В кейсе Тураева лежала даже её фотография, добытая в частном приюте, основанном финской воспитательницей. В приюте Валя жила целый год. Тураев уже знал, что прямо с Ленинградского вокзала поедет на станцию метро «Авиамоторная», найдёт расположенный неподалёку от Рогожского кладбища Упорный переулок. Там Валентина, по сведениям приютских подружек, в последний раз сняла квартиру — кажется, даже двухкомнатную.
Родилась Валентина Черенкова двадцать один год назад в Гатчине. Шестнадцати лет сбежала из дома от родителей-алкоголиков, осела в Питере. Ничем, кроме панельной проституции, заработать на жизнь девушка не могла. Приходилось и воровать, и просить милостыню, и ошиваться на подхвате у рыночных торговок. В день, когда ей стукнуло девятнадцать, Валентину напоили до чёртиков, потом избили, изнасиловали в очередь и бросили умирать на морозе. На Валино счастье, в этом доме прорвало трубу парового отопления. Сантехники спустились в подвал и обнаружили там лужу крови. Вызванные милиционеры разыскали между гаражами Валентину и отправили её в больницу. Сообщили и родителям в Гатчину, но те не проявили к судьбе дочери никакого интереса.
В палату к Черенковой неожиданно явились незнакомые девочки из финского приюта и после выписки забрали её к себе, избавив от страданий. Дома у Вали остались две сестрёнки, и она, скучая, возилась с младшими постояльцами приюта — бродяжками, воровками, хулиганками. Затравленные, злобные, хитрые, безразличные ко всему зверёныши оживали, смягчались, изъявляли желание завязать и исправиться.
Раньше, обнаружив такие способности, Валя могла бы рассчитывать на учёбу и работу. Ныне же перспектив у девушки не было никаких, а в финскую семью её было уже не устроить. Она закончила девять классов в Гатчине, и потому могла, подменяя репетиторов, сама заниматься с девчонками, многие из которых не умели ни читать, ни писать. В финском приюте эти жертвы обстоятельств и собственной глупости отдыхали, отъедались, учились жить по-человечески.
Тураева провели по приюту, и ему там понравилось. Евроремонт, гостиная, комнаты на двоих — всё располагало к тому, чтобы безболезненно распрощаться со страшным прошлым. Но, как оказалось, Вале вдруг наскучило быть нянькой. Природа взяла своё, и в летнем трудовом лагере она сошлась с парнем по имени Денис. С ним Валя и убежала в Москву, где надолго затерялась.
В последний раз она навещала свой приют прошлой осенью, привозила подарки девочкам. Была довольная, нарядная — вся в дорогой коже, в золотых цацках, и французской косметики полная сумочка. Призналась, что Денис её бросил, а возвращаться в приют было стыдно. Пришлось путанить, сидеть в «обезьянниках» и молотить с мусорами за каждый чих. Но один из них, Валерий, оказался душевным, пристроил Валю к бесподобной «мамке», в которую она прямо-таки влюбилась.
— Кормилица наша, никаких с ней проблем! Мы в безопасности, и при «капусте». Я даже две квартиры могу сразу снимать!
— Может, говорила, и замуж выйду!
Таня, лучшая Валина подруга, рассудительный и хозяйственный человечек, по-быстрому организовала для гостя кофе и дала больше всех показаний. От этого рыжего, веснушчатого даже осенью солнышка, удалось узнать московский адрес Черенковой.
— Она на Упорном переулке живёт, флэт клёвый нашла. А здесь остановилась в Гавани, мы несколько раз по телефону поболтали. Но часто не встречались — у Вальки в Питере свои дела были. Всё обещала познакомить с женихом, а сама исчезла с концами, даже не попрощалась. И всё, глухо. А мы ведь и с Новым годом её поздравляли, и с днём рождения седьмого февраля. На Вальку не похоже, чтобы она могла нас позабыть. Девчонки волнуются, и воспитатели тоже — не случилось бы чего…
На свидание с Илоной Имшенник Артур уже опоздал, и поэтому сейчас не был уверен в том, что сумеет встретиться с Валентиной Черенковой. А так много общего было у этих двух девчонок — многодетная семья, трудное детство, незавидный промысел. А после — отличная «крыша», опекаемая милицией. Таня сообщила, что Валентина числилась официанткой в многоцелевом кафе. Там можно было и вкусно пообедать, и девочку по желанию снять — из числа хорошеньких официанток. Тураев ещё не знал наверняка, но уже подозревал. Что Валя и Илона работали в одном заведении.
На Ленинградском вокзале, куда «Стрела» прибыла точно по расписанию, пришлось предъявить удостоверение. Каждый приходящий в Москву поезд встречали бдительные милиционеры и производили выборочный шмон. Невысокий, чернявый, со вкусом прикинутый и заросший щетиной Артур сразу же привлёк их внимание, но его пришлось отпустить.
Москва купалась в тумане. Листья облепили мокрые тротуары. После бессонной ночи хотелось быстрее принять прохладный душ и сварить себе кофе по-турецки, но Тураев решил не менять свои планы.
Около нужного дома, как назло, что-то ремонтировали. Кругом громоздились строительные леса, стояли мешки и вёдра. Задним ходом ездили грузовики, припорошенные известью, будто снегом. Перепрыгивая через мутные лужи, Артур добрался до домика салатного цвета, тоже недавно отштукатуренного, трёхэтажного, с маленькими окошками.
Около подъезда, как и везде в Москве, кучковались старухи — на сей раз без бантиков, наоборот, в зимних пальто и тёплых платках; одна была даже в шубе. Кодовому замку они явно не доверяли и придирчиво оглядывали каждого, кто проходил мимо, и демонстрировали неусыпную бдительность.
— Вы к кому, молодой человек? — слабеньким голоском крикнула одна из них, едва Артур замедлил шаг и сверился с номером дома.
— К Валентине Черенковой, — спокойно ответил он, подходя поближе.
— Так она ж погибла! — испугалась другая пенсионерка, гораздо моложе первой.
В отличие от прочих добровольных сторожей столичных подъездов, она была ярко накрашена. Густо-бордовые волосы её были забраны в тугой валик на затылке.
— Вы разве не знаете?
— Когда погибла?..
Тураев особенно не удивился. Такой вариант он рассматривал ещё в поезде как один из наиболее вероятных.
— Да на Крещение ещё. Только Валюша бабку из церкви привела…
Все разом обступили Тураева и взволнованно, наперебой, принялись рассказывать. Он слушал, глядя на решётоку переговорного устройства, и ни о чём не думал.
— Любовь-то Геркулесова в квартиру её пустила прошлой осенью. Даже лицензию получила у начальства, чтобы к пенсии прибавка была. Сама Геркулесова не ходила почти, ей наши жильцы на Курском вокзале постояльцев искали. Бывало, что и на Комсомольскую ездили, — обстоятельно докладывала накрашенная тётка. — А с октября, если не ошибаюсь, пустила она Валюшку Черенкову. Девчонка за старухой ухаживала, как родная внучка. В магазин бегала, готовила, стирала. За это Геркулесова денег мало с неё брала. Счастливая такая Люба была! Как в рай, говорит, попала. Она же одинокая. Семьи никогда не имела. А перед смертью узнала, что такое тепло и уют. Еле-еле на костылях, сердешная, ползала…
— А в ночь на двадцатое января этого года в квартире у неё пожар случился. Потом ремонт пришлось делать с пескоструйным насосом. Комнаты выгорели полностью. Пожарные нашли даже не тела, а головешки. Не поймёшь, где кто. За казённый счёт их схоронили. Родственников-то у Валюши тоже не было. Мы могилку-то навещаем на Домодедовском кладбище. — Женщина в шубе жалостливо покачала головой. — Боимся, что затеряется…
