— Согласен, — коротко сказал Леонид, про себя прикидывая, где ему взять тысячу долларов — минимальную плату, за которую работал сотрудник агентства такого ранга. Но потом решил пока об этом не думать и принялся за еду. Перекурив, Оксана решила попробовать рябиновую настойку. Владимир Игнатьевич допил остатки водки и закусил малосольным огурчиком.
Транзистор пел «Как упоительны в России вечера», а с портрета на собравшихся смотрела Валентина Матвеевна Максимова. Взгляд её похожих на каштаны глаз был живым, беспокойным, и Оксане стало неловко. Их в комнате явно было не трое, а четверо. Вернее, даже пятеро вместе с попугаем. В прихожей, на коврике, лежала безучастная ко всему Грета, которая даже не взяла от Оксаны заготовленный леденец. Конфета валялась на плетёной циновке рядом с миской.
Валентина, прежде чем идти фотографироваться, посетила парикмахерскую, сделала свежий перманент, старательно накрасила глаза, брови и губы. Отгладила обшитый кружевом воротничок и тёмное строгое платье. И к её наряду, как заметила Оксана, очень шли две белые гвоздики, стоящие рядом в вазе.
— Скажите, а у Валентины Матвеевны были враги? Или, скажем так, явные недоброжелатели? — Оксана никогда ещё не допрашивала потерпевших, одновременно жуя бутерброд с кетой. — Я знаю, вы не раз отвечали на этот вопрос, но вынуждена повторить его. Ей никто не угрожал?
— Вы что?! Конечно, никто! — Владимир Игнатьевич даже обиделся. — Не спорю, бывало, что цапались с соседками из-за пустяков, дулись, сплетничали. Детишек гоняли, которые стены разрисовывали. Но с кем такого не бывает? А чтобы убить… Нет, мы с такими не водились. И Алине запретили всякую шушеру в дом приглашать.
— Значит, Валентина Матвеевна была осторожна? Не могла открыть дверь первому попавшемуся? — Оксана проглотила кусочек студня и едва не поперхнулась. — Как сказала Алина, дверь не была взломана. Значит, потерпевшая сама впустила убийцу. Такое в принципе возможно?
— Нет, мать впускала только знакомых, — сказал Леонид, который уже устал от этих вопросов. — Я и в милиции, и в прокуратуре заявлял со всей ответственностью, что она кому попало дверь не открывала. Телевизор смотрела, знала, чем это может закончиться. Особенно придирчивой стала, когда продали дачу и машину. Хотели сигнализацию ставить, уже обратились в милицию. Но потом отказались — зачем теперь?
— А если телеграмму, например, принесут? Она тоже не открыла бы? — Оксана хотела окончательно прояснить этот вопрос.
Леонид молчал, только смотрел на портрет, будто по лицу матери мог узнать, как всё произошло на самом деле.
— У Валюшки почтальонка была знакомая. Отделение-то рядом, — живо возразил Максимов-старший. — Я и в милиции то же самое говорил. А уж если новенький кто придёт, она попросит телеграмму вскрыть и прочесть через дверь. Да никогда Валюшку на такую дешёвку не возьмёшь! Мы с ней много раз обсуждали, как себя вести. Она не кумушка какая-то любопытная… Строго-настрого наказал, чтобы никаким попрошайкам не открывала! Даже агитаторов вон гнала, не то, что всяких подозрительных! К тому же она в тот день больная лежала. Когда жар, не очень-то к двери побегаешь!
— Зря только время потеряли! — зло сказал Леонид.
Он открыл бутылку портвейна и наполнил свою рюмку. Потом вспомнил про других.
— Оксана, батя, как вы? Нет? Ну и ладно…
Леонид выпил и как-то враз захмелел. Оксана, в отличие от сотрудников официальных структур, не была ограничена инструкциями и не вела протоколов. Допрашивать могла и пьяных, и наколотых; с такими легче было работать. Потеряв контроль над собой, они могли выболтать лишнюю информацию, которую в нормальном состоянии непременно утаили бы.
— Разных хватали по этому делу. Но мать никогда такую гопоту не пустила бы на порог! Следователь, Галина Семёновна, лучше всё расскажет. У неё в деле документы подшиты. Ханыга у нас в третьем парадном живёт, два раза сидел. Его схватили, в «Кресты» окунули и три месяца разрабатывали. Под конец он все теракты на Северном Кавказе готов был на себя взять, не то, что убийство матери. Привезли сюда на следственный эксперимент, а он в квартире совершенно не ориентируется. И где конкретно взял деньги, вспомнить не может. Сперва говорит — под бельём. Потом передумал. Вспомнил, что, вроде, в помойном ведре. Короче, кривлялся до тех пор, пока у Милявской терпение не лопнуло. Пришлось отпускать мужика и сразу же класть в больницу с обострением туберкулёза лёгких. А настоящий убийца только посмеивается где-то, козёл!
Леонид треснул по столу кулаком с выколотым якорем. Мокрые усы его тряслись, глаза горели.
— Оксана, я тебе заплачу, хоть ливер наружу выверну… Найди его! Найди и отдай мне, чтобы я своими руками глотку ему порвал! И пусть судят меня потом, пусть сажают! Мне по барабану…
— Да полно, Лёня, дочка у тебя без матери!
Владимир Игнатьевич обнял сына за плечи, навалился на него всем телом. В открытую форточку ворвался тёплый летний ветер; затрепетали шторы и гардины. Отец и сын Максимовы, как по команде, сняли кители и остались в кремового цвета рубашках с погонами и галстуками. Оксана, глядя на них, тоже стянула жакет. Решила, что потом нужно будет принять душ и одеться полегче.
— Лёнька, куда ж Алина без тебя? Хватит, что посадят его. Меня-то, старого, на кого покидаешь? Мама бы не похвалила за такое!..
— Насчёт тех, кого подозревали в убийстве, я поговорю со следователем Милявской, — поспешила успокоить обоих Оксана. — Но есть вопросы, на которые можете ответить только вы. Не обижайтесь, если некоторые из них покажутся дерзкими и нескромными. Сами-то вы кого-нибудь подозреваете? Это останется между нами, обещаю.
— Нет. Так мы отвечали в милиции, ответим и здесь.
Леонид опять полез за трубкой и кожаным мешочком, в котором хранил табак. То же сделал его отец. Оксана достала новую сигарету, и все трое закурили. Собака на подстилке зашевелилась, чихнула; потом нехотя поднялась и убежала на кухню. Во дворе кричали дети — кажется, они играли в футбол.
— А из ваших родственников или друзей никто не имел конфликта с законом? — Оксана уловила в мимике хозяев раздражение и поспешила объяснить: — Я не милиция, скрывать ничего не буду. Сразу скажу, на чём основаны мои подозрения. Человек, который всё совершил, был хорошо знаком Валентине Матвеевне — это раз. Он знал, где находится тайник, — два. Был знаком с устройством замка на входной двери — три. Знал, что жертва в тот момент будет одна. Владимир Игнатьевич ушёл до вечера, а Алина ещё не должна была вернуться из школы. Это в-четвёртых. Ни у кого в доме он не вызвал подозрения — в-пятых. Безусловно, случайным человеком он оказаться не может. Не так уж много существует на свете людей, удовлетворяющих этим требованиям. Поэтому я интересуюсь родными и знакомыми. Кто-то из них мог привести сюда грабителей и выступить в качестве наживки. Но поскольку Валентина Матвеевна знала этого человека и могла его изобличить, её убили. Обыкновенным гастролёрам достаточно было просто связать её или запереть в ванной, вместе с Гретой. Никакого сопротивления пожилая больная женщина им оказать не могла. — Оксана несколько раз глубоко затянулась, тяжело вздохнула. — Только не скрывайте от меня ничего, иначе я не смогу выполнить ваш заказ. Постарайтесь понять…
