Жизнь императрицы Агриппины и ее смерть в 59 году н. э.
Когда Ц. Випсаний и Ц. Фонтей стали консулами, Нерон совершил давно задуманное преступление. Он пробыл императором уже достаточно долго, чтобы обрести смелость и уверенность в своих силах, а его страсть к Поппее усиливалась с каждым днем. Зная, что при жизни Агриппины Нерон никогда не разведется с Октавией и не женится на ней, Поппея часто в насмешку называла его «принцем-ребенком», поскольку он делает то, что ему приказывают другие, а ведь он – правитель Рима и может поступать как ему вздумается.
«Почему мы не можем пожениться? Тебе что, не нравится, как я выгляжу? Или, несмотря на все триумфы, моя знаменитая семья недостаточно знатна для тебя? Или ты боишься, что у меня не будет детей? Или что я тебя не люблю? Я знаю, в чем дело! Тебя ужасает мысль, что, став твоей женой, я открою тебе глаза на оскорбления, которым твоя мать подвергала членов сената, и на то, что ее наглость и жадность вызывает всеобщее возмущение? Если Агриппина может терпеть только такую невестку, которая настроена против ее сына, то я желала бы, чтобы мне разрешили вернуться к Отону; в конце концов, это мой муж. Лучше я буду жить вдалеке от Рима и слушать рассказы об оскорблениях, которым подвергается император, чем видеть все это своими глазами и, подобно ему, трястись за свою жизнь». После этого она, как опытная соблазнительница, начинала рыдать, желая, чтобы ее слова дошли наконец до Нерона. Никто ее не останавливал, поскольку все мечтали лишить власти Агриппину, однако никому и в голову не могло прийти, что ненависть Нерона доведет его до убийства матери.
Решимость Агриппины не выпускать сына из подчинения была такова, что, если верить историку Клювию, она несколько раз, при дневном свете, когда Нерон был навеселе после обеда, появлялась перед ним тщательно накрашенной, несомненно приглашая вступить в кровосмесительную связь. Она целовала его с неподобающей страстью и вкрадчивыми речами доводила до греха. Все сидевшие за столом это замечали, и однажды, когда она снова принялась соблазнять сына, Сенека обратился за помощью к девушке Акте. Ее отец когда-то был рабом, и она разделяла тревогу Сенеки, поскольку боялась за себя и за Нерона, над которым нависла опасность. Сенека велел ей сообщить Нерону, что его мать хвастается своим поведением и что войска не потерпят над собой такого императора. Фабий Рустик подтверждает, что скандал был предотвращен благодаря Акте, дочери раба; но, по его словам, насилие совершал Нерон, а не его мать.
Другие авторы подтверждают версию Клювия, и обычно излагают именно ее. Агриппина, быть может, и вынашивала такие планы; учитывая ее прошлое, она была способна на все. Будучи еще совсем юной и желая потешить свое тщеславие, она стала любовницей Лепида; по этой же причине она выполняла желания Палланта, а брак с собственным дядей стал тренировкой во всяких мерзостях.
Нерон старался никогда не оставаться с ней наедине; когда она сообщала ему, что хочет уехать в парк или в деревню – в Тускулум или в Анций, он всегда одобрял ее желание отдохнуть. Но в конце концов он понял, что в любом месте, где бы ни была, его мать создает проблемы, и решил, что она должна умереть. Надо было только решить, каким способом лучше от нее избавиться – с помощью яда, ножа или чего-нибудь другого. Против первой идеи – отравления – было несколько возражений. Подсунуть яд можно было на пиру, но тогда, как и в случае с Британником, нельзя будет сказать, что это произошло случайно. Кроме того, яд должна будет подложить одна из ее служанок, но сделать это будет трудно, поскольку Агриппина подозревала, что ее попытаются отравить; кроме того, она регулярно принимала противоядие. Против убийства холодной сталью было два возражения: этого никак нельзя было сделать незаметно, поскольку жертвой должна была стать императрица, и существовала опасность того, что убийца откажется это сделать.
В конце концов этой проблемой занялся отпущенник Аникет, который командовал флотом в Мизене. Он был учителем маленького Нерона и ненавидел Агриппину не менее сильно, чем она его.
Он сказал, что надо сделать на корабле пристройку, которая могла бы отвалиться во время плавания, только надо было обставить все так, чтобы все подумали, будто Агриппина упала в воду случайно. «На море, – сказал он, – все может случиться. Если она погибнет во время кораблекрушения, никому и в голову не придет, что все было подстроено, а не произошло по воле волн и ветра. Как император, вы, естественно, возведете храмы и алтари в ее честь и продемонстрируете свое почтение матери другими способами».
Это предложение было принято; оно поступило в самый подходящий момент – император как раз собирался на праздник Минервы в Байи, и ему удалось убедить мать присоединиться к нему. Он также распустил слухи о том, что они с матерью помирились, заявив, что если родители сердятся, то мужчина должен подчиниться их воле. Он надеялся, что Агриппина, как всякая женщина, легковерна и клюнет на эту приманку. Она прибыла в Анций по морю, и Нерон, явившись на пристань, подал ей руку, обнял и проводил в Баули, на виллу, расположенную между мысом Мизен и заливом Байи, прямо на берегу моря. Один из кораблей, стоявших на якоре, был украшен богаче других. Все понимали, что это было сделано в честь императрицы, которая раньше путешествовала на военных кораблях, где служили военные моряки.
Потом ее пригласили на ужин, намереваясь убить под покровом ночной темноты. В это время кто-то сообщил Агриппине о готовящемся покушении, но она не знала, верить этому или нет. Тем не менее она отправилась в Байи; ее отнесли на носилках. Оказанный ей прием заставил ее забыть все свои страхи; Нерон тепло встретил мать и усадил на самое почетное место. За столом шел оживленный разговор, Нерон говорил то с мальчишеским задором, то серьезно, словно доверял матери очень важные тайны. Обед завершился очень поздно, и он прощался с Агриппиной, глядя ей в глаза и нежно обнимая. Нерон сыграл роль безупречно – если, конечно, невзирая на свою бесчеловечность, не был искренне тронут тем, что посылает мать на верную смерть и больше уже ее никогда не увидит.
Провидение словно специально позаботилось о том, чтобы всем было видно, как совершается преступление: ночь была ясной и звездной, а море – спокойным. Агриппину сопровождали двое друзей: Креперей Галл, который стоял у руля, и Ацеррония, сидевшая у ее ног. Корабль только что отошел от берега, и Ацеррония громко радовалась тому, что Нерон забыл о своих обидах и помирился с матерью, но тут, по специальному сигналу, усиленная свинцом крыша рухнула на голову Креперея, убив его на месте. Агриппину и Ацерронию спасли высокие края дивана, которые оказались достаточно прочными, чтобы выдержать вес рухнувшей крыши. Сам корабль не разломился, потому что в общей суматохе большое число людей, которые не участвовали в заговоре, преградили путь тем, кто в нем участвовал.
Гребцы решили перебежать на один борт судна, чтобы оно перевернулось; но замешкались, обсуждая, что делать, и часть людей успела перебежать на другой борт, уравновесив тем самым корабль. Тогда все стали прыгать в море. Преданная Ацеррония закричала: «Я – Агриппина. Помогите матери императора!»; ее забили насмерть палками, веслами и всем, что было под рукой. Агриппина держала рот на замке, и поэтому ее никто не узнал; она получила лишь один удар по плечу и прыгнула в море; она плыла, пока ее не подобрала небольшая парусная лодка, из тех, что прибыли на место трагедии. Ее отвезли на озеро Лукрин, а оттуда – на виллу.
