Ужас переполнял всё существо отважной доселе девчонки, сочился из каждой поры. Оксана твердила, что никому не позволит даже приблизиться к себе. Прохора Гая и его сотрудников тоже не узнавала. Ей везде мерещились бандиты — то дальневосточные, то ставропольские. А потом всё внезапно кончилось — морозной зимней ночью. Было очень тихо, и падал лёгкий снежок с сосновых ветвей. Оксана крепко заснула, а потом начисто позабыла о своих галлюцинациях.
Я с удивлением услышал, что она совершенно не помнит, как вопила диким голосом и стучала головой о стены, пыталась вскрыть себе вены и удавиться поясом от халата.
— Доктора сказали, что это — вполне объяснимая реакция, — добросовестно объяснил мне Гай. — Ложные узнавания на высоте психоза вполне характерны для её болезни. Развивается такое состояние именно в результате длительного переутомления, бессонницы, соматического ослабления, необычности внешней обстановки. Всё это в анамнезе присутствовало. Короче, я виновен, мне и отвечать. Будь уверен — я Оксану отсюда не выпущу, пока окончательно не поправится…
— И чем такой бред может закончиться? — с опаской спросил я у Прохора. — Вылечится или хроником станет?
— Прогноз благоприятный. Такие параноиды, обычно, кратковременны. При выведении больного из травмирующей обстановки бредовые идеи пропадают. Оксана обязательно успокоится. А потом или забудет всё, или предпочтёт молчать об этом. Хорошо бы забыла, конечно.
А сейчас на часах восемь вечера. В углу моего кабинета мерцает гирляндой элегантная серебристая ёлочка. Жалюзи я закрыл — не на что смотреть в темноте. Одна только грязь блестит. Сварил себе кофе по-фински, чтобы прояснилось в голове. На моей памяти такого Нового года не было. Хоть на одну ночь, но снег покрывал землю — как праздничный стол скатертью.
А сейчас и природа взбесилась — под стать людям. Может быть, на Фонтанке веселее — там отец, Изольда Кимовна, дети. Но я должен срочно переговорить с Кларой Шамановой — подружкой покойной Дайаны Косаревой. Да, настоящей сестры Эдуарда уже нет на свете. Ничего с её лечением не вышло. Как только Прохор отпустил девчонку с объекта, она тут же кольнулась морфином и превысила дозу. Нашли её через день, в постели — уже окоченевшую, худую, как мумия.
Похоронили Дайану рядом с родителями. И семья воссоединилась. Не знаю, радоваться за них или переживать. Лучше бы, конечно, все были живы. Хорошо одно — Прохор успел разговорить Дайану относительно стекляшки, найденной около трупа Антона Аверина. Девчонка опознала вещицу с первого взгляда. Именно такие стразы украшали джемпер Клары Шамановой. Подруга Дайаны занималась торговлей финской мебелью в Питере.
На вопрос Гая, знакомо ли Дайане имя Антона Аверина, то кивнула. Да, у Клары недавно завёлся дружок, сын профессора. Влюбился в Кларку до потери пульса. Работал банщиком в Сестрорецке, парил «крутых» ребят. При последнем разговоре Клара сказала Дайане, что Антоху замочили. Вроде бы, за долги, но толком она ничего не знает. Тело случайно нашли в Лахтинском Разливе.
Судя по всему, Клара не подозревала, что именно около тела и нашли сорванную с её джемпера стекляшку. Это было засвидетельствовано многими, и попало в протокол. Значит, Аверин был ещё жив, когда оказался напротив нашего офиса. И Клара была рядом с ним. Так что о причинах убийства она знала куда больше, чем изображала.
Скорее всего, Шаманова помогла убийцам выманить бой-френда в укромное местечко. Профессорский сынок не пошёл бы туда без уговоров любимой девушки, расположением которой очень дорожил. А если Клара в момент смерти Аверина находилась рядом с ним, она может рассказать много интересного. По крайней мере, окончательно прояснить обстоятельства, при которых всё произошло.
Дайана давала показания на объекте ФСК, поэтому предупредить кого-то, помешать нам не могла. Действительно, Антон Аверин был наркоманом со стажем. Несколько раз лечился, но потом срывался вновь. О нём Дайана и упоминала осенью, когда говорила, что боится нападения.
Клара сама нюхала кокаин. Бывало, что занимала деньги у Аверина. Он потратился, попал на «счётчик». И, в конце концов, погиб. Дайана дружила с Кларой лет пять. Познакомились они в круизе по Средиземному морю, где обе были с родителями. Потом перезванивались, ездили друг к дружке в гости.
Странно, но, расследуя дело Ковьяра, мы натолкнулись на следы совершенно, казалось бы, постороннего преступления. А вдруг встреча с Шамановой позволит узнать что-то новое о Ковьяре и Косареве? Шансов на это ничтожно мыло — ведь Дайана с братом не общалась. Но попытка — не пытка. Так или иначе, но я поставлю точку в истории жизни и смерти осточертевшего мне Антона Аверина, пусть даже и отказал его отцу в помощи.
Самое интересное, что Дайана совершенно не удивилась такому вопросу Гая. По её мнению, подполковник ФСК мог знать всё. Прохор в лоб спросил об Аверине и получил такой же бесхитростный ответ. Когда Дайана опознала украшение с джемпера Клары Шамановой, нам с Гаем всё стало ясно. Дайана, не ломаясь, назвала адрес и телефон питерской подружки. Та жила на проспекте Наставников — рядом со станцией метро «Ладожская».
Все эти сведения Гай передал мне двадцатого декабря — из рук в руки. Тогда же он предъявил мне очнувшуюся от параноида Оксану и сообщил о кончине Дайаны. Между прочим, Гай хоронил покойницу на свои кровные, потому что делать это больше было некому. Сдавать труп в мединститут, как предлагали в морге, Прохор не пожелал. Всё-таки Дайана была ему не чужая — некоторое время они работали вместе.
Никого из многочисленных приятелей и подружек Дайаны у гроба не было. Тело захоронили поздно вечером — так пожелал Гай. Ему совершенно не хотелось «светиться» у гроба при посторонних. После этого он «пробил» адрес Шамановой в Питере. Дайана сказала правду. Клара проживала в четырёхкомнатной квартире вместе с родителями и бабкой по матери. Телефон был установлен там же.
Пересекались мы с трудом. То Прохор отсутствовал в Москве, то я. После того, что случилось в Братеево, нам с Брагиным пришлось срочно выметаться из Москвы. Убийство семерых человек в квартире «Южного двора», как и предполагалось, повесили на Артемия Синицу. Тот, впрочем, сразу во всём признался. Поскольку милицию вызывал он по мобильному телефону Падчаха, ему оформили явку с повинной и пообещали скостить срок.
Я привёз пострадавшую пару на Сухаревку, сдал в «Склиф». Разумеется, ничего там не рассказал. Мол, подобрал мужчину и женщину на улице, где они «голосовали». Что с ними было, пусть сами расскажут. Как я и ожидал, Падчах вскоре исчез в неизвестном направлении. Оксана ещё некоторое время провела в клинике, откуда Гай забрал её на объект.
Само собой, из больницы не выводилась счастливая Липка, приводила туда братьев. На объект ФСК их, разумеется, не пускали; взяли только Октябрину. Падчах пожелал встретить войну вместе со своим народом, но Оксане дал самое твёрдое обещание вернуться за ней — если выживет. При Липке и братьях, а также при Падчахе Оксана ещё как-то держалась. Но на объекте её заколотили приступы. В тишине и покое на неё нахлынули кошмарные воспоминания и панические мысли.
