И потом, Габриэль тоже увлекся ею. Как он мог подумать, что она намеренно устроит нечто подобное? Как только Серафия поняла, куда все идет, она запаниковала. А когда Габриэль посмотрел на нее – в его глазах она увидела предательство, – у нее почти разорвалось сердце. Он настолько привык к людям, которые пользовались и злоупотребляли его доверием, что отказывался видеть, что она не такая.
Возможно, ей стоило остаться в Алме и бороться за свое доброе имя. Сбежав, она как бы признала свою вину, но Серафия просто не могла там находиться. Пусть ее семья и происходит из Алмы, но сама она родилась и выросла в Испании, и именно здесь ей необходимо быть.
Она просто должна направить жизнь в нужное русло. Драмы, разыгравшиеся в Алме, забудутся, Габриэль выберет королеву, а Серафия займется своим будущим.
По крайней мере, именно это она себе повторяла.
Французские двери позади нее раскрылись, и в сад вышла экономка Серафии с подносом в руках:
– Я приготовила вам обед, сеньорита.
Серафия подплыла к бордюру, чтобы поздороваться. Есть ей в таком состоянии совсем не хотелось, но отказ наверняка обидит экономку.
– Спасибо, Эсперанса. Пожалуйста, оставьте на столике.
Эсперанса послушно поставила поднос и в нерешительности встала на краю бассейна с полотенцем в руках. Она выглядела озабоченной, ее морщинистое лицо выражало беспокойство.
– Вы действительно его съедите?
Серафия нахмурилась и выбралась из бассейна по лестнице.
– Что вы имеете в виду?
– Вы почти не притронулись к завтраку, лишь фрукты поклевали. Вчерашний ужин я случайно обнаружила в мусорном ведре. В доме есть все ваши любимые снэки и напитки, но со дня вашего возвращения вы не съели абсолютно ничего.
Серафия выхватила полотенце из рук экономки – снова этот забытый страх быть пойманной с поличным.
– Это вас не касается. Я плачу вам за то, чтобы вы готовили мне еду, а не контролировали меня, как моя мама.
Увидев обиженное выражение на лице пожилой женщины, Серафия почувствовала угрызения совести из-за своей грубости. Эсперанса – милейшая женщина и не заслуживает такого обращения.
– Извините. Мне не стоило так говорить. Простите меня. – Серафия опустилась в кресло и уткнулась лицом в полотенце.
– Ничего страшного. Когда я не ем, тоже становлюсь сварливой, – успокоила ее Эсперанса с легкой улыбкой. Эта полноватая пожилая женщина всегда была в хорошем расположении духа. Наверное, потому, что с удовольствием ела и не переживала постоянно о фигуре. – Но я беспокоюсь о вас, сеньорита, как и ваши родители.
Серафия подняла голову:
– Они звонили?
– Si
[7], но вы гуляли на пляже. Просили не говорить вам. Они очень интересовались вашим аппетитом, поэтому я и заметила перемены в питании. Они просили сразу же позвонить им, если вы начнете резко терять вес.
Отлично. У ее родителей есть собственный шпион, который работает в ее доме. Значит, они и правда обеспокоены. Серафия вздохнула и откинулась на спинку стула. Вероятно, родители правы. За несколько последних дней, после возвращения из Алмы, она уже потеряла пять фунтов, что совсем нежелательно. Она и так находилась на нижней доспустимой границе – если снова вернется в красную зону, то рискует еще одним курсом стационарного лечения, а ей бы этого не хотелось.
Черт.
– Спасибо за заботу, Эсперанса. – Серафия взглянула на поднос с едой, который принесла экономка: большая тарелка овощного салата с кусочками цыпленка, блюдо с яйцом вкрутую, ломтиками сыра и хлеба и графин с уксусной заправкой. Эсперанса даже положила два своих знаменитых сахарных печенья с корицей. В общем, здоровый сбалансированный обед с большим количеством овощей, белков и цельных злаков. Какой Серафия обычно просила готовить для нее.
И все же ей стоило немало усилий перестать думать о том, сколько калорий содержится во всем этом. Если съесть только зелень и курицу, но без соуса, то ни чего страшного. Может, один кусочек сыра, но, разумеется, никакого хлеба. Именно такие навязчивые мысли когда-то управляли всей ее жизнью. Серафия долго боролась с этим демоном. Часть ее надеялась, что он навсегда побежден, но эмоциональный удар отбросил ее назад, к старым дурным привычкам.
Привычкам, которые чуть не убили ее.
– Выглядит замечательно, – сказала она. – Обещаю съесть все до последнего кусочка. Есть еще печенье?
– Конечно! – Лицо Эсперансы просветлело.
– Я съем их во второй половине дня, после сиесты.
– Muy bíen!
[8]
Эсперанса пошаркала обратно в дом, оставив Серафию на террасе.
Серафия понимала, что должна поесть. Прямо сейчас. И пусть будут прокляты эти голоса в голове.
На всякий случай она начала с печенья. Оно свинцом упало в пустой желудок, напомнив ей, что не нужно торопиться. Врачи предупреждали Серафию о том, как опасно голодать, а потом вдруг наедаться. Это еще один, абсолютно новый и опасный путь, которого она намерена избежать.
Серафия попробовала сыр и хлеб, и ей стало лучше. Она знала, что ее тело заплатило высокую цену за анорексию. Когда она была помешана на тренировках и игнорировала любую еду, то чувствовала себя ужасно. Даже с таким небольшим количеством еды ощущалась разница. Взяв приборы и полив салат заправкой, Серафия вонзила вилку в салатный лист, поднесла его ко рту и принялась задумчиво жевать.
В Алме она чувствовала себя совсем по-другому. Каким-то необъяснимым образом все прошлые заботы исчезли, когда она сосредоточилась на том, чтобы сделать из Габриэля настоящего короля. Возможно, потому, что он считал ее прекрасной. В постели Габриэль боготворил каждый дюйм ее тела, не критиковал и не комментировал ее недостатки. Это заставляло ее чувствовать себя красивой. Когда они вместе ели – это было весело и приятно. Серафию слишком отвлекала великолепная еда и еще более великолепная компания, чтобы беспокоиться о калориях. В течение нескольких дней в Алме она даже забыла позаниматься спортом. А ведь за все последние годы не пропустила ни одной ежедневной тренировки. Находясь с Габриэлем, она наконец-то прекратила бороться со своей болезнью и начала просто жить.
Ей было так хорошо – но в тот момент, когда все закончилось, негативные мысли снова одолевали ее. Она не могла это повторить. За годы после сердечного приступа одно Серафия поняла точно: она слишком любит себя, чтобы постоянно причинять себе боль.
Серафия потянулась за хлебом с сыром, откусила большой кусок, потом еще один и еще, пока не съела почти весь обед.
Она не может позволить себе любить Габриэля, если это означает отказ от всего, чего она достигла.
В докладе, который лежал у Габриэля на коленях, говорилось то, что Габриэль и так уже знал в глубине души. Но почему-то, увидев эти слова, написанные черным по белому, он почувствовал себя особенно паршиво.
