— Убийство с целью ограбления по предварительному сговору, совершённое группой лиц, — подвела предварительный итог Милявская. — И как именно всё произошло тринадцатого декабря двухтысячного года?
Потапова подняла глаза к потолку, добросовестно припоминая. Милявская пошевелила пальцами, потому что их внезапно свела судорога — ревматизм дал о себе знать. Сказывалась прохладная, сырая погода. Никаких эмоций Галина Семёновна не испытывала; думала только о том, как быстрее взять Андросова. Пятница, вечер. В милиции, конечно, полтора человека. Но кое-кого можно мобилизовать, если постараться. Нужно только поторопиться, а то останется один дежурный.
— Валентина с Володей собирались пойти в гости. Сначала он грипповал, из дома не выходил. Ну, а к тринадцатому, вроде, очухался. Так вот невезенье — Валя утром не встала! Заразилась от мужа и от внучки, когда ухаживала за ними. Девочка уже в школу выписалась. Она в девятом классе, уроков много. Домой чаще всего приходит после четырёх. Андросов поначалу хотел просто открыть квартиру, когда дома никого не будет, и взять доллары из тайника. Уже с ключей слепки сделал; Валя от него ничего не прятала. Так ведь по закону подлости дома всё время кто-то был! В тайнике уже пятнадцать тысяч, а никак не выбрать момент. Юрику ждать надоело, да и москвич торопил. Грозил с другими обменяться, если не получит задаток. Тех денег, что у Андросова уже были, на предоплату не хватало. И Юрику пришло в голову действовать по-другому. Нужно было ведь ещё подождать, пока шум уляжется. Окончательный расчёт наметили на начало июля…
— И вы, взрослая, даже пожилая женщина, как уличная шпана, пошли с ним на дело? Только ради любви? — недоверчиво спросила Милявская.
— Конечно, не только… Вечером одиннадцатого декабря Андросов ужинал у меня. Помню, свежую курочку запекла в духовке — он любит. И Юрик всеми угодниками поклялся, что женится только на мне. Потому и деньги мне на хранение не отдал, даже частью их не поделился. «Зачем, Ленусик, тебе рисковать? Всё равно у нас скоро будет общее хозяйство, а тебе спокойнее. Как устрою дела в Москве, так и вызову тебя. А Томе, врачи говорят, совсем мало осталось…» Ведь за помощь в опасном деле в долю надо брать. Будь я чужой, потребовала бы оплаты. Или отказалась бы, что скорее всего. А тут… Даже не знаю, что случилось. Ощутила азарт; какую-то пьяную, буйную удаль. В наше время о совести только перед телекамерами и вспоминают. И причём каждый раз те, кто о ней на самом деле давно забыл. На Валентину меня давно зло разбирало. Всю жизнь с настоящим мужиком прожила, который много получал. Да ещё так любил её! Не дрался, не гулял, и в старости остался с ней. Сына родила и вырастила. Внучка, считайте, уже взрослая. Почему ей всё, а я вековухой должна жить? Несправедливо Создатель блага делит между нами, грешными. Она только бухгалтерские курсы за плечами имела, а всю жизнь прожила, как за каменной стеной. На нашем предприятии в бухгалтерии и работала. Всегда золото на ней, модные тряпки. На курорты могла ездить, целое лето в отпуске сидеть за свой счёт. Сын уже большой был, и она жила в своё удовольствие. Красную рыбку на работу носила, икру в банках. Другие дефициты. Конфеты с ликёром, например. Сейчас смешно, а тогда бабы от зависти выли. Везло ей больше, чем остальным. И всё не так, всем недовольна! Тоже в Андросова влюбилась… Ей-то Юрик на что, интересно? Володька пылинки с неё сдувал, всю ответственность брал на себя. За ту скинутую двойню в Гремихе виноватым чувствует себя до сих пор. Не жила она, видите ли! Мне бы так не жить… Одним словом, я согласилась. Но сама не убивала, поверьте. Просто ненавязчиво поспрашивала о планах на тринадцатое и узнала, что в половине третьего Володя уходит праздновать золотую свадьбу друга. До вечера его не будет. Алина после школы должна в магазины идти за продуктами. Выбрали такое время, когда девочка ещё на занятиях была. Валентина нам открыла. Конечно, могли и ключом воспользоваться, но вдруг соседи увидят? И кто знает, может, там у неё сидят гости? Короче, провела она нас в комнату, как всегда. Андросов и Тамару Филипповну привлёк тоже. Пока мы нейтрализуем Валю и достаём деньги, Тома должна была следить, что делается во дворе и на лестнице. Андросов велел мне пирожок испечь, туда снотворного намешать. Думал, что Валя заснёт, и можно будет легко с ней справиться. Ведь взбалмошная такая была, активная, да ещё муж её всяким приёмчикам обучил. Могла заорать и всё испортить…
— Снотворное не подействовало? — не переставая печатать, спросила Милявская. Она уже переменила страницу, работая, как заправская машинистка.
— Валя сказала, что есть не хочет, тошнит её. Но всё же кусочек попробовала. Потом мы этот пирог уничтожили. Унесли его из квартиры, чтобы улики не оставлять. Он был с повидлом, мой коронный. Валя прилегла на диван, начала болтать со мной и Тамарой. Мы ей предложили поспать. А она, наверное, от жара, вся такая возбуждённая… Сняла пояс с халата, бросила его на спинку стула. Я с ней разговариваю, а сама на часы смотрю. Они уже три раза пробили, и дальше время побежало. Валя за лоб схватилась и говорит: «Никогда раньше меня так бой не раздражал! Прямо по мозгам, по нервам…» Я успокаиваю, говорю, что это от гриппа. Всегда так бывает, а потом проходит. Вижу. Андросов занервничал. Надо ведь до прихода внучки успеть всё закончить, не попасться никому не глаза. Юрик кушак незаметно взял, подошёл сзади и накинул Валентине петлю на шею. Она и понять ничего не успела — слишком уж неожиданно всё это случилось. Он мне шипит: «Держи её!» Я навалилась на ноги, а руки Валентине кое-как Зоиным шарфом связала. Тамаре худо стало, так Андросов её по щекам отхлестал. «Иди, смотри, чтобы к двери никто незаметно не подобрался!» Она уковыляла, а сама плачет, плачет. Андросов всё с Валентиной закончил, пульс ей пощупал, и на шее тоже. Зрачки посмотрел, зеркало поднёс к губам, ещё как-то проверил. Я нервно так усмехаюсь: «А ты, оказывается, профессиональный убийца!» Юрик мне: «На войне приходилось…» Больше ничего добавить не успел, потому что собака проснулась, прибежала. Она ведь нас знала, поэтому особо не беспокоилась. А тут лаять начала. Андросов треснул её по голове пресс-папье, она взвизгнула и упала. Он животное вообще убить хотел. Надо, говорит, с сукой кончать, выдать может. А я не позволила. Сама ведь собачница, жалко. Грету ведь в суд не приведёшь, ни о чём не спросишь. А что лает на нас, так поди пойми, почему. Некогда нам было пререкаться, поэтому собаку в ванную отнесли и за задвижку заперли. Быстренько отодвинули тумбочку, достали деньги. Водворили всё на место. Я говорю: «Пошли скорее, Алина может вернуться!» А Андросов: «У них ещё драгоценности в шкатулке. Ты не знаешь, где ключ хранится? Я перекупщика нашёл, он обещал сразу деньги дать». Меня всю колотит, как в лихорадке. Никогда ведь раньше такого делать не приходилось. Валентину Андросов с головой одеялом закрыл, чтобы нас не смущала. А сам такой собранный, деловой. Нашёл шкатулку, стал замочек ломать, потому что я про ключ ничего не знала. Я его дёргаю за рукав: «Юрик, Алинка может вернуться!» Он внимательно на меня посмотрел, губу оттопырил и ответил: «Ну что ж делать… Придётся тогда и её тоже!» Мне уже совсем дурно стало, а Тома хлопнулась на стул и вообще ничего не понимает. Но как-то пронесло. Драгоценности он достал и распихал по карманам. Перед тем, как Валю душить, он перчатки надел. Всё продумал до тонкостей. Получилось так, как он хотел. На нас не подумали, начали гопников всяких тягать, а потом остановились на Зое. Где Андросов спрятал деньги, не знаю. Но раз дачи нет, значит, у себя дома. Цацки загнал перекупщику, деньги отдал москвичу, с которым собирался меняться. Купюры пока не трогал — знал, что номера переписаны. Но в Ставрополе можно было это дело провернуть. Они в понедельник уезжают, и доллары Андросов берёт с собой. Тамару оставит у родных, а сам — в Москву, уже с рублями. Окончательно расплатиться с тем мужиком. Говорил, что квартира будет в Лосинке…
