– Не горячитесь, брат мой по вере! Майон говорит верно. Идите к капитану – добрая рюмка вина взбодрит вашу кровь и склонит ко сну. А мы побеседуем с тобой, не так ли, сын мой?
Туземец Майон кивнул головой в знак согласия. С опаской покосился на острый кинжал, которым епископ перерезал веревки.
– Садись, поближе к столу, сын мой! Сейчас нам принесут горячий шоколад. Ты любишь шоколад?
– Шоколад – это священный напиток! Наш народ пьет его только по особым дням!
– Особые дни – это когда вы чтите своих богов? Тех, кого вы считаете посланцами неба?
– Да! И вера наша оказалась правдой! Всемогущие боги прибыли сами и прислали нам учителей! И их новое учение, словно свет, освещает наш путь. Наши жилища, наша пища – стали другими. Благодаря учителям, мы имеем могучие машины, которые легко и быстро обрабатывают поля, заменяя тяжкий труд. Мы можем учить своих детей и не опасаться, что наших стариков, за ненадобностью, бросят на съедение крокодилам. Монсеньер Жедал, вы не знаете судьбу моей жены и моих детей?
– Увы, сын мой, сие мне не ведомо… Но завтра, как станет светло, я непременно узнаю о твоих чадах и жене.
Епископ придвинул к себе блюдо с двумя чашками напитка, кивнул матросу, и тот, пятясь, вышел из каюты.
– Попотчуйся, сын мой! Считай, что у тебя праздник, родился заново, кстати, это ты мне обязан жизнью! А то вот брат мой по святой вере – Ифат, очень зол на тебя!
– Благодарю вас, монсеньор Жедал! – Майон взял протянутую чашку, с благоговением поднес её к губам и, отпив напиток, поднял глаза к небу. Судя по движению губ, он молился.
– Ничего так не подкрепляет силы, как чашка горячего шоколада! А знают ли уважаемые тобой учителя о целебных свойствах шоколада?
– Да, это для них не тайна, только они больше предпочитают его в твердом виде. Придают ему форму, наподобие листа гинго, только с более ровными краями, и едят маленькими кусочками.
– А скажи-ка мне, сын мой, в чем вера этих, твоих учителей?
– В справедливости! И в равенстве людей, не только перед создателем, но и друг пред другом!
– А вот тут они ошибаются! Взгляни повнимательней, сын мой, взгляни в самую душу! И где ты видел одинаковых людей? Их возможности, богатство, положение в обществе? Разве есть кто-то равный королю? Разве справедливость – главное мерило положения в обществе? Деньги, деньги – вот что ведет к вершине положения в обществе! А скажи мне, Майон, есть ли деньги у учителей?
– Деньги у них есть, только они совсем не придают им значения. Не желают их и не копят.
– Значит, у них их много… Так ведут себя только те, кто достиг богатства…
– Не совсем, так ведут себя те, у кого могущество и власть, власть, облаченная в знания, подпираемая могуществом машин, власть над знаниями законов природы и общества!
– Знания постигаются исканиями и ещё войной! Да, да! Войной! Тот, кто хочет завоевать другой народ, должен иметь оружие, превосходящее оружие противника! Впрочем, сын мой, ты не силен в философии!
Епископ остановился у стула механика Майона и вкрадчивым голосом спросил:
– А как часто ты, сын мой, встречаешься с учителями? И можешь ли устроить мне с ними встречу?
– С учителями я встречаюсь тогда когда мне это необходимо! И встретиться с ними может любой, кто пожелает! Да хоть завтра!
– Сегодня, уже сегодня, сын мой. Наша беседа затянулась за полночь! А как ты даешь знать им, что тебе нужна встреча?
– У меня есть прибор связи.., теперь – наверное, нет. Ваши люди сожгли его вместе с домом.
– Сие прискорбно… А без прибора?
– Просто прихожу в поселок…
– Так просто приходишь в резиденцию к учителям?!
– Туда может прийти любой…
– А вдруг враги?! Вдруг кто замыслит недоброе?
– Они не боятся никого и ничего, их могущество и милосердие не имеет границ!
– Сын мой, если ты завтра сопроводишь меня к учителям, то я обещаю вернуть тебя к семье.
– Что вы знаете о них?
– Они в безопасном месте и ждут тебя. Теперь все зависит от тебя, сын мой!
– Я согласен! Я провожу, вас монсеньор, в поселок учителей и обеспечу встречу с ними! Только заедем в монастырь: я хочу узнать, что с моей семьей.
– Вынужден принять твои условия. Остаток ночи проведешь в кладовой, где хранятся канаты. Там хоть и тесно, зато нет крыс. До утра уже не так далеко!
Глава двадцать восьмая
Гравиелёт плавно поднялся над полом. «И все-таки он немного подрагивает, Лёшка говорил – бесшумный!» – чего это я? И здесь ищу недостатки машины. Прервав свои мысли, покосился в сторону Артёма. Тот, с сосредоточенным видом, смотрел вперед, положив правую руку на джойстик управления.
– Даю обратный отчет! До старта осталось – десять секунд, девять… – громкоговорящая связь голосом запускающего инженера начала монотонный отсчет времени.
«Увидел бы кто нас со стороны», – усмехнулся я. Изящная конструкция гравиелёта висела посредине цеха перед странной конструкцией, напоминающей раму гигантских размеров. В машине, на мягких креслах, шестеро пассажиров напряжённо смотрели в дальнюю стену цеха.
– …один, ноль! Есть поворот вектора времени! – торжественно сообщила связь.
Все пространство «рамы» медленно подернулось серой пленкой. Через мгновение по ней словно прошла легкая рябь, и она стала черной. Нет, это не была чернота безлунной ночи, я сразу не мог найти сравнение, что мне напоминала эта тьма. Когда-то в детстве я стоял перед лужей битума, растекшейся под горячим летним солнцем. Её чернота завораживала и притягивала. Что-то подобное развернулось перед нашими глазами. Ни один луч света, упавший на поверхность пространства искажённого, генератором времени, не мог вырваться наружу.
– Старт! – откликнулся Артём и легонько повел джойстиком. Повинуясь воле пилота, где-то под днищем машины развернулись щитки отражателей и гравиелёт двинулся в сторону ворот. Я оглянулся и подмигнул Насте, сидящей сзади пилота. Она слегка улыбнулась мне, напряженно вглядываясь вперед. И было от чего напрячься. Нос гравиелёта погрузился в чернильную тьму. Вспыхнули лампы освещения, но они не разогнали тьму за окном, она прочно прилипла к окнам, и от этого было немного тревожно на душе.
Неожиданно, словно кто-то бросил горсть искр в эту черноту, перед носом гравиелёта, и тотчас яркое солнце залило светом все вокруг.
– Приехали, – Артём включил разблокировку. Я открыл двери машины – и теплый, немного влажный воздух ворвался внутрь гравиелёта.
И тут я поймал себя на мысли, что впервые нога человека Земли касается другой планеты. Другой ли? Твердо и уверенно я встал на мягкую от ковра зеленой травы землю, сделал шаг, другой и тут встретил взгляд, полный изумленного испуга.
