После того, как младший братик Петя, болезненный и впечатлительный мальчик, который, кроме близорукости и раннего диабета, имел ещё и проблемы с сердцем, увидел шубу и жакет, мать перестала приводить его в гости к Ане. Петя едва не угодил в больницу. Ему всё время мерещились пятна крови на норковой шубе, особенно на её шуршащей серебристой подкладке.
Жакет с юбкой едва не стали причиной глубокого обморока и, возможно, гибели мальчишки. Петя не мог делать уроки сидя, занимался только стоя, причём в спецшколе, — настолько слабым было его здоровье. После пережитого нервного потрясения Анин братишка ещё долго просыпался в холодном поту и громко кричал.
И сейчас, глядя на свои наряды, Аня думала, что нужно будет летом поехать на дачу, растопить там печку и сжечь юбку с жакетом. А шуба пускай висит — это ведь подарок. Это память о том, кого уже никогда в Аниной жизни не будет…
— Ань, гость прибыл, звонит от консьержки, — сообщила Катя, снимая фартук. — Скажи ей по «трубе», чтобы пропустила.
— Да… Да, сейчас!
Аня выпрямилась в кресле и схватилась за мобильный телефон. Потом взглянула на часы и вздрогнула — перед раскрытой дверцей шкафа она просидела ровно сорок минут.
* * *
— А вот попробуй эти сочни, девонька!
Иосиф Моисеевич, отодвинув пустой бокал из-под красного вина, нагретого, как и положено, до комнатной температуры, закусил ломтиком твёрдого сыр. Потом он положил на стол, за которым сидели они с Аней, небольшой, но тяжёлый свёрток.
— Моя племянница Майя испекла по закарпатскому рецепту. Я ведь оттуда родом-то.
Гость взял другой бокал, с водой, и жадно отхлебнул. У Ани дома хранились бокалы на любой случай — для белого и красного вина. Непосредственно для воды, для шампанского и коньяка, для водки и мартини.
Ольгу Александровну раздражало, когда дочь начинала обучать её, отчима или братика светским манерам. Мать всегда помнила, в каком именно качестве Анька подвизается на всех эти пати, вечеринках, приёмах, корпоративах и прочих элитных пьянках. А дядя Юзя вроде и не вспоминал ни о чём. Он считал, что, когда везёт, не нужно жеманиться и упускать птицу счастья. Другого случая может и не представиться, так потом жаба задушит.
Ольга желала видеть дочку известной спортсменкой, водила её на гимнастику и фигурное катание. Но Аня внезапно выросла до ста восьмидесяти сантиметров, и тем самым похоронила материнские планы, хотя её вины в этом не было. И посоветовать Анне, вступавшей во взрослую жизнь на заре реформ, мать ничего не смогла.
У отчима, столяра-краснодеревца, никаких связей не было. И Анечка решила не зарывать в землю данную Всевышним красоту. К тому же свою женскую, вернее, животную привлекательность самки, наряду с полученными в спортивных секциях навыками, она приспособила для удовлетворения мужской похоти.
О том, что сказал бы по этому поводу папа, Аня старалась не думать. Ей просто не хотелось идти домой, где больше не было лысого, поджарого, стремительного полковника Бобровского. Зато по коридору проплывала, как гружёная лодка, беременная мать в оренбургском платке до пола. Платок привёз Серёженька, вскоре ставший Аниным отчимом, и на этом презенты иссякли. Впоследствии Сергей Барсуков вручал Ольге Александровне лишь свою молодость и пьяную постельную удаль.
Наверное, обо всём этом думал сейчас дядя Юзя, попивая воду и трогательно угощая свою любимую девоньку.
— Сочни нарезают полосками, обжаривают в кипящем постном масле. Кушай, тебе надо полноценно питаться. Вреда уж точно не будет.
— Спасибо, обязательно попробую. Мне очень нравятся коржики кихелах. Зинаида Савельевна великолепно их печёт, — с грустной улыбкой сказала Аня.
Она вспоминала сейчас эти коржики, осыпанные корицей и сахарной пудрой. Их пекла толстая радушная жена дяди Юзи, красные волосы которой пламенели на кухне куда ярче тусклого газового огня. Часто Зинаида надевала алые противогрибковые носки, которые эффектно дополняли её самобытный, колоритный образ.
— Приболела моя Зиночка. С печенью у неё проблемы, — вздохнул дядя Юзя. — Но она передаёт тебе привет и огромное спасибо за посуду Ерринген. Твой подарок к её юбилею был самым лучшим. Для такой кулинарки, как Зинуля, этот набор — чудо, сбывшаяся мечта.
— Очень рада. — Аня вгрызлась в плод хурмы. — Экологически чистая сталь, да ещё многослойные стенки — этого достаточно, чтобы вкусно кормить дядю Юзю!
— Я ещё Манечку сегодня не видел, будить не хотел. Как она?
— Нормально, не сглазить бы! — Аня суеверно постучала по столешнице. — Кушаем хорошо, в весе прибавляем, голову держим. И очень мило улыбаемся — как папочка! Жаль, что вы так поздно завернули. Но, если прогостите до полуночи, увидите моё крошечное чудо! Она проснётся, чтобы поесть.
— Да уж, представляю! — расплылся в улыбке дядя Юзя. — Мадемуазель Мари не имеет права не быть красавицей — при таких-то родителях! У неё бирюзовые глаза, как у тебя?
— Кажется, они уже темнеют. Контрастная внешность не очень уместна в её нежном возрасте. Чёрные волосы и брови, длинные ресницы — и голубые с зеленцой глазки. От меня ещё только родинка над верхней губой.
— Так же, как ты, будет вертеть мужчинами, — напророчил дядя Юзя. — Я несказанно рад, что ты сохранила девочку. Вижу в этом доброе предзнаменование. — Всегда весёлый старик говорил сейчас серьёзно, даже сурово. — Ольга частенько делилась со мной своими опасениями. Она до сих пор считает, что ты загубила себя и неосмотрительно родила ребёнка. А я возражаю — уже который год! Надо быть реалисткой, смотреть правде в глаза. И понимать, что твоими связями нельзя обзавестись, ведя честную бедную жизнь…
— Я никогда не собиралась клевать падаль. Даже после того, что со мной произошло, ни о чём не жалею. Теперь я поднялась на самую высокую ступень! Стала матерью вопреки всем прогнозам, родила сама, в своём-то положении, великолепного младенца. Именно я подарила маме первую внучку! И какую! Неужели она до сих пор не полюбила Машеньку? А ведь мне клялась, что скучает по ней, когда долго не видит… Да, конечно, я маму понимаю. Не для того она меня растила. Я и сама хотела бы добиться большего. В сладких снах я видела, что Машкин отец становится моим законным мужем. Хотела высоко взлететь…
— И низко упала? — дядя Юзя похлопал Аню по плечу. — Ничего-ничего, девонька, ты ведь всё ж таки не в убытке! Он дал тебе очень много, даже если не считать ребёнка. Мы же с тобой понимаем, что человек сейчас стоит ровно столько, сколько стоит его имущество. Всякие личные достоинства, внутренний мир в расчёт не принимаются. И ты теперь стоишь дорого. При умелом ведении дел можешь обеспечить будущее своего ребёнка. Я ведь приехал не просто поболтать, на ночь глядя, девонька… — Дядя Юзя задумчиво чистил апельсин. — У меня к тебе деловое предложение. Вернее, даже целых два.
— Ой, и насмешили же вы меня!
Аня задорно тряхнула косичками, которые, как оказалось, лишь подчёркивали её немочь. Пожелтевшая кожа, выпирающие скулы, воспалённые глаза с морщинками в углах отнюдь не украсили бы никого.
