— Заперто, — одними губами сказал бородатый. — Позови её.
— Любаша! — Хозяин, стараясь говорить как можно спокойнее, постучал в дверь. — Не спишь? Тут ещё один счёт пришёл.
— Сейчас, Фёдор Иванович, минутку! — раздался тонкий женский голос.
За дверью что-то зашуршало, звякнуло, и послышались быстрые шаги. Щёлкнула задвижка, и в ту же секунду худенькая молодая женщина с пепельными волосами сдавленно вскрикнула, увидев гостя в синей куртке.
— Узнаёшь? Помнишь ещё?.. — Он обернулся к охранникам. — Побудьте с хозяином в кухоньке. Я позову, когда будет нужно…
Люба пятилась от бородатого, машинально запахивая халат, и зрачки её делались всё шире, а лицо — бледнее. Маленькая голова, коса через плечо, длинная шея, покатые плечи делали Любу похожей на испуганную лебёдушку, увидевшую перед собой чёрную дырку ружейного дула. Она и оделась в белое — в недавно купленную сорочку и пеньюар. Нарядилась на их кровные денежки, потому что своих средств у неё не могло быть.
— Садись, — приказал бородатый.
Люба стояла, не шевелясь. Тогда он, размахнувшись, с хряском швырнул женщину на постель.
— Чего, оглохла, кошёлка вонючая? Может, тебе и память отшибло, сука?! Забыла, за что пять тысяч долларов США чистыми я тебе заплатил? Думала, прощу всё, как товарка копеечный должок, и мы помиримся? Или всерьёз думала скрыться, крыса? Тогда уж денежки нужно отдать, да с процентами! Мне за моральный ущерб — так ведь?.. Язык проглотила? Ничего, сейчас ты нам арию из оперы споёшь! А потом — ещё одну, и ещё, и ещё. Впереди ночь длинная, и культурная программа у нас обширная. Я ведь не от своего имени работаю, ты знаешь…
Бородатый еле сдерживался, чтобы не наброситься на полумёртвую от ужаса женщину и не начать избивать её немедленно. Желание продлить удовольствие предвкушения пока побеждало.
— Мои услуги оплачивает солидный господин, иностранец, который не пожалел бешеных денег за твоего алкогольного выродка. И моя главная мечта — не ударить в грязь лицом, обслужить заказчика на высшем уровне, пошла прахом. Я в стельку расшибался, чтобы он остался доволен, и тебя лелеял, как экзотический цветок. На чьи средства ты, корова деревенская, в солярий ходила, витамины жрала, в бассейне плавала? Кто тебя рожать чуть ли не в Кремлёвку определил? Да ты бы на вокзале просыпалась, тварь, без меня! А теперь мой заказчик думает, что я нарочно подсунул ему сифилитика с гноящимися глазами, который всё равно помер бы через неделю. Я доверился тебе, думал, что будет в порядке, и ты привезёшь товар в условленное место. Если ты такая мать трепетная, кто просил тебя из Пскова в Москву тащиться, да ещё соглашаться на все мои условия? Дура тёмная, тебе сказочно повезло! Ты на эти баки тракториста своего и двух щенят могла сто лет кормить! Вам же детей сделать — что мне высморкаться. Вы же плодитесь, как клопы. Пока важные господа карьеру делают, вы беспрерывно трахаетесь и в абортариях заседаете, но почему-то никак не становитесь бесплодными. Тебе фарт шёл, Любовь моя. Но ведь для того, чтобы удержать удачу, тоже ум нужен. Родила по первому разряду, а потом материнские чувства взыграли? Пащенок своим слюнявым ротиком тебя за сиську потянул? Решила товар подменить и скрыться, да ещё и с деньгами? А для моего мистера купила у Трёх вокзалов плод случки бомжей? И искренне надеялась, что мистер увезёт его в Штаты, да? Спряталась в Марьино, платила за хату моими баксами, на них же с Псковом болтала — детишками и муженьком интересовалась? Как они там? Здоровы ли? А вдруг простудились и зачихали — ведь зима на дворе! Я тебе ещё тогда сказал, что ты — кошёлка. Только кошёлка, которая сама по себе мне не интересна. Что надо думать о ребёнке, которому выпала возможность уехать в самую богатую и могущественную страну мира! Что его ожидало здесь и там? День и ночь! Но ты, похоже, не только себя, но и его погубить решила. Ты могла осчастливить и старших детей, будь немного посмекалистее, — продолжала бородач, медленно накручивая на кулак Любину косу. — Ты могла бы райскую жизнь им устроить. Но ты — отвратительная мать, ты — стерва, которая вот-вот оставит детишек сиротами. Ясно тебе?! Ах, какую бесподобную куклу ты купила своей дочке, которой только катушками из-под ниток играться! Черноволосую принцессу в шляпке и кружевном платье, в панталончиках, в туфельках с бантами! У моей дочери есть такая. Я знаю, сколько эта игрушка стоит. Ты, которой не на что было в метро проехать, начала королевские игрушки скупать по всей Москве! А теперь чадам твоим останется панихиды заказывать каждый год третьего февраля. Жить я тебя всё равно не оставлю — ты опозорила меня перед клиентом. Но твоя кончина будет лёгкой, если скажешь, куда спрятала своего ублюдка. Лично я за него гроша ломаного не дал бы. Но он нужен клиенту, и потому я трачу на тебя драгоценное время. Между прочим, ты погубила дядю Федю. Его тоже придётся убрать…
— Вы не сделаете этого! — прошептала Люба, глотая слёзы.
— Все исполним, как обещали, — монотонно отозвался бородатый. — Разве мы когда-нибудь тебя обманывали? — Он ещё раз оглянулся на коробку с драгоценной игрушкой, простёганную лиловым атласом. — Ты по себе не суди. Мы — деловые люди. Итак, на раздумья имеешь пять минут. Даю последний шанс немного облегчить свою участь. Где сейчас ребёнок?
— Ни за что не скажу! — Люба сделала отчаянную попытку вырваться и вдруг вызывающе взглянула в глаза бородатому. — Я была дурой, я попала во власть дьявола, и меня обуяла жадность. Я задумала продать свою кровиночку чужим людям, отречься от частицы самой себя. Но когда увидела его, моего родного, опомнилась. И спрятала его там, где вы никогда не найдёте. Меня можете убить, но мой сын останется в своей семье. У него есть отец, брат и сестра. Есть бабушка. Его вырастят, воспитают. Я только попросила мужа никогда не рассказывать ему, как хотела… хотела избавиться от него за деньги. Вот и всё.
Люба закрыла глаза и закусила губу, из последних сил сдерживая крик, потому что бородатый медленно и с треском пригибал голову за косу к полу.
— Если парень узнает, каких перспектив ты лишила его из-за своих сучьих чувств, он проклянёт тебя через много лет после твоей лютой смерти! — Глаза бородатого смотрели холодно, яростно. — Таких матерей в нужниках надо топить. Ты должна была вернуть мне деньги, если передумала оставлять товар. Все те баки, на которые ты сладко жрала и красиво отдыхала четыре месяца! А так ты просто воровка, крысятница, понимаешь? Присвоила то, что тебе не принадлежит. А это или ребёнок, или деньги. Судя по тому, сколько подарков ты накупила деревенской родне, вернуть доллары ты сейчас не в состоянии. Поэтому тебе ничего не остаётся, кроме как раскрыть тайну. Не строй из себя Лизу Чайкину, нынешних пыток выдержать не сможет никто. В первую очередь потому, что у меня с собой есть шприц с препаратом, отключающим сознание. Ты ответишь на все мои вопросы очень подробно. Но я не откажу себе в удовольствии применить это средство в последнюю очередь. А до тех пор предложу тебя на утеху ребятам — раз. А во-вторых… Я сделаю с тобой такое, что легавые несколько раз отблюются, когда тебя найдут. — Бородатый прищурился, раздувая ноздри и дёргая углом рта. — Будем ещё думать?
