При встрече Веденяпин преподнёс мне камелии. Официант тут же притащил вазу, украсил цветами наш стол. Художник, хоть и под богему одет, носит часы «Pasha» и перстень их чистого золота. Видно, неплохо гребёт за мазню по голым телам.
Сама я оделась круто — даже Эдику понравилось. На ногах — длинные, выше колен, лакированные сапоги. Каблук — высокий, тонкий. Чем-то сапоги похожи на туфли с велюровыми чулками. Ещё на мне брюки с атласными лампасами и женский пиджак — под смокинг. Ногти я покрыла вишнёвым лаком, с блёстками.
Эдуард по дороге восхищался, что ногти у меня не накладные. Не нужно таскать с собой коробочки, как здешним путанам*. Ногти пригодились, чтобы снять стресс. Я впилась ими в ладони, подсознательно чувствуя — что-то Эдику во мне не нравится. Сегодня утром он отзывался о мачехе дурно. А по дороге в ресторан, наоборот, говорил, что она была привлекательной и сильной духом женщиной. Вспоминал, как они втроём играли в теннис на кортах, ходили на яхтах по шлюзам северных рек.
В салоне «мерса» горел яркий свет. Косарев внимательно следил за моей мимикой. Каждое слово, произнесённое мной, было для него исключительно важно. Пришлось перетряхивать в памяти сведения, сообщённые Гаем. Например, вспоминать огромного плюшевого медведя, которого братец подарил на трёхлетие.
Похихикивая в кулак, я рассказала, как столкнул с окна цветочный горшок — прямо в кузов грузовика, который тут же уехал. Эдуард смеялся, а сам не переставал сомневаться. Только в чём именно, я не знала.
Вместе с Веденяпиным и Косаревым я ела жульены, пила красное вино. О том цветочном горшке могла знать только сама Дайана. Она и рассказала мне забавную историю. А вот о кошках почему-то умолчала. Неужели хотела оставить братцу «маячок»? А. может, просто забыла. С наркоманки какой спрос?
Художник не мог скрыть своих чувств. Вожделение прямо-таки сияло в его глазах. Нет, не думаю, что Эдик подозревает меня в шпионаже. «Утка» надела бы крест, отстаивала все службы в церкви — лишь бы сойти за Дайану Косареву. Да и Гуляевым она обошлась бы совершенно по-другому. Стала бы с ним спать, но на рожон не полезла. А если и прикончила бы, то иначе.
Создаётся впечатление, что Эдик всерьёз боится меня, и желает поскорее сплавить Веденяпину. Тот довольно жмурился, воображая, как оттрахает девочку в мастерской. Я ела мороженое из тыквы с сиропом из какого-то местного плода, а художник смотрел мне в рот. Кажется, он остался доволен. Умилила его и сумочка, лежащая на скатерти рядом с моим локтем.
Это был очередной подарок Эдика — настоящая змеиная кожа с золотыми дорожками. Сегодня «братец» словно между прочим, проверил содержимое сумочки и не нашёл там даже крохотной иконки. Попивая минеральную воду, он смотрел на часы. Я же прикидывала, как мне удрать от художника.
— Мою работу только вместе с головой можно потерять, Дая. Ты знаешь, кто такой наш хозяин. Признайся, что не я тебе нужен, а «бабки». Кроме того, знакомства и возможности. Всё это Сашка представит тебе в лучшем виде. Ты осталась одна, тебе нет восемнадцати. В жизни нужно на кого-то опираться, и ради этого смирять амбиции. Тебе везёт — лови удачу!
Мне пришлось танцевать несколько раз подряд — и с Косаревым, и с Веденяпиным. Кавалеры меня хвалили. Я в подростковом возрасте занималась танцами, в том числе и бальными. Папа хотел видеть меня образованной во всех отношениях. Но потом я перешла на спортивные — с элементами акробатики. Кстати, тренировались и в паре с Прохором Гаем. Между прочим, подполковник ФСК — идеальный партнёр, хоть и ниже меня. Куда до него громиле Эдику!
Пока мы плясали, художник ел шоколад «Дайв», отставив палец, как жеманная барышня. Тем временем Эдик доходчиво объяснял мне, кто на самом деле Веденяпин. Он держит здесь несколько борделей. Гости разбирают его моделей, — какая приглянется. Следовательно, мне грозит то же самое. А я знаю, что такое притон для извращенцев, и больше туда не хочу.
Перемещаясь, как лунатик, по танцполу вслед за Эдиком я соображала, как выпутаться из ситуации. Как раз исполняли медленный танец — была возможность сосредоточиться.
— Не изображай из себя целку, — в который уже раз повторял «братец».
— А я и не изображаю. Только не люблю, когда меня берут грубо, — честно призналась я, намекая на Гуляева.
— Ну, Сашка Веденяпин — мужик вежливый, — успокоил меня Косарев. — Считай, что срок отбываешь. Сама знаешь, за что. И будешь делать это, пока хозяин не смилостивится.
По легенде, я не должна была знать, чем конкретно занимается Косарев. Но он от меня этого, похоже, и не скрывал. Считая сестрой, спокойно отдавал в публичный дом — правда, изысканный. Бедная Дайана, ей бы грозила подобная участь. Другое дело, что она никогда не замочила бы Вадима Гуляева. Конечно, и за меньшую провинность можно жестоко пострадать.
А, может, Косареву пришло в голову, что я — подсадная? Намекает же он на то, что отец в разговорах рисовал меня совершенной другой. Да. я виновата… А в чём? Ведь Гуляева всё равно пришлось бы убивать. Досадная оплошность — мне не сказали о том, что сестра Косарева боится кошек. И я прокололась, после чего едва не погибла. Судя по всему, Эд ни о чём не знает, но подозрение закралось. А уж о хозяине-то и говорить нечего…
Сейчас бы с Гаем посоветоваться, но как это сделать? Врача уже не вызовешь. Да и нельзя подставлять самого ценного связного. Надо сделать рывок — верный и единственный в данной ситуации. Из горного коттеджа меня увезли. Теперь бы ещё и из Владика сбежать! Иначе Веденяпин запрёт меня в борделе, а тем временем Ковьяр с Косаревым тщательно проверят мою личность. У них ведь тоже агентура имеется. А вдруг сумеют выяснить, где сейчас находится настоящая Дайана?…
Я вновь решила положиться на безотказное подсознание, о котором мы так часто говорили с Гаем. Представила, что Эдик — действительно мой сводный брат, а перед ним ни в чём не виновата. Наш покойный отец умолял сыночка, в случае чего, позаботиться о сестрёнке, не бросать её в беде. Это всё равно, что я бы отдала Липку в бордель! Даже подумать о таком страшно…
Неужели из-за Гуляева, который был соперником Косарева, можно так поступить с сестрой? Неужели страх перед Ковьяром затмевает свет для Эдика, лишает его последних проблесков совести? Неужели девчонка, потерявшая обоих родителей, не имеет права на нервные срывы, эксцессы, слёзы? Значит, я должна оскорбиться. А, может, выразить брательнику признательность за протекцию в публичный дом?
Будь работа моделью у Веденяпина нужна для дела, я бы, скрепя сердце, согласилась. Но раздеваться каждый вечер догола, чтобы вон тот лысый череп с шоколадкой во рту малевал на мне всякую гадость?… А потом ещё нужно полночи в таком виде разгуливать между столиками, за которыми сидят местные богатеи. А, в сущности, бандиты и воры. И хоть бы какая-то польза от этого! На кой чёрт мне сдался этот Веденяпин? У него я буду, как тёлка на мясокомбинате. Всё равно вычислят и прикончат.
— Слушай, когда тебе восемнадцать исполнится?
Эдик спросил так неожиданно, что я ответила не сразу. А потом с ужасом поняла, что забыла, когда у Дайаны день рождения. А ведь эта дата стоит в моём паспорте! Да что это со мной? Я же всегда помнила!
