— Так что ты решила?
Андрей, кажется, и так всё понял. В голосе его звенела сдерживаемая ярость. Сначала Саша, а потом и я отказываемся выполнить его приказ. И при этом оба живём фактически его милостью. Если Озирский выгонит нас из агентства, в другое ни за что не возьмут. Кроме того, шеф не привык отступать. Он может сам взяться да дело и сгинуть.
Может, всё-таки попробовать? Но в таких делах пробовать нельзя. Надо или идти с ясной головой и твёрдой рукой, или вообще не подставлять фирму. Ведь тогда всем будет только хуже. И зачем торопиться, пытать отомстить именно четвёртого октября этого года? Ведь и вторая, и третья годовщины будут. А Ронин не старый — он доживёт.
— Сколько ему лет? — шёпотом спросила я, хотя нас никто не слышал.
— Скоро будет сорок шесть, — отрывисто ответил Андрей. — Не тяни кота за хвост. Идёшь?
Я упала на колени, пытаясь заглянуть в лицо Андрею, и замотала головой. Андрей молчал. Мы объяснились без слов, и этого вполне хватило.
— А я-то думал, что ты за мать рассчитаться хочешь! Может, боишься? У тебя ведь теперь дочь…
— Не в этом дело, Андрей. И ничего я не боюсь. Ты же знаешь.
Мой голос то звучал громче, то пропадал вообще — как в испорченном приёмнике. Но я ведь говорила, как обычно — только слегка саднило в горле.
— Мне главного не хватает — злобы, силы. Понимаешь?
— Встань, — устало приказал шеф, поднял меня с пола. — Сядь рядом. — И потянул меня на стул, что стоял около его кресла. — Я пытаюсь понять. Тебе, получается, мало того, что я рассказал? Не веришь, что так было?
— Я верю. По крайней мере, тебе так рассказали. Но, знаешь, для выполнения заданий такого рода нужно вдохновение, как для творчества. А если его нет, ничего не получится. Моё сердце не хочет ненавидеть. Мне не пересилить его головой. Я понимаю, что дыма без огня не бывает. Значит, полковник, так или иначе, виновен. Но я смотрю на него и не чувствую никакого желания убить. Или даже поспособствовать убийству. И знаешь почему? Мне их жалко…
— Кого? — зло перебил Андрей.
— Рониных. Я чувствую, что горе придёт в их семью. И не хочу, чтобы оно пришло через меня. Если он виновен, своё получит.
— «Мне отмщенье и аз воздам?» Бог накажет? — усмехнулся шеф. — Что ж, удобная позиция. Только не для тебя и не для меня.
— Андрей, возможно, мы чего-то не знаем. У этого полковника семья. А вдруг ему угрожали? Не каждый может вот так взять и плюнуть на близких людей. Вот мне бы сказали: или Отку убьют, или…
— Оправдываешь, выходит? Адвокатом дьявола выступаешь? Ну-ну! Значит, Сашок не ошибся. Ты простила. Возможно, в этом виноват и я. Не дал тебе почувствовать всей горечи одиночества. Тебе показалось, что и так жить можно. Это называется — зажралась. Уже и ребёнка забывать начала. Отка тебе мешает загулять снова.
— Андрей, ну ты не прав! Я люблю дочку больше жизни. И подлецов чую с первого взгляда. Но, мне кажется, что Ронин не из них.
— Жаль, что у полковника нет сына в возрасте Божка! Мальчишки, с которым тот мог бы подружиться, — с невероятной горечью сказал Озирский. — Вот кто не отказался бы!
— Да, конечно, — сразу же согласилась я. — Божку ведь нет и девяти. Он не отвечает по закону. И совесть у него, вероятно, пока не проснулась.
— Тебе не совесть мешает прикончить полковника, а женская доминанта. Ты видишь в нём не врага, а самца. Когда ты была беременная, вела себя совершенно по-другому. Тогда тебе, вероятно, мужик был не нужен.
— Наверное, ты прав. — Я не нашла, чем возразить. — У меня случилась трагедия в семье. Но я не хочу, чтобы то же самое пережила и эта девочка с собакой. Сама удивляюсь, но переломить себя не могу. В какой-то книге читала, не помню… Там один герой так это выразил: «Жало у меня есть, а яда нету». Но чтобы ты не думал, будто я струсила, дай мне другое задание. Неужели меня больше некуда послать? Совершенно не собираюсь отсиживаться дома. Сама тебя просила дать серьёзное задание. Так дай, умоляю!
Приоткрылась дверь, и появилась Липка с племянницей на руках. Та ещё не ревела, но уже собиралась — пришла пора ночного кормления.
— Подождите немного, — бросил им Озирский, махнув рукой. — Мы скоро кончим.
— Честное слово, Андрей, поеду куда угодно! Хоть в глухую деревню, хоть в чужую страну. Соглашусь на всё…
— Есть у меня один бандит на примете. И живёт далеко — во Владивостоке…
Андрей улыбался, глядя на меня. Похоже, что и сам обрадовался моему предложению. Я ничего не знала о его проблемах, но, похоже, попала в цель. Возможно, шеф найдёт для меня другого «клиента». И я постараюсь показать себя, чтобы между нами снова всё стало безоблачно.
— Помни, что ты сама об этом попросила, — вполголоса сказал Озирский. — И знай — это всё очень опасно…
— Всё равно я поеду! Ты мне расскажешь, кто этот бандит?
Похоже, я действительно рехнулась. Готова была отправиться во Владик хоть сейчас, лишь бы оправдаться перед Андреем.
— А как же! Конечно, расскажу. — Шеф выглядел таким довольным, что я невольно задумалась.
Вдруг он разыграл всю сцену с Рониным только для того, чтобы привить мне комплекс должника? А если бы я согласилась? Или Озирский рассчитал всё, до мельчайших деталей? Теперь получится, что он не на смерть меня послал, а лишь позволил искупить вину? Наплевать, слово — не воробей. И нечего теперь себя жалеть — всё равно обещание не взять обратно.
— Ладно, о задании поговорим потом. Работать будешь не со мной, а с другим человеком. Я вас скоро познакомлю, — быстро заговорил Андрей. — А пока ответь вот на какой вопрос. Ты не считаешь Ронина преступником? Только потому, что он носит погоны?
— Скорее всего, он нас преступниками считал, — наконец-то сформулировала я свою мысль. — И поступал, как с бандитами. У меня такое впечатление, что полковник тогда ошибся. Я не знаю, что думает про это сейчас. Или, например, не мог изменить присяге. Захотел продвинуться по службе. Или знал что-то такое, чего не знали мы. Бандит — он и есть бандит. А с полковником милиции всё очень сложно…
— Интересно ты философствуешь. — Озирский наклонил голову набок, со всех сторон оглядел меня.
— Андрей, ты ведь сам считаешь, что с преступниками все средства хороши! Их можно заманивать в ловушки, обманывать без жалости. Но это не значит, что ты — плохой отец или друг, что тебе нельзя доверять. И дети твои за тебя отвечать не должны. Пусть этого Ронина «братва» замочит. Но не мы, понимаешь? Вот бы вам встретиться! Поговорили бы, обсудили проблемы…
— Не знаю, кто из нас первым прикончил бы другого, — заметил Озирский.
— А вдруг нет? — с жаром возразила я. — Ты ведь тоже не всегда поступал по закону — с точки зрения окружающих. Ты был свирепым, беспощадным. Всё подчинял одной идее…
Я боялась, что Озирский сейчас прервёт меня или просто выйдет из комнаты. Но он сидел и барабанил пальцами по своему колену.
