– Это было не по-доброму… – тихо заметила Лидия, когда Джулиана отошла от них на приличное расстояние.
– А кто сказал, что я добрая? – Амалия сузила глаза, а потом окинула девчонку изучающим взглядом. – Какая милая футболка! Я так понимаю, ты умерла в лагере для толстяков? Я видела шоу про такие места. И вдруг, печенье?.. Какое несоответствие, надо же! Как же ты умерла, девочка?
– Я подавилась. – спокойно ответила та, и ни один мускул не дрогнул на ее лице.
– Ох… – скривилась Амалия. – Должно быть, это было очень неприятно.
– Нет, что вы! Жить – гораздо неприятней.
И Лидия не лгала. Для нее всё на самом деле складывалось не слишком удачно. Родители всячески чурались её, никогда не демонстрируя ни любви, ни привязанности, пряча в различного рода заведениях, из которых Лидия в буквальном смысле не вылезала. То в частной школе-пансионе, где жизнь казалась адом из-за постоянного презрения, издевок и полного отчуждения, то в лагерях для подростков с лишним весом, в которых обычно приходилось выворачиваться наизнанку, чтобы сбросить хотя быы десяток фунтов. Кто-нибудь знает, каково это бежать несколько километров, когда ты весишь, как касатка? Идти – и то сложно. А в таких лагерях каждый день – это бой и очень часто неравный. Однако Лидия стоически переносила все тяготы и удары, почти никогда не плача. Она существовала, словно зомби, у которого уже давным-давно нет ни сердца, ни души. Так… передвигается да жрет. Больше ничего. Единственной радостью Лидии оставалась еда, может, поэтому её похудательные успехи оставались весьма скромными. Но каждый справляется с душевными травмами, как умеет – кто-то скупает одежду целыми магазинами, кто-то ест холодильниками, кто-то забывается распутством.
Семья Лидии была далеко не из бедных, и денег на карманные ей отваливали предостаточно, лишь бы не маячила. Она любила уходить по ночам в лес, посреди которого и раскинул свои радушные объятия лагерь Марвина, и устраивала себе небольшие пирушки. Только тем и жила. Лидия называла эти вылазки своей личной жизнью – всё, на что она могла рассчитывать, как ни печально. Так что, когда печенье попало не в то горло, а кислород перестал снабжать мозг, она не испугалась, не запаниковала, а просто повалилась на спину и умерла…. В этом не было никаких сомнений. Но через некоторое время, она почему-то очнулась и… не расстроилась, как Амалия, не испытала чувство стыда, как Джулиана, а просто поднялась на ноги и пошла в корпус. Ей было всё равно. Зомби не чувствуют сожалений, не испытывают радости, они просто передвигаются и жрут. Вот и Лидия взяла хрустящую печеньку с шоколадной прослойкой и продолжила монотонно жевать. И вот здесь ее мир рухнул, потому что она поняла, что не чувствует вкуса…. Вот это был удар, сведший Лидию моментально с ума. Она так и не вернулась в лагерь той ночью, а побежала в лес. Побежала на полном серьезе. Наверное, она хотела загнать себя до смерти, но не сыскала в этом никакого успеха. Сердце не рвалось из груди, потому что уже давно и намертво встало. Лидия не обливалась потом и не нуждалась в привалах, не задыхалась от отдышки, не смотря на то, что находилась в постоянном движении… и так до самого утра, а потом и до полудня. Она попыталась съесть еще несколько печений, но всё так же не ощутила никакого вкуса. Оставшиеся несколько часов она просидела в чаще, пытаясь понять, а что же теперь из себя представляет… и как с этим существовать дальше? А потом Лидия на грани глубочайшего потрясения очутилась в зале полном людей со всего света, находящихся в таком же, как и она положении. С травмами различной степени тяжести, посиневших, худющих и высохших – самых разных, но в любом случае мертвых. Вот так и началось её увлекательнейшее путешествие.
Амалия смерила Лидию оценивающим взглядом и одобрительно хмыкнула, а потом снова уставилась на одержимо следующую за своей безумной идеей Марту и бредущую за ней Джулиану со своим идиотским цветком в ожидании удачного момента. Та уже пыталась пару раз завести разговор, но была вряд ли услышана. Марта погрузилась в себя, выстраивая новые баррикады, отделяющие её от опасных вопросов. Да и от вопросов вообще. Сейчас она исполняла роль персонажа из компьютерной игры, который совершал свой квест по поиску пропавшего, и больше ничего внутри этого рисованного героя не задумывалось, кроме написанных разработчиком диалогов.
Они шли так очень долго, хотя сложно судить о времени там, где его нет. Ничто не двигалось, кроме четырех путников, словно они ступали по беговой дорожке. Небо замерло и не обещало никакого рассвета. Монотонно сменявшиеся деревья, казалось, никогда не кончатся, хотя, возможно, если идти вдоль дремучего леса глухой ночью – так всегда бывает? Это сводило с ума…. Будто они двигались по кругу пространства и времени и никогда уже не попадут на следующий уровень. Может, для этого нужно что-то сделать? Ключ найти, к примеру?
Даже Марта начала сбавлять шаг. Она ведь была единственной, кто продолжал чувствовать усталость. Слабина, которую она себе позволила, сделала ее уязвимой для некоторых вещей… для вопросов. Куда делся Эрик? Почему она идет именно в эту сторону? Откуда такая уверенность, что он ушел в этом направлении?
Тот день…. Снова тот день. Двенадцатое октября. Эрик лежит на полу в коричневой луже мерзкого вида, хотя это всего лишь кофе, а Марта в совершеннейшем ужасе, растерянная, незнающая, что делать, желающая лишь одного – убраться на кухне до блеска. Потом приехала «скорая», вызванная соседкой снизу – семидесяти пятилетней словенкой, чьи волосы так походили на гусиный пух, приклеенный воском к лысой розовой голове. А дальше дни прекратили своё существование. Слишком много доксепина в компании с другими седативными средствами. Кто выписал их? Зачем? Марта не помнила. Пока не помнила…. Всё превратилось в сплошное видео, ряд галлюциногенных видений, сдобренных запахами медикаментов. А потом Эрик вернулся из больницы. Просто вернулся. Сам, без предупреждения. Такое бывает? Разве такое бывает? Марта снова заплакала.
Тем же вечером… да, скорей всего тем же вечером, хотя до этого момента Марте казалось, что через неделю или две… в их квартиру впервые в жизни пришла Маргарет Веллер – мать Эрика – и вела себя очень странно. Белая, как полотно, осунувшаяся и постаревшая, она обняла Марту и расплакалась. Что-то сказала, но что? Что она сказала? Марта пока не помнила. Но скоро…. Ее лицо изменилось, когда девушка ее сына не выказала никаких эмоций, кроме удивления. Она ведь заходила сообщить о смерти деда, так сказал Эрик. Но что сказала она сама? Почему мозг заблокировал это? Что там такого скрывалось? Сейчас эта великая тайна проклевывалась наружу, потому что, когда гармония посттравматической амнезии нарушается, память уже не остановить….
– Кто такой Эрик? – спросила Джулиана, поравнявшись с Мартой. Видя, что та снова плачет, она решила, что это подходящий момент для разговора.
– Эрик? – отозвалась Марта и вытерла слезы ладонями. – Это мой муж.
Джулиана, было, собиралась спросить, почему тогда та не носит кольцо, но осеклась. Мало ли что там – зачем лезть?
– И ты видела его всё это время?
– Да… – приглушенно отозвалась Марта. – Я не понимаю, что происходит. Не понимаю, куда он делся. Не понимаю, почему вы трое его не видели и… не хочу понимать.
