— Мама, а можно меня теперь называть Яной? — вдруг спросила дочь, удивив меня второй раз за вечер. — В моём имени есть буквы «Я», «Н» и «А». Я очень прошу, пожалуйста! Это так красиво…
— Но почему ты не хочешь быть Отой, как раньше?
Я разлила чай, распечатала коробку мармелада, который вроде бы был даже тёплым. И очень мягким, не успевшим засахариться.
— Потому что меня дразнят, — глядя в чашку и не прикасаясь к мармеладу, ответила дочь.
Она говорила уже совсем по-взрослому — кратко, ёмко, печально. Я вздрогнула, потому что услышала такую жалобу впервые.
— Мне уже противно в школу ходить…
— Кто дразнит? Как именно?
Горячий чай плеснул мне на руку, но я поняла это позже, когда уже вздулся пузырь. Не для того я отдавала свою единственную радость в престижную школу, чтобы её там дразнили, как в нанюханном пресненском дворе.
— Васька Попов, — неохотно отозвалась Октябрина.
Она и от меня слышала, и сама знала, что ябедничать нехорошо. Но, видно, уже не могла терпеть.
— Он мне всё время кричит: «Отка-идиотка!» И ещё… — Дочка проглотила слёзы. — Про Чечню…
— Что про Чечню?
Я готова была где угодно найти этого Ваську Попова и собственноручно открутить ему голову. Раньше дочка ничего про этого парня не говорила. За ней пробовал ухаживать полиглот и музыкант Миша Зукаль, но потом он уехал с родителями за границу. Октябрина недельку походила грустная, но тут к нам в дом приехали Оленниковы, и Денис прочно занял место Миши.
— Он сегодня загородил дорогу и орёт: «Иди, Оточка, ко мне — будем воевать в Чечне!» — Октябрина не выдержала и расплакалась.
— Да он дурак просто, не обращай внимания!
Мне стало немного легче. Но такие поганые выходки тоже спускать нельзя, и нужно будет жёстко поставить этому Ваське на вид. Для серьёзного разговора я не поленюсь и при первой же возможности сама поеду в Центр индивидуального развития. Действительно, у дочери редкое имя, но это никому не даёт права называть её идиоткой. Кстати, отца себе она тоже не выбирала, и отвечать за него не должна.
— Не реви! Этот Васька в тебя просто влюбился…
— Тебе всё смешно! — упрекнула дочь.
Она уже сидела на моих коленях, уткнувшись личиком в моё плечо. У кого же ей ещё искать защиты, как не у матери? Не хватало ещё, чтобы моя крошка заболела из-за этого Васьки!
— Он меня ненавидит. А любит Денис. Он никогда не дразнится. Но я же Ваське ничего не сделала, я же… Он мне подножки подставляет! Я колготки два раза порвала… — И Октябрина захлебнулась слезами. — А его и не наказали! Ему всё разрешают!..
— Я, конечно, поговорю и с Васькой, и с завучем, но поможет ли это, вот вопрос?.. Он ведь может дразнить просто назло…
— Мама, ты только скажи, чтобы меня называли Яной, — пролепетала дочь. — А про Ваську не надо жаловаться. Ещё хуже будет…
Октябрина дышала мне в щёку ржаными сухариками и моё сердце разрывалось от жалости. Мне пришло в голову завтра же с утра отправиться в этот Центр и забрать оттуда ребёнка вместе с платой за обучение, раз ему не могут обеспечить возможность заниматься, не отвлекаясь за разные глупости. Но ведь и в новой школе может завестись какой-нибудь Васька Попов, потому что Октябрина всегда останется такой же — черноволосой, смуглой, необыкновенной. И никуда не денется её редкостное, столь дорогое мне имя.
— Хорошо, я попрошу называть тебя Яной. Но сама этого делать не буду. Для меня ты навсегда останешься Октябриной — в память бабушки, моей мамы. Но если насмешки будут продолжаться, ты сменишь школу.
— Я перейду туда, где Денис?.. — загорелась идеей дочка.
— Наверное. Это же наша школа по району. Но всё-таки в Центре преподаватели сильнее. Ты уже сейчас два языка учишь, а в обычно — только один, и тот начинают преподавать гораздо позже. Ты занимаешься плаванием, теннисом, танцами. У тебя огромные перспективы в Центре. Неужели я допущу, чтобы ты лишилась хорошего образования из-за какого-то Васьки Попова? Может, преподаватели поговорят с ним, с его родителями? Ведь должно же заведение такого уровня заботиться о своём престиже…
Я взяла Октябрину на руки, как маленькую, погасила свет на кухне и подошла к окну. Мы обе смотрели на поредевшие кусты, на деревья, которые качались в свете фонарей от налетевшего к ночи ветра. А наверху, в разрывах туч, зажглись звёзды, далёкие и равнодушные к нашим бедам. И впервые в жизни я почувствовала, как мы с дочкой одиноки в этом мире, несмотря на то, что вокруг нас много людей.
Дочкины слёзы падали мне на щёку, а я шептала ей самые нежные слова, какие знала. Не убирая со стола, унесла ребёнка в детскую, уложила его на тахту. Сняла с ножек настоящие индейские мокасины, потом — джинсы, колготки, джемпер. Какие дочке сейчас уроки на ум пойдут? Пусть отдохнёт, успокоится. И поспит, желательно, до утра.
Октябрина молча притянула меня к себе, и я, прямо в костюме, прилегла рядом. Дочка как-то сразу заснула, а я всё думала, что завтра непременно поеду в пансион. Но для этого нужно выглядеть успешной, здоровой и сильной. И потому необходимо превозмочь себя, сейчас же принять ванну. После того, как её отреставрировали и поменяли цвет с белого на нежно-розовый, я ещё ни разу не ложилась в воду с морской солью.
Я с трудом поднялась с тахты, поплелась на кухню и принялась мыть посуду. А после, махнув на всё рукой, полезла просто под душ. Думать о предстоящем Милином дне рождения, о дочкиных школьных проблемах, о сложных делах в агентстве я уже не могла. Свернувшись калачиком под широким, но невесомым одеялом, я только успела вспомнить, что завтра надо встать пораньше и заехать на заправку. Пансион находился в области, и пилить туда нужно было долго.
* * *
— Оказалось, что этот самый Васька Попов не из их класса!
Перекрикивая магнитолу, я навалилась на овальный стол, заставленный тарелками и бутылками. Мы пировали уже три часа, поздравляли Милу, дарили ей коробки и свёртки, а потом пили и ели.
У меня так и не нашлось времени подобрать подарок, и мы с дочкой ограничились букетом розовых роз, а также бутылкой шампанского «Князь Левъ Голицынъ». Шампанское собравшиеся немедленно распили, а розы расставили по всей комнате. Под потолком летали шарики-сердечки, к которым Мила и Денис привязали разноцветные ленты. Всё было очень красиво — как в Новый год.
— Так ты поговорила с этим недоумком? — заинтересованно спросила именинница.
Сегодня она была неотразима в сером бархатном платье с длинными рукавами и в немецких серебряных туфлях. Гарнитур из белого золота дополнял изысканный ансамбль. Людмила отлично выглядела, несмотря на то, что позавчерашняя операция прошла не совсем удачно.
— Интересно, ведь моей пациенткой была как раз Попова Татьяна…
— А мне и сказали, что Вася Попов очень переживает из-за состояния здоровья своей мамы. Его вызвали с урока граждановедения, и он пробубнил, что обижать мою дочь не хотел. И якобы говорил не «идиотка», а «иди, Отка». Директриса слёзно просила меня строго мальчика не судить, у них в семье и так горе. Ребёнок только в пятом классе, а мама в реанимации лежит. Надо бедняжку пощадить, не ругать очень…
