Значит, троих я сделал. Остались ещё трое. И среди них — тот, кругломордый, в куртке на меху. Мне пришлось перекатиться в кучу вонючей тины, а потом — в стебли увядшей травы. Уворачиваясь от свистящих пуль, я снял ещё одного и мысленно поздравил себя с победой. Жаль, конечно, что сам не позвонил бывшим начальникам из машины, свалил всё на Светку. Но что теперь каяться — надо заканчивать дело. Этот автомат нигде за мной не числится, и в работе он ещё не был…
Осталось двое. Если я их прикончу, оставлю тут. Авось, найдут к утру. И никто особенно не удивится очередной разборке. А потом нужно проверить, живы ли те, кто ехал ко мне. Если да, то отвезти в больницу. При таком раскладе я к двенадцати домой не попадаю. Ну, и бес с ним, дело важнее. Обойдутся на Фонтанке и без меня.
Вот ведь привыкли люди к беспределу! На побережье пальба идёт, и всем на неё наплевать. А, может, просто боятся. Ждут, когда стихнет. Даже служба безопасности отеля не чешется. А, между прочим, могли бы и поинтересоваться. Наверное, думают, что рвутся петарды.
Яркая вспышка ослепила меня. Тотчас же раздался мощный взрыв. Я оглох, но сознание удержал. Вроде, я и не ранен, хотя кто-то оставшейся парочки швырнул гранату. Вмявшись в песок, я выпустил из рук автомат, на который была вся надежда. Но я не имею права умирать сейчас, когда дело почти сделано. Сколько раз возвращался от самого края могилы! И теперь не сдамся, докончу обоих. А потом буду разбираться со своим здоровьем. После праздника будет много свободного времени.
Опираясь на локоть, я вытащил из кобуры «кольт» и уложил того, кто перебежками направлялся ко мне. Они ведь не знали, сколько человек на них напало. А я ведь одинок в этой жуткой мистической ночи. И нет у меня помощников — на несколько километров в округе. Неизвестность всегда пугает. И я решил применить именно это оружие.
Остался один — тот самый, в замшевой куртке. Но этот стоил всех остальных. Сориентировавшись в пространстве, он выстрелом выбил из моей руки пистолет. Хотя, может, это случайно получилось. Но в итоге я оказался без оружия. К тому же, тёплые струйки ползли по лицу. Я пощупал — кровь. Наверное, взрывом меня контузило. Да и сердце совсем зашлось.
Я лениво подумал, что «замшевый» вполне может сейчас меня снять. Он и хотел поступить именно так, но его пистолет сухо щёлкнул. А перезаряжать было уже некогда. Я не знал, заклинило «пушку», или кончились патроны. Точно так же я не имел возможности искать в темноте своё оружие. А «замшевый», тем временем, обнаружил мой автомат около вросшего в мёрзлый песок камня. И нагнулся, чтобы поднять оружие.
Мне ничего не осталось, кроме того, как прыгнуть на амбала. Это было опрометчиво с моей стороны, так как я не знал уровня подготовки этого увальня. Мы сошлись в смертельной, звериной схватке. Только в следующий момент я сообразил, что парень этот моложе меня, а навыки имеет примерно такие же. Но и сердце его не тронуто пулей киллера.
«Качок» проявил себя как каратист одного со мной дана. А я на самом апогее боя ощутил, что сердечко-то моё отказывает, и дыхание вот-вот окончательно собьётся. Джемпер и джинсы уже облепили тело, промокнув от обильного пота. Работая каскадёром и оперативником, я привык прыгать через барьеры страха, терпеть боль, переносить высокие нагрузки. Всегда готов был прийти на помощь слабому, бороться с несправедливостью. И никогда не жалел, что выбрал для себя именно такое жизненное кредо.
Моя рука и сейчас была чистой, а голова — холодной. Именно поэтому я и понял, что данный бой в моей жизни — последний. Мы с «замшевым» учились убивать, осваивали жестокую науку восточных единоборств. И вот сейчас, на берегу Финского залива, предновогодним вечером, мы держали самый важный в жизни экзамен. Только оценками были не баллы и очки, а жизнь и смерть.
Пластика, сила и скорость движений у моего противника были на высочайшем уровне. И я сильно пожалел, что не сумел удержать оружие в руке до конца. Что не вызвал из машины подмогу, глупо надеявшись на своё уменье стрелять и сражаться врукопашную. И вот, кажется, я заплачу за беспечность самую высокую цену.
Наш основной стиль назывался «карате-до». Частица «до» — означает «путь». И рок мой, виляя, прерываясь, встряхивая меня до зубовного скрежета, а временами скользя совершенно ровно, привёл меня на этот пустынный берег. Он поставил передо мной спокойную, рассудительную и уверенную в себе гориллу, у которой были фамилия, имя и отчество. Да и всё остальное, чем может обладать только человек разумный.
Когда-то карате было запрещено статьёй 219-прим Уголовного кодекса. Сейчас понял, что не зря. Лучше вовсе запретить карате, чем обучать ему таких вот «замшевых». Делать их ходячей смертью. Терминаторами, кинг-конгами. Не такой я представлял свою кончину. Нет, не такой…
Мой противник одинаково хорошо работал и правой, и левой рукой. Дыхание его было, будто во время сна под наркозом — даже несколько замедленное. Он не повторял комбинаций. Кажется, импровизировал на ходу. Кроме того, тут же изобретал разные варианты борьбы.
Я, пока не изучил его повадки до конца, уходил в нижний ярус назад. И думал, что это уже не карате, а кумите. Тот самый бой без правил, до смерти. Четырнадцать лет назад, будучи молодым и здоровым, я отказался участвовать в таких игрищах — даже за огромные по тем временам деньги.
А вот сейчас мне под сорок. Я многократно ранен, один раз — в сердце. Я уже дед. И реакция не та, и внимание, как раньше, не сосредоточить. Кроме того, я весь мокрый. А противник — сухой и довольный. Он всё понял. Знает, что рано или поздно прикончит меня. Сейчас ведь около одиннадцати вечера. И до наступления Нового года вряд ли кто-то выйдет на этот пустынный берег.
Сначала я попробовал, проведя серию ударов руками, дать ему ногой в голову. А после, приземлившись и дождавшись, пока «замшевый» окажется лишь на одной точке опоры, поднимет другую для удара, подсечь эту опору. Противник зол, очень зол. Я ведь убил или, по крайней мере, ранил пятерых его дружков. Терять ему нечего. Нужно мстить, мстить и мстить. А я должен, кроме противника по бою, следить ещё и за его ребятами. Вдруг кто-то из них очнётся, да и треснет меня по башке? Тогда, конечно, на милость надеяться нечего.
Но помощи тех, кто лежал на песке, не потребовалось. «Замшевый» одной ногой, занесённой для удара, треснул меня в висок, а левой изловчился ударить в пах. Я потерял сознание, но только на секунду. Кровь лилась из ушей и из носа, голова гудела. Фигура «замшевого» виднелась расплывчато. Тучи так и неслись над Финским заливом. В чёрном, оголившемся небе, мигали звёзды. И я ещё успевал думать о них. Сейчас унесусь туда, кверху, высоко-высоко. Что ж, всегда мечтал погибнуть в бою.
Всё-таки я упал на спину. Ведь противник, в отличие от меня, перед боем не был контужен взрывом гранаты. И он воспользовался форой на все сто. Ребро его ладони было, как топор. Если ему удастся двинуть меня по горлу, схватку можно считать законченной. Но всё-таки Провидение отпустило мне ещё немного времени и сил. Я отшвырнул «замшевого» одновременно рукой и ногами и ударил. Не в висок, как он меня, а в переносицу.
