Совершенно ошеломленный Тристано опрокинулся на спину. В течение какого-то мгновения он бессильно опустил руки – Герсен воспользовался этим моментом. Схватив ногу своего противника и сделав замок, он всем своим весом навалился на нее; Кирт почувствовал, как с треском сломалась чужая кость. Тристано задохнулся и, схватившись за нож, оставил неприкрытым горло. Герсен тотчас нанес сильный удар тыльной стороной кисти по гортани. Шея противника была мускулистой, и он не потерял сознания, продолжая беспощадно махать ножом. Кирт выбил это оружие, но больше не решался приближаться к Тристано, так как у этого землянина на критический момент его жизни вполне могло быть припасено еще одно или даже дюжина хорошо припрятанных средств нападения.
– Оставь меня, – прохрипел убийца. – Пусти, а сам убирайся куда хочешь!
Он стал подтягиваться к стене.
Герсен осторожно двинулся вперед, тем самым давая возможность Тристано для нападения, но тот не решился. Герсену пришлось протискиваться мимо его широких плеч. Тристано все прекрасно видел. Взгляды их встретились. Внезапно землянин сделал захват, одновременно приведя в действие свою здоровую ногу, но Герсен успел выскользнуть от него, схватил другую ногу Тристано и приготовился сломать ее. Внезапно позади него раздались крики, поднялась суматоха. С искаженным от ярости лицом по коридору неуклюже бежал главный контролер Монсенсен. За ним семенили двое или трое служащих
– Прекратите, – орал контролер. – Что вы это делаете в нашем здании? – Он буквально брызгал слюной перед Герсеном. – Вы дьявол! Преступник самого низкого пошиба! Вы оскорбили меня! Вы напали на моего клиента! Я постараюсь, чтобы Опекуны внимательно присмотрелись к вам!
– Как вам будет угодно, – пыхтя ответил Герсен. Неожиданно он ощутил приступ мстительности. – Ну-ка, зови те Опекунов!
Монсенсен поднял брови.
– Что!? У вас хватит наглости на это?
– В этом нет никакой наглости, – Кирт злобно усмехнулся. Просто добропорядочный гражданин помогает полиции в задержании преступника.
– Что вы имеете в виду?
– Есть только одно имя, которое мне нужно будет лишь раз произнести перед Опекунами. Стоит мне хоть раз намекнуть им, что вы и это лицо являетесь сообщниками. Этот человек, – он взглянул вниз на то ли улыбающегося, то ли ошеломленного Тристане, – он вам знаком?
– Нет, Конечно же, я не знаком с ним.
– Но вы же только что опознали его в качестве одного из своих клиентов?
– Мне показалось, но сейчас я вижу, что обознался.
– Этот человек – наемный убийца!
– Вы ошибаетесь, мой ловкий друг, – прохрипел Тристано. – Я не убийца.
– Луго Тихальта нет в живых, чтобы опровергнуть твое заявление!
Тристано скривил лицо в выражении оскорбленной невинности.
– Мы ведь беседовали друг с другом, разве не помните? Вы и я. Когда этот Тихальт умер.
– В таком случае ни Даске, ни саркоит не могли убить Тихальта. Кто же еще прибыл с вами на планету Смейда?
– Там были только мы трое. Герсен изумленно уставился на него.
– Мне трудно этому поверить. Хильдемар Даске сказал Тихальту, что Малагате ждет его снаружи.
В ответ Тристано едва заметно пожал плечами. Герсен стоял и глядел на него сверху вниз.
– Я уважаю Опекунов и их плети. Я не осмелюсь убить вас. Но я вполне могу сломать еще пару ваших костей. Так что очень вероятно, что всю оставшуюся жизнь вы будете ходить боком, как краб! Я могу еще растянуть в сторону мышцы ваших глаз – и весь остаток жизни вы будете смотреть в разные стороны.
Мышцы вокруг рта Тристано поджались в грустной улыбке. Он тяжело приперся спиной к стене, безразличный, отупевший от боли.
– С каких это пор операции в Глуши стали называть убийством? – только и пробормотал он.
– Кто убил Тихальта?!
– Я ничего не видел. Я стоял с вами у дверей.
– Но ведь на планету прибыло только трое вас!
Тристано ничего не ответил и закрыл глаза. Герсен подался вперед, сделав быстрый выразительный жест. Тристано открыл глаза и тупо уставился на занесенную над ним руку.
– Кто убил Тихальта? Тристано покачал головой.
– Больше я ничего не скажу. Лучше мне всю жизнь быть косоглазым и калекой, чем умереть от саркойского яда.
– Я и сам могу отравить тебя.
– Больше я ничего не скажу!
Герсен подался вперед, но Монсенсен издал отрывистый, срывающийся крик:
– Это невыносимо! Я не допущу этого! У меня будут кошмары, я не смогу спать! Герсен зло посмотрел на него.
– Вам лучше не вмешиваться в это, сэр!
– Я вызову Опекунов. Ваши действия абсолютно незаконны! Вы нарушаете законы государства. Герсен засмеялся.
– Ну, зовите Опекунов! Тогда мы узнаем, кто нарушил законы государства и кто подлежит наказанию. Монсенсен стал тереть свои бледные щеки.
– Тогда уходите! Никогда не возвращайтесь сюда, и я ничего никому не скажу.
– Не так быстро, сэр, – медленно произнес Герсен, чувствуя, что у него поднимается настроение. – Вы сейчас в крайне затруднительном положении. Я пришел сюда с совершенно законным делом. Вы же немедленно вызвали по телефону убийцу, который напал на меня. Такое поведение вряд ли кто-нибудь оставит без внимания.
– Вы делаете ложное обвинение, сэр. Я это добавлю к тому, что сообщу Опекунам!
Герсен рассмеялся, подошел к Тристано, перевернул его так, чтобы затруднить движение рук, и связал их его же поясом. Со сломанной ногой и связанными руками землянин уже не мог сделать ни одного движения. Затем Герсен повернулся к Монсенсену.
– Давайте пройдем в ваш кабинет.
Кирт двинулся вперед, за ним неохотно поплелся Главный контролер. Как только они вошли в кабинет, ноги отказали Монсенсену, и он тяжело плюхнулся в кресло.
– А теперь, – сказал Герсен, обращаясь к контролеру, звоните Опекунам!
Монсенсен покачал головой.
– Лучше… может быть, не создавать лишних осложнений? Они парой бывают не слишком благоразумны.
– В таком случае вы сейчас же скажите мне все, что будет меня интересовать! Монсенсен склонил голову.
– Спрашивайте!
– Кому вы звонили по телефону, когда я появился в вашем офисе?
Монсенсен вновь оказался чрезвычайно взволнованным.
– Я не могу вам этого сказать, – выпалил он хрипло. – Неужели вы заинтересованы в том, чтобы я был убит?
– Опекуны зададут этот же самый вопрос, так же, как, впрочем, и многие другие, – засмеялся Герсен. – Так что выкладывайте, да побыстрее!
Монсенсен страдальчески посмотрел направо, налево, потом на потолок.
