бабы, решили менты, парня не обидят; так оно, в общем, и вышло. Но «обезьянник» с решётками, дом родной для прочих сидельцев, стал для Алисы замогильным кошмаром.
Где-то в дежурке радио пропищало полночь. Началась суббота, десятое августа. Трудно было представить, что ещё неделю назад Алиса Янина была приличным человеком, вожатой отряда в детском оздоровительном лагере, и кругом тоже были нормальные люди. Дома ждали мама и бабушка. И был дом — трёхкомнатная «распашонка» в Новой Деревне. Был паспорт. Были прошлое, настоящее и будущее.
А сейчас же у Алисы Яниной ничего нет, даже имени. И в милиции она назвалась Леной Воробьёвой — об этом они с Денисом условились заранее. Сам мальчик изъявил желание стать Сашей Вахмистровым. Сказал, что так звали его приятеля в детском саду на той же Гражданке.
