Визитёры направлялись в кабинет заместителя главврача по принудительному лечению. Тот ради них и коротал сегодняшнюю ночь в больнице, где и днём-то было находиться небезопасно. Палаты без дверей, наглухо запертые бронированные створки при входе с лестницы, проволочная сетка в пролётах, решётки на окнах — всё это производило впечатление даже на бесстрастного Юлиана. По выправке и отточенным чётким движениям в нём с первого взгляда угадывался военный. Фаина инстинктивно прижималась к мужчинам, втягивая голову в плечи.
Толстяк вдруг поскучнел и вроде бы похудел. Один лишь Серёжа безмятежно косолапил, выворачивая носками вовнутрь огромные ступни в стоптанных кроссовках. Так, молча и тихо, они поднялись на третий этаж.
Серёжа, не постучав, открыл дверь в кабинет, и взорам гостей предстало тесное, набитое казённой мебелью помещение. Окно было затянуто сеткой, да ещё прикрыто пыльной шторой синего цвета. В углу стояла маленькая стремянка, увитая зажжёнными ёлочными гирляндами. Константин Константинович Берлет, с виду вылитый Дон Кихот, слыл большим оригиналом и частенько выдавал чрезвычайно странные, на первый взгляд, идеи. Вот и сейчас он, чтобы не покупать не нужную в хозяйстве ёлку, накануне Нового года приспособил под лампочки взятую у маляров лесенку — в больнице как раз шёл ремонт. На столе у врача горела яркая лампа, свет которой падал на бумаги и на два стакана с остатками чая на донышках.
В кабинете до прихода гостей находилось два человека. Сам заместитель главврача, выставив вперёд острую бородку и сверкая толстыми стёклами очков, поднялся навстречу вошедшим. Его собеседник, напротив, даже не прореагировал на появление новых лиц. Темноволосый молодой мужчина продолжал пить чай, глядя куда-то в угол, заваленный картонными папками, будто там происходило что-то для него интересное. Одет он был в фиолетовую больничную пижаму и, судя по всему, являлся пациентом этой лечебницы.
— Здравствуйте, Борис Михайлович!
Врач вроде бы искренне обрадовался появлению маленькой компании. Распахнув полы белого халата, высокий, костлявый и стремительный, он вышел из-за стола и обменялся рукопожатием с толстяком.
— Мы вас ждём, причём уже давно.
— Вижу, что ждёте. Но мы ведь не опоздали.
Борис Михайлович Хило чувствовал себя в этом кабинете увереннее хозяина. Он бывал здесь не раз, и потому, не дожидаясь приглашения, принялся переставлять стулья, чтобы выбрать мебель попрочнее.
— Вот, привёз, как обещал… Костя, ты только не волнуйся. Проблем у тебя не будет. Люди со мной надёжные, им невыгодно засвечиваться. Юлиан рассказал мне про Володю.
Хило говорил о присутствующем здесь человеке так, словно тот был товаром, подлежащим продаже, не обращая на него никакого внимания.
— Юлиан? — переспросил Берлет, дёргая себя за бородку.
— Разумеется, это не настоящее имя, — скромно улыбнулся плейбой в кашемировом пальто. — Я взял псевдоним в честь моего любимого певца.
— А-а, ясно.
Врач знал от Бориса, что этот парень имеет отношение к спецслужбам, поэтому старался лишних вопросов не задавать.
— А вы, значит, Фаина?
Берлет с любопытством смотрел на суровую, даже мрачную даму и втягивал широкими ноздрями исходящий от неё терпкий аромат роз, грейпфрута и чёрной смородины. Именно эта парфюмерная композиция считалась подходящей для спортивного стиля одежды.
— Да, она самая.
Хило устроился в кожаном кресте напротив стола Берлета. Фаина молча наклонила голову и присела на краешек стула, так и не расстегнув куртку. В кабинете было прохладно, к тому же её трясло от волнения. Юлиан не стал садиться, а подошёл к человеку в пижаме, бесцеремонно взял его двумя пальцами за подбородок, заглянул в глаза. Так не поступали даже хозяева со слугами, и все понимали, что пациент лечебницы является фактически рабом Юлиана.
— Ну, как, Вовчик, тебе отдыхается? Клизмы вовремя ставишь? Таблетки в унитаз не спускаешь? Ведёшь себя примерно? — В тоне Юлиана смешивались гнев, презрение и брезгливая жалость. — Тебя совсем здесь в дурака превратили, или сможешь выслушать даму? — Юлиан, похоже, никого не стеснялся. — Вы его до маразма не залечили, доктор?
— Я в хорошей форме, — ровным, бесцветным тоном ответил больной.
Фаина вздрогнула — этот ответ произвёл на неё большее впечатление, чем глумливые вопросы Юлиана.
— Рад это слышать.
Молодой человек в кашемировом пальто уселся напротив своего ровесника в байковой пижаме. Последний даже не моргнул — похоже, лечение всё же изменило его психику и притупило реакцию.
— Костя, мы можем поговорить спокойно? — Хило прищурился, повернувшись к Берлету. — Часика два, ну, три. До утра справимся.
— Да-да, конечно! — Врач поспешно направился к двери, словно это был не его кабинет. — Серёжа проследит, чтобы вам никто не помешал. Буду нужен — звоните, я за стеной.
Врачу хотелось поскорее уйти отсюда и сделать вид, что происходящее в кабинете его не касается. Особенно пугал его остановившийся взгляд зелёных глаз Фаины, которая неотрывно следила за ним и мысленно умоляла покинуть их, чтобы можно было приступить к главному разговору. Врач-психиатр сразу же отметил, что этой женщине тоже требуется помощь, но ничего говорить не стал, потому что гости прибыли с другой целью.
Он должен был только предоставить в их распоряжение кабинет, оставив на «вассере» санитара, и проследить, чтобы гостей не увидел дежурный медперсонал. Находящийся на принудительном лечении пациент никак не должен был сейчас принимать посетителей. Ему полагалось спать в палате, в окружении таких же скорбных главою, которые бубнили и ворочались на расхлябанных старых койках, получив вечером положенную дозу лекарств.
Берлет перешёл в соседнее помещение, устроился на покрытой оранжевой клеенкой кушетке и подумал, что за всё происходящее можно очень дорого заплатить. Сразу же заныл желудок, и Берлет вспомнил о язве, которая стала особенно громко заявлять о себе в последние годы. Стрессы, курение, беспорядочное питание, а в последнее время и алкоголь приближали тот ужасный день, когда Берлету придётся оказаться на операционном столе из-за прободения язвы.
Доктор это отлично понимал, пытался скопить нужные средства и выехать для лечения за рубеж. Закон он нарушал исключительно по финансовым соображениям. За такие вот ночные посиделки ему хорошо платили, да и поздно сейчас было соскакивать с этого поезда. Подними он хвост, откажись работать на Хило, и какой-нибудь улыбчивый Юлиан устроит ему автокатастрофу на Симферопольском шоссе. Раньше надо было думать, но заела нужда. Кроме жены и двух дочерей, на руках оставались старики-родители. И ради их спокойствия Берлет окончательно заглушил в своей душе голоса разума и совести.
Каждый устраивается, как может, думал Берлет, прижимаясь затылком к холодной крашеной стене и закрывая глаза. Он подумал, что неплохо бы выпить ещё один стаканчик чайку. Но не шевельнулся; только слушал, как барабанит кровь в пылающей голове и ледяных пальцах. Если это не сделает он, сделает другой. Зло всё равно совершится, но деньги окажутся в чужом кармане. Своей принципиальностью доктор медицинских наук Берлет никому ничего не докажет, а родное семейство огорчит и обездолит. Пускай всё идёт, как идёт. И ни к чему думать о том, что когда-то всё равно наступит развязка…
