Сама не понимая, что делает, Лиза погасила бра, вышла из детской и на цыпочках прокралась к себе в спальню. Бестолково пометалась, прикидывая, что же надеть, чем покрыть голову. Выбрала громадную шаль, похожую на чёрную рыбачью сеть. Она прекрасно укутывала и голову, и плечи, защищая, против ожидания, даже от очень сильного ветра.
А после этого Лиза решительно направилась к бару, открыла обе зеркальные дверцы, выбрала бутылку шотландского виски пятнадцатилетней выдержки, плеснула на донышко бокала и выпила, не поморщившись. Она не помнила, когда в последний раз позволяла себе подобную вольность, но сейчас просто не могла поступить иначе — истерические слёзы подступали к глазам.
Дыша через раз, Лиза спустилась в тот самый коридор, где ещё совсем недавно снимала куртку и сапожки. Пришлось вновь вытаскивать из гардероба «казаки», натягивать их на ноги, поминутно оглядываясь по сторонам. О том, что будет, если ребёнок проснётся и заплачет, Лиза старалась не думать.
Ведь то, что делала она сейчас, в первую очередь нужно было Хелене. Девочка не должна пострадать от капризов своей сволочной мамаши, которая посмела сперва отказаться от такого чудесного ребёнка, а потом начать разрушать его благополучие, качать права, которых сама себя лишила…
Ветер с залива ударил в лицо, заплескались совсем рядом волны, и Лиза немного успокоилась. Совсем темно, никого кругом — может, всё ещё и обойдётся. Она продиралась сквозь ветки кустов, проваривалась в раскисшую весеннюю грязь. То и дело останавливалась, через плечо оглядываясь на коттедж, в котором горело всего одно окошко.
Не сразу удалось выйти в калитку, но потом Лиза обеими руками всё же отодвинула щеколду. Налегла плечом и буквально выпала в сухую увядшую траву, на пляж, омываемый пенными волнами Финского залива. Надо было взять фонарик, ничего не видно — так можно и с Дарьей не встретиться.
Нет, глупо получилось. Нужно было связаться хотя бы с Лёвой и спросить, посылали ли они Дашу. А если нет, то зачем сестре Мерейно всё это потребовалось? Стоп, она же сидела в тюрьме, кажется, на Петровке! И её вполне могли подослать оттуда, как наживку, потому что выйти Лиза могла лишь на знакомый голос…
Она уже хотела метнуться назад, но, когда обернулась, увидела у калитки Дарью Дмитриеву — высокую, плечистую, в кожаной куртке на меху и с непокрытой головой. Дарья дружелюбно ей улыбалась, но по глазам, прищуренным и решительным, Лиза поняла, что путь к отступлению надёжно заблокирован, и перерешить ничего нельзя. А от залива, перешагивая через кучки песка и тины, к ним направлялись ещё два человека — мужчина среднего роста, кажется, молодой, темноволосый, тоже в кожанке, но только без меха, и высокая девушка в точно такой же куртке, как осталась дома у Лизы, но только вишнёвого цвета.
Всё удалось рассмотреть, потому что на короткое время мужчина включил фонарик и показал удостоверение. Но Лиза смотрела не на красную книжечку, а на девушку. Шелковистые брови вразлёт, пухлые губы, точёный нос, разлетающиеся от ветра волосы, подстриженные под классическое каре. И — глаза того самого неповторимого цвета крепкого чая, которыми совсем недавно Лиза любовалась в детской.
Значит, Хелена станет вот такой — всё правильно, Лиза не ошиблась. Действительно, перед этой моделью мог склониться весь мир, но мать Хелены не смогла воспользоваться дивной красотой в должной мере. Она додумалась только до того, чтобы продать свою девочку…
* * *
— Елизавета Юрьевна, вы слышите меня?
Мужчина, оказавшийся смуглым брюнетом, говорил без малейшего акцента. Кажется, он назвался майором милиции, сказал, что приехал из Москвы, из тамошнего уголовного розыска. Всё правильно, Дарью ведь взяли в столице. И Иннокентий упоминал какого-то мента с Петровки, которого нужно купить в целях обеспечения их общей безопасности.
Но пока, видимо, не купил, и мент этот всё же вычислил Лизу. Да чего особенно вычислять — узнал от Дарьи, которая согласилась сдать родного брата и его шефа, лишь бы выскочить самой. Но раз майор милиции пожаловал сюда тайно, значит, у него нет законных оснований для того, чтобы отнять Хелену. Значит, соответственно и нужно себя вести.
Кто боится огласки, тот уязвим, говорил Кеша. Он же предупреждал, что мамаша Лизиной дочери пустилась во все тяжкие, наврала в милиции, будто её похитили, усыпили уколом, прокесарили и украли ребёнка. В ментовке развесили уши, а на самом деле всё произошло не так. Операцию действительно пришлось сделать, потому что таз у девки узкий, как у всех современных красоток, а отец ребёнка — кряжистый сибиряк.
Девочка пошла комплекцией в папу и без посторонней помощи не смогла бы родиться здоровой. Ей же, паскуде, бесплатно сделали операцию, а в благодарность получили ещё одну головную боль. Теперь она постоянно требует денег и угрожает в случае отказа платить сдать всю тёплую компанию. Лизе тоже надо быть настороже, потому что наглая тварь вот-вот доберётся до неё и тоже попросит немножечко долларов.
Кстати, на этот раз Иннокентий поехал в Москву, чтобы договориться с начальством этого вот майора. Начальство осторожно намекнуло, что может спустить дело на тормозах. И Иннокентий рассудил — легче один раз сунуть в зубы полковнику энное количество баксов, чем постоянно, трясясь от ужаса, отстёгивать всё возрастающие суммы самой Валерии. Да, Валерии, — именно так представил её сейчас майор.
А Лёва Мерейно говорил, что полковник тоже не сразу сдался, попробовал сыграть в принципиального. Но ему быстро объяснили, что ради спокойствия собственной семьи он должен покориться и не делать глупостей. Жена, двое детей, четверо внуков, старуха-мать — все они тоже чего-то да стоят.
Полковник должен приказать излишне ретивому майору наконец-то заткнуться. С последним разговор будет отдельный, потому что он не очень-то склонен слушаться начальство и часто импровизирует самостоятельно. Слишком серьёзные международные кланы стоят за немногочисленной на первый взгляд группировкой Лукина, и они не захотят терять драгоценный канал поступления на Запад здоровеньких новорождённых младенцев. Кешу они всё равно выручат, а вот детей-внуков полковнику никто не вернёт.
Лиза думала обо всём этом и молчала, не отвечая на вопросы. Потом наконец-то подняла голову и в упор взглянула на майора.
— Я всё слышу… Простите, позабыла ваше имя. Я знаю, что вы сейчас будете мне рассказывать. Про похищение, про кражу ребёнка, про несчастную мать, которая ночей не спит от желания прижать к груди своё дитя. И сразу говорю, что ни цента, ни копейки ей не дам! Слышите? Она, наверное, в милиции не объяснила, для чего ломает комедию. Иначе её надо было тоже арестовать как вымогательницу. Так вот, я вам это говорю…
— Молоды вы для склероза, Елизавета Юрьевна. Моё имя — Артур, можно без отчества. Если не возражаете, отойдём немного и присядем на лодку, потому что короткого разговора у нас не получится. Судя по всему, не меня, а вас нагло и цинично ввели в заблуждение. Вы доверяете Лукину, я понимаю, и его слово для вас куда ценнее, чем моё. Но всё-таки хотя бы объективности ради выслушайте, что расскажет Валерия…
