– Более вероломного человека мне еще встречать не приходилось!
– Благодарю за комплимент, сладенькая, – рассмеялся Джаспер.
– Немыслимая жестокость!
– Ты мне льстишь, детка. Давай теперь будем считать, что мы все выяснили.
– Да уж куда яснее!
– Вернемся к нашим баранам, малыш, – предложил Джаспер, обняв жену за талию. – Так ты говоришь, что любишь меня?
– Не могла я сказать такого, – отреклась Хейли.
– Хорошо, перефразирую. Ты испытываешь ко мне влечение?
– Отчасти. Ты умело внушил мне это.
– Но, согласись, я всегда был честен с тобой. И, заметь, забочусь о тебе, крошка.
– Каким это образом? – искренне удивилась Хейли.
– Избавляю тебя от иллюзий. Помогаю освоиться в жизни взрослых людей. Дарю такое наслаждение, которого тебе не могли предложить другие мужчины. Разве этого мало?
– Да, ты невероятно заботлив, Джаспер, – усмехнулась Хейли. – Почему тогда ты обошел своими заботами собственного сына Даниэля?
Соблазнительное выражение вмиг исчезло с лица Джаспера, сменившись миной ярости. Он сжал испуганную Хейли за плечи и гневно тряхнул, прикрикнув:
– Замолчи! Ты даже понятия не имеешь, о чем говоришь!
– Не смей затыкать мне рот. Всем известно, что ты ничем не помог Мириам и собственному сыну.
– Не суйся в мои дела, Хейли!
Хейли не видела его весь вечер.
Она спустилась к океану, чтобы прогуляться вдоль берега. Песок был теплым, и Хейли, сняв сандалии, пошла босиком.
Луна уже окрасила темнеющее небо серебристым сиянием, первые звезды мерцали на небосклоне.
Хейли увидела одинокую фигуру, стоящую вдали. Темный атлетический силуэт мужчины приковал ее взгляд. Он склонялся, подбирая на песке плоские, окатанные морем камешки, и пускал их вскачь по воде.
Девушка знала это его пристрастие. В юности он часто уединялся на берегу и проводил там долгие часы, глядя, как прыгают его «блинчики». А она часами могла наблюдать за ним.
Сейчас каждое его движение выдавало гнев и напряжение, которые владели им. Хейли испытывала глубочайшее чувство сострадания к этому мятежному человеку, уверенному в том, что совершенно прав, растрачивая себя на легкие успехи и примитивные удовольствия.
Хейли тихо подошла к нему.
– Если думаешь, что я стану просить прощения, ошибаешься, – сухо предупредил ее Джаспер, не оборачиваясь.
– Я сама могу попросить прощения, Джаспер, и позволить тебе изображать заботливого мужа. Но все это будет ложью. Когда мы не на публике, стоит быть честными.
Джаспер развернулся и двинулся на нее.
– Что еще?
– Ты меня пугаешь.
– Очень хорошо. Потому что я намерен так тебя напугать, чтобы ты забыла про все доверительные беседы не только до конца этого месяца, но и до самого конца жизни.
– Я отказываюсь играть в твои игры.
– А я – в твои.
– О каких играх ты говоришь?
– Твои беспорочность и рассудительность – одно лишь притворство. Ты хочешь того же, чего и все. И не нужно притворяться, будто тебя не радует то, что радует других женщин. Но всем вам почему-то необходимо верить, что плотские удовольствия как таковые вам не нужны. Вам подавай великую и чистую любовь до гробовой доски. Тогда почему вы так стонете, когда я прикасаюсь к вам? Почему не можете оставить меня в покое, зная, что не будет никаких сантиментов? Зачем ты подошла ко мне с этими примирительными беседами, если не хочешь вновь оказаться в моей постели?
– Ты самый несчастный человек, какого я когда-либо встречала, – со слезами на глазах признала Хейли.
– А ты ничем не отличаешься от всех женщин, которые перебывали подо мной, – сознательно оскорбил ее Джаспер. – Такая же алчная и порочная. Я вижу тебя насквозь.
– Ты жалок и ничтожен. Я презираю тебя. Ты больше никогда не сможешь меня обидеть, потому что ты гаже, чем самая мерзкая тварь!
– Не распаляйся, малыш! Я и без лишних слов знаю, что ты обожаешь меня.
– Самовлюбленный идиот. В своем заблуждении ты даже не способен отличить любовь от ненависти. Ты грязен и стремишься измарать всех, кто рядом с тобой. Ты мне омерзителен!
– Но не настолько, чтобы отказаться от ночи страсти. Даже своими патетическими сентенциями ты умоляешь меня об этом. Как тогда, двенадцать лет назад. Все эти годы ты ждала только меня, а теперь не можешь мне простить, что я не испытываю к тебе ничего, кроме влечения! – обличал он, взяв ее за оба запястья.
– Убери от меня свои грязные руки.
– Чем ты можешь мне помешать… Я жду… Ну, же, детка…
Джаспер обхватил ее за тонкую талию и повалил на песок. Неудержимое желание двигало всем его существом, помесь злости и похоти управляло всеми его порывами. Поцелуи Джаспера были сродни ядовитым укусам, его объятья вырывали стоны из ее груди. Она не могла сопротивляться такому напору. Крупные слезы стояли в ее глазах, ком обиды застрял в горле. Ей некого было винить, кроме самой себя.
Соблазн был слишком велик. Хейли оплакивала свою слабость, отвечая на его свирепые ласки нежными объятьями.
Джаспер безжалостно сорвал с нее одежду и вцепился зубами в ее обнаженную плоть. Хейли вскрикнула, обняв его за шею. Он играл ею как обездушенным существом, не стыдясь своей свирепой жадности.
Хейли никогда прежде не испытывала такой беспомощности. Она знала, что все ее действия бесполезны, и полностью вверила себя ему.
Джаспер безжалостно расправился с ее нижним бельем, расстегнул ремень своих брюк, обхватил ее за ягодицы и соединился с Хейли, пальцы которой впились в его спину. Разрядка наступила быстро, и Джаспер процедил сквозь зубы:
– Прикройся! Я слышу шаги.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Стараясь не смотреть на Джаспера, Хейли вышла из душа.
– Хейли, нам необходимо поговорить.
– У меня нет желания беседовать с тобой, – тихо произнесла она.
Джаспер подошел и встал напротив, обхватил руками ее лицо.
– Слушай, – сказал он, склонившись над ней.
– Не желаю разговаривать с тобой! – прокричала Хейли и расплакалась. – Я боюсь тебя. Ты чудовище.
– Помолчи, – прошипел он, испугавшись, что она своим криком привлечет внимание служащих курорта.
– Ты бессовестно воспользовался своим физическим преимуществом. Это все равно, что изнасилование.
– Ты могла остановить меня в любой момент, однако не сделала этого. Ты целовала меня.
– Неправда. Порой невозможно сопротивляться, даже если не хочешь чего-то.
