Кеннет напряженно следит за моим лицом, будто задался целью подмечать на нем отражение всякого чувства, даже намека на него.
— У Джонатана двое сыновей. Старший оканчивает школу, младшему — четырнадцать. Они нередко живут у нас, чтобы полноценно общаться с отцом. И каждый раз привозят с собой толстого рыжего кота Макса, — добавляю я.
Кеннет последней фразы будто не слышит.
— Это его сыновья от первого брака? — спрашивает он без тени улыбки.
Киваю.
— Он развелся за полтора года до знакомства со мной.
— А как же ты? Ты ведь наверняка хочешь обзавестись собственными детьми? — говорит Кеннет.
Криво улыбаюсь.
— Почему ты так считаешь? Может, я из тех, в ком материнский инстинкт недоразвит?
Он качает головой.
— Нет, ты не из таких. Я это чувствую.
Смеюсь, маскируя давнюю душевную боль, которая от его слов запульсировала с новой силой.
— Разве это можно почувствовать?
— Да, можно, — со всей серьезностью произносит Кеннет. — У тебя глаза человека, которому крайне необходимо воспитать собственного ребенка, вложить в него все хорошее, что есть в нем самом.
Беседа становится невыносимой. Мне начинает казаться, что я сейчас задохнусь, хоть окно по-прежнему открыто и работает кондиционер.
— Глупости. — Встаю, пересекаю комнату, открываю большую стеклянную дверь и выхожу на балкон.
Кеннет следует за мной.
Приятная ночная прохлада остужает пылающие щеки. Небо усыпано лампочками звезд. Далеко внизу, на садовой лавке под фонарем, целуются парень и девушка. Окидываю их беглым взглядом и тактично отворачиваюсь.
— Может, я только притворяюсь добренькой? А на самом деле жестокая дрянь? Изменила мужу, переспала с тобой. И мне на все наплевать.
— Нет, ты не такая, — с утвердительной интонацией возражает Кеннет. — В людях я разбираюсь прекрасно. Бездушных мерзавцев, будь они хоть первоклассными притворщиками, нутром чую.
Тяжело вздыхаю.
— Все верно, я не такая…
На плечи набитым крупой мешком ложится тоска. В голове за единственную секунду проносятся мысли о том, что с Кеннетом в любом случае придется расстаться. Что о потребности вырастить ребенка лучше не задумываться, не то станет совсем худо. И что стремление разобраться в маминой истории обернулось для меня собственным любовным приключением. К счастью, гораздо более коротким и по большому счету ни к чему не обязывающим. Хотя… Останавливаю себя, не желая углубляться в раздумья о встрече с Кеннетом.
Он осторожно обнимает меня за плечи и убаюкивающе тихо спрашивает:
— Может, тебе стоит попробовать сойтись с тем, кто тоже еще не познал родительского счастья?
— Уж не себя ли ты имеешь в виду?
— Почему бы и нет? — с надеждой в голосе произносит Кеннет.
Смеюсь, прижимаюсь к нему и на миг представляю, что его слова не лишены смысла. Мечты, мечты… Если бы на пути к их осуществлению не высилось столько преград!
— Не болтай глупостей!
— Это вовсе не глупости, — заявляет он.
— Мы друг друга почти не знаем! — восклицаю я. — Не исключено, что, если проведем бок о бок всего неделю, осточертеем друг другу. Станем метать друг в дружку всем, что попадет под руку.
— Я крепкий, как столетний дуб, — говорит Кеннет, стуча себя по лбу. — Если хочешь запустить в меня туфлю, пожалуйста, я не против. — Он поднимает указательный палец. — Только, чур, без каблука. По крайней мере высокого и тонкого. Средний в принципе сойдет…
Смеюсь, утыкаясь лбом ему в плечо. Он целует меня в макушку и вдыхает аромат моих волос.
— А если серьезно… Если серьезно, мы знаем друг друга гораздо лучше, чем ты думаешь. Можно сказать, это передалось нам по наследству, — странно изменившимся голосом шепчет он. — Я давно предчувствовал, что мы встретимся…
По моим рукам пробегает морозец, и они покрываются гусиной кожей. Охватывает жутковатое чувство, что рядом со мной человек, не вполне психически здоровый. Медленно отстраняюсь от него, не зная, как быть. Кеннет замечает мой испуг и негромко смеется.
— Думаешь, я спятил? — спрашивает он.
Я не отвечаю.
— Помнишь, я пообещал рассказать, почему хочу знать о твоей жизни как можно больше подробностей, даже на первый взгляд безынтересных?
На миг задумываюсь и вспоминаю тот наш разговор. Я о нем совсем забыла. Кажется, с тех пор прошло не несколько часов, а полжизни. Молча киваю.
Кеннет берет меня за руки, притягивает к себе, обнимает, осторожно отстраняет и со странным выражением лица заглядывает мне в глаза.
— Ты сказала, что знаешь ту историю… О своей матери и… Джейкобе Беккере?
При чем здесь они? — недоуменно думаю я.
— Да, знаю. Если начистоту, в свое время она меня настолько потрясла, что я приехала на эту свадьбу главным образом, чтобы взглянуть на всех этих людей. Некоторые из них знали Джейкоба. Но ничего такого таинственного я здесь не обнаружила.
— Странно… — бормочет Кеннет таким тоном, будто рассуждает вслух с самим собой. Он хмурит брови и вновь смотрит мне в глаза. — С другой стороны, может, ты все же что-то почувствовала, но не увязала это с ними — Джейкобом и Эмили?
— А нельзя ли выражаться пояснее? От твоих загадок у меня голова кругом.
Кеннет прищуривается.
— Как по-твоему, такая любовь, какая была у них, могла взять и бесследно исчезнуть?
Хмыкаю.
— Я попросила объясняться попонятнее, а ты продолжаешь мучить меня головоломками!
Кеннет часто кивает, спохватывается, подходит к поручню и смотрит на соседние балконы, потом вниз и вверх.
— Давай лучше вернемся в комнату. И я все расскажу как можно более четко и ясно. Здесь нас могут подслушать, — шепотом добавляет он.
Смеюсь.
— Ты собираешься посвятить меня в нечто такое, из-за чего немудрено угодить за решетку? Или, наоборот, стать миллиардером? Словом, во что-то жутко секретное?
Кеннет с серьезным видом качает головой.
— Я собираюсь сообщить тебе нечто такое, о чем при посторонних даже не заикаются. Это слишком лично.
Задумчиво кривлю губы и пожимаю плечами.
— Что ж, раз слишком лично… К тому же я начинаю замерзать. — Ежусь.
Кеннет обнимает меня за плечи, ведет назад в номер, усаживает на диван, а сам опускается передо мной на корточки, берет меня за руки и проглатывает слюну, будто очень волнуется.
— Оливия рассказала тебе о том, что Джейкоб почти перед самой гибелью женился? — спрашивает он.
