Мы слушали молча, под грохот петард за окном. И я подумал, что эти звуки очень похожи на взрывы и выстрелы. Но трудно было вообразить, что именно сейчас творится в Грозном. Я там никогда не был, Сашок с Инессой — тоже. Но всё равно сжималось сердце — и от тоски, и от злости.
— Я даже не сумел наладить поиск, — продолжал Падчах. Охранники всё это время почтительно молчали. — Это было очень трудно из-за непрекращающихся боёв. Но меня разыскал старик из пригорода. И сообщил, что в его доме лежит молодой красивый парень, явно из зажиточных. Он тяжело ранен, но иногда приходит в себя. Назвался Мохаммадом Эфендиевым, и очень просил найти в Грозном его отца. Особого труда это не составило. Надо было только прорваться в город. Старика пропустили — он уже не годился в бойцы. Мы разговаривали в бомбоубежище, вернее, в подвале. Но я был счастлив — ведь сын нашёлся живым!
— Как вы только вытащили его оттуда? — удивился я.
— Аллах милостив, — уклончиво ответил Эфендиев. — Восемь ран, обморожение — не шутки. Сына первый раз прооперировали в Ростове. Без этого он умер бы, причём уже второй раз…
— А был и первый? — вздрогнул Сашок.
— Да, конечно.
— Можете рассказать? — спросил я.
— Почему нет? Я уже говорил, что сына приняли за убитого. Его обмыли, завернули в саван, в одеяло и в ковёр, как полагается. У того старика, а ему восемьдесят, ещё жив отец…
— И сколько ему? — удивился я.
— Сто девять лет. Так вот, он ощупывал тело и просил подождать с погребением. Мёртвый, мол, плохо остывает. Не схоронить бы живого! А врачей там никаких не было. Всё делалось на глазок. Но обычай наш требует предать усопшего земле в день смерти, до захода солнца. Поэтому вырыли могилу неподалёку от дома, взяли носилки с сыном и отправились. Процессия собралась солидная. Очень жалели парня, плакали. Понравился он им, даже, как считалось, убитый. Такой, говорят, молодой, красивый, спортивный — и нате! Старики читали молитвы, муллу позвали. Обряды соблюдались неукоснительно. Потом врачи сказали, что надо было на шее пульс щупать, а не на руке. Но кто знал это? Люди необразованные, деревенские.
Падчах вдруг улыбнулся, и все мы вздрогнули. Признаться, я не сообразил, что здесь смешного.
— Всё шло чинно, — продолжал Эфендиев. — Но когда стали опускать тело в могилу, появились штурмовики. «Сушки» внезапно вынырнули из-за туч. Мирные жители, конечно, испугались, бросились прятаться. А там ведь, в основном, пожилые люди были. Да ещё ослабли — от постоянного стресса, от похоронных хлопот. Короче, выпустили носилки. И Мохаммад, сильно ударившись о землю, пришёл в себя…
— Ничего себе! — Мне явно не хватало воздуха. — Кошмар какой… Ведь чуть действительно заживо не зарыли!
— Как говорится, нет худа без добра. Самолёты, к счастью, пронеслись мимо, к городу. Зато из ковра послышались стоны. Перепуганные люди развернули «покойника». Мой сын, в одеяле и саване, пытался приподняться. Из ран опять пошла кровь, проступила сквозь белую ткань. Конечно, Мохаммада сразу же утащили обратно в дом. Мало найдётся людей, которых носили с погоста! — гордо подчеркнул Руслан Элдарович. — Тогда-то сын и назвал себя, попросил сообщить мне. Но, когда я вбежал в дом, сын опять впал в беспамятство. За большие деньги удалось сесть с ним в «вертушку»*, попасть в Моздок. Оттуда — в Ростов-на-Дону — транспортным самолётом. Оформили его как жертву криминальной разборки, запросили Петербург о помощи. В Москву соваться не решились. Вот и всё, собственно. Легенда надёжная, поверьте. Сейчас сын приходит в себя после второй операции, сделанной уже здесь.
— Падчах, а вы не боитесь, что сын в беспамятстве заговорить по-чеченски? А вдруг назовёт своё настоящее имя?
Я очень боялся разоблачения. Не из-за себя, конечно, а исключительно потому, что симпатизировал Мохаммаду.
— Это если бы не знали имени, а так уже карточку завели. И потом, вряд ли в Питере отличат чеченский язык от аварского, — усмехнулся Падчах. — Да и зачем им это? Платят за пациента, и пусть себе лежит. Если ситуация осложнится, наш человек предупредит Мохаммада. И вас постараемся не подставить. Вам я тоже заплачу…
— Падчах, это вы зря! — У меня даже руки затряслись. — После того, что было там, на заливе…
— Не деньгами, Андрей, не деньгами! — загадочно сказал Эфендиев. — Пойдём-ка, покурим. Ребята мои не дымят, молодцы. А вот не могу бросить. Слаб человек…
Мы все улыбнулись. Лично я ещё не видел более сильного духом человека, а уж Сашок с Инессой — тем более. Охранники, присмотревшись к манипуляциям хозяина, тоже начали делать лягушек из салфеток. И я только сейчас увидел, какие это ещё молодые ребята.
Мы отправились на кухню в сопровождении Инессы. Кот так и сидел около неподвижного тела, выразительно смотрел на нас. Что-то в этом животном было мистическое — и не только чёрный цвет. Инесса, между прочим, заметила, что зверь обладает способностью моментально снимать боль и даже лечить.
Жадно затянувшись, мы с Падчахом некоторое время просто наслаждались процессом курения. Потом он опять усмехнулся, дёрнув шрамом, и взял меня за локоть.
— Андрей, хочешь, выгоню на тебя Ковьяра? Как волка на стрелка? Дело, начатое Оксаной, надо закончить.
Я посмотрел на Падчаха внимательнее и подумал, что мы, по сути, свояки. Мало того, что спасли друг другу жизнь, так ещё и спим с родными сёстрами.
— Голова Никиты Зосимовича стоит дорого, — согласился я. — Но я не хотел бы связывать это с помощью Мохаммаду.
— Да нет, Андрей, что ты! Это не плата в прямом смысле, а просто желание помочь в трудную минуту.
Падчах ещё раз сильно затянулся. На сей раз, в табаке не было примеси анаши.
— Да и я не хочу, чтобы Оксана шарахалась от каждой тени. Если увидишь её, передай, что помню и люблю. Как только смогу, заберу её — вместе с девочкой. Обещаешь?
— Безусловно. Я рад за вас. Только постарайтесь вернуться.
— Моя судьба в руках Всевышнего. Но стараюсь понапрасну не обострять отношения. Кстати, сестре и братьям своей жены я тоже помогу. Они ведь стали моими родственниками, членами семьи. Невинные дети не должны страдать из-за своего сиротства. Они имеют право на беззаботное детство. Разумеется, всё это произойдёт не без ведома украинской родни. Младшие дети пока не могут решать за себя.
— Спасибо, что разделили со мной ответственность. Эта несчастная семья заслуживает лучшей участи. А я, получается, добавил им проблем, отправив Оксану на задание. Впрочем, не было бы счастья, да несчастье помогло. Ведь она встретила вас.
— Ещё неизвестно, счастье ли это, — признался Падчах. — Но детей нельзя бросать одних. Я бы мог принять их в семью. Кто их опекает?
— В том-то и дело, что Оксана так и не успела оформить опекунство, — признался я. — Это — слишком долгая и громоздкая процедура. Кроме того, ей ведь приходилось скрываться в Питере. Хотели всё сделать потом, когда время пройдёт, шум уляжется. Да, боюсь, такой молодой девчонке не доверили бы ребят. Оксана боялась, что их заберут в детский дом.
