— По большому счёту, мне нет дела до ваших взаимоотношений с отчимом и двоюродной сестрой. Вы можете как угодно сильно их ненавидеть, потому что всё время ревновали к ним свою мать. Но вы не имеете права делать меня заложницей семейных дрязг, показывать характер и тем самым мешать раскрытию тягчайшего преступления. Как сын, как человек, как гражданин вы должны помочь свершиться правосудию. Вам двадцать лет. Я свою мать потеряла, когда мне было восемнадцать. Её убили на моих глазах. Неужели бы я стала выпендриваться, держать фасон, копаться в каких-то родственных пакостях, будь хоть малейшая возможность покарать её убийцу? Какая разница, кто меня нанял? Разве это имеет значение?! Вы должны надеяться на меня, а не ненавидеть, не бояться! Никифор, я говорила с Ларисой Якшинской. Поскольку дело приняло слишком серьёзный оборот, она лукавить не стала. И сказала, что в тот вечер не была у вас дома. Что они с Натальей Лазаревной договорились встретиться позже, когда Макс вернётся из Таиланда. Так?
Никифор плотно сжал губы и смотрел на меня бешеными глазами. Я испугалась, что парня хватит удар. Казалось, я слышу, как барабанит его сердце. Действительно, я не понимала, чего он боится.
— Вы сказали под протокол, что были дома один. Но ведь это не так, правильно? С вами был некто Григорий Нечёсов. Будете отрицать?
Никифора будто ударили оглоблей по голове. Он побледнел и качнулся вперёд, но вовремя схватился за спинку вертящегося кресла.
— Я знаю, почему вы хотели скрыть факт присутствия Нечёсова в квартире. Я клянусь, что никто никогда об этом не узнает. Лариса тоже будет молчать. Но вам выгодно иметь в моём лице друга, а не врага. Кстати, ваше странное поведение, будем откровенны, наводит на жуткие мысли. И вам совсем не нужно, чтобы мысли эти возникали…
— И какие же это мысли? — усмехнулся Никифор, садясь в кресло.
— Такие… Вы вполне можете быть причастны к убийству. Или вместе с Нечёсовым, или… В общем, кто-нибудь из вас или сразу оба. Мотивы налицо. Вы не хотите говорить о Нечёсове, потому что он был в близких отношениях с вашей матерью… Дайте закончить, а потом уже решайте, как поступить. Из моральных соображений вы не упоминаете его имени. Говорите следователю, что, кроме вас, в квартире никого не было. Что Лариса почему-то не приехала. Вольно или невольно переводите подозрения на неё. Назначила встречу, но не явилась, а Наталью Лазаревну в подъезде ждал убийца. Очень похоже, что Лариса заманила жертву в ловушку. Но ведь можно глянуть на ситуацию и по-другому. Ларисе Якшинской ваша мать не мешала. По крайней мере, не настолько, чтобы убивать. И другу её Максимилиану Аладашвили она не мешала тоже. Да, обращалась за спонсорской помощью, но за это не «мочат». Я могу доказать, что Нечёсов был у вас вечером двадцать седьмого сентября. Могу разоблачить вашу ложь. И тогда попробуйте убедить всех, что лгали, руководствуясь лишь ханжеской моралью. Вы очень не хотели, чтобы Наталья Лазаревна завещала Людмиле Оленниковой дом в деревне и крупную сумму денег. Но отговорить упрямую мать от этого решения не смогли. Она не успела составить нежелательное завещание, так? А вдруг вы, Никифор, ручку приложили? Ведь как всё сходится! Никто в течение девяти лет не мог убить Наталью Лазаревну, и вдруг — нате! Вот так, запросто! А вдруг это сделал Нечёсов? Она ведь не ждала от любовника нападения. Ударил по голове, бросил в лифт, нажал кнопку. И вот в этом случае вы имеете все основания скрыть факт его пребывания здесь. Почему Нечёсов пошёл на такое? Может, вы ему заплатили, а он сильно нуждался в деньгах. Вероятно, сыграла роль обида на Наталью, которая предпочла Кулдошина. Если покопаться, можно найти и другие обстоятельства, которые объяснят многое. Как, складно я говорю?
Юноша был бледен, как смерть. Он сидел неподвижно, и в глазах его я видела отчаянный ужас. Кажется, приём сработал. Теперь, дабы отвести от себя подозрения в убийстве матери, Никифор Пермяков сдаст всех, в том числе и Нечёсова. Я сидела и ждала, внутренне готовясь к самому худшему. Неизвестно, есть ли в этом доме оружие, на что способен Никифор Пермяков, особенно находясь в аффекте. Но Урал я прилетела без пистолета, но с лицензией на ношение, и уже здесь Шестаков выделил мне «ствол». Правда, сегодня я его с собой не взяла, о чём и пожалела сейчас.
— Вы — чудовище… — прошептал Никифор и вдруг по-детски разрыдался. — Вы бьёте в самое сердце… Убирайтесь! Убирайтесь немедленно, или я задушу вас… Мне будет уже всё равно. Я вас видеть больше не могу!.. А дома дети… При них нельзя. Я ненавижу вас, будьте прокляты! Оставьте меня сейчас же! Вам не будет счастья, будет горе!..
— Да, я уйду. — Мне и самой показалось, что пора кончать этот балаган. — И сразу же поставлю в курс дела Юрия Ивановича. Пусть он сам решает, как распорядиться этой информацией. Лариса не намерена брать вину на себя и даже попадать под подозрение. Она согласилась подыграть Наталье Лазаревне по её просьбе, когда было неизвестно, чем закончится этот вечер. И я не позавидую вам, Никифор, если Юрий Иванович услышит, как было дело. Слишком уж тёмная эта история. И если даже в первую очередь убийство ударило по интересам Людмилы, отчим не простит вас никогда. Прокуратура скажет своё слово, потому что лжесвидетельством вы помешали следствию, ввели в заблуждение должностных лиц. Я знаю, что вы хотите причинить мне зло, Никифор, так вот… Не делайте этого! Несколько человек знают, что я пошла к вам. И если к определённому времени не вернусь, они дадут информации ход. Применять ко мне насилие вы не станете, умные люди так не поступают. Вы увязнете окончательно. Лучше помириться со мной.
Никифор рыдал, стоя на коленях перед иконами. Время от времени он смотрел на портрет матери, под которым, то вытягиваясь, то склоняясь в сторону, трепетало зыбкое пламя. Сняв очки, размазывая крупными кулаками слёзы и сопли по лицу, он что-то бормотал, запрокидывал голову, потом опускал её к самому полу. Затравленно смотрел на меня и тут же отводил глаза. Никифор хотел возненавидеть меня вновь, но чувствовал только животный ужас. Он понимал, что обложен со всех сторон. Кроме того, юноша знал характер отчима и представлял, какие последствия повлекут мои выводы.
— Я не хотел… Я не убивал! И Григорий тоже. Он и мухи не обидит. Маму проклинали многие в нашем городе. Их долго, очень долго придётся искать. Легче навесить всё на меня и на Нечёсова. Но это не так…
Приём подействовал, и шок сделал из Никифора человека. Он осознал серьёзность положения и принял единственно верное решение о сотрудничестве со мной. Я не отдавала предпочтения ни одной из версий и не отбрасывала ту, которую только что высказала сыну убитой.
— Никифор, за что вы так ненавидите свою двоюродную сестру?
Эти слова вырвались у меня непроизвольно, и парень притих. Он пристально посмотрел в моё взволнованное лицо и прикинул, стоит ли отвечать. Поднялся с колен и подошёл к окну, долго смотрел во мрак.
— Она отняла у меня мать, которая слишком любила свою крестницу. Больше, чем родных детей! Дунька, Фроська и Пашка никогда не могли позволить себе того, что позволяла Милочка. Мама обожала её, а она бессовестно этим пользовалась. Вы считаете, что она заслужила наследство? Мы, восемь родных детей, очень много теряли. Я не говорю о Мишке — у него есть отец, его не обидят. Сама же Милочка никаких обязательств на себя не брала. Сумела подлизаться и к маме, и к нашему деду Лазарю Михайловичу, и к его второй жене. Все её ну просто до безумия любили. Ей было выгодно считаться несчастной матерью-одиночкой, которой все обязаны помогать. Да, я знаю, её отец получил инвалидность, мать не работает, но надо же самой содержать своих родителей или добиваться помощи от государства! И думать о будущем, когда заводишь ребёнка…
