– Ты правда хочешь это знать? Потому что я никогда никому не рассказывал.
– Да, пожалуйста, – сказала Грейси медовым голосом.
– Ну, разве ты не хорошая девочка?
Она застонала. Джеймс усмехнулся. У нее определенно есть какие-то фантазии.
– Расскажи мне.
Если уж рассказывать ей, то нужно было сделать это правильно, но это все равно не спасало Джеймса от неловкости. А это было неловко. И к тому же то, что он собирался рассказать, было правдой.
– Предупреждаю, это глупо, так что не ожидай слишком многого.
– Ну, расскажи, расскажи!
Джеймс почти видел, как Грейси подпрыгивает от нетерпения. На кровати. Предпочтительно обнаженная.
– Но ты не смейся.
– Я бы никогда не стала смеяться.
– Вообще-то это очень просто. И скучно.
Теперь, когда Джеймс пообещал, ему уже не хотелось рассказывать, но он понимал, что если он хочет узнать ее тайны, он должен открыть ей свои. Он нехотя начал:
– Когда я был мальчишкой, у нас в подвале было что-то вроде своего клуба. Помню, мои братья приводили туда девушек и ставили фильмы ужасов. Иногда я тоже бывал с ними, они делали вид, что разрешают мне остаться, но как только девушкам становилось настолько страшно, что они забирались к ним на колени, меня вышвыривали, чтобы я не видел, как они обжимаются.
Джеймс до сих пор помнил, с какой тоской он пытался представить, каково это, помнил, как он завидовал братьям, потому что девушки из-за них теряли голову. Помнил противное ощущение неловкости, когда его вышвыривали из комнаты. Он ненавидел эти воспоминания, стыдился своей зависти, но она была.
Джеймс глубоко выдохнул.
– К тому времени, когда я стал приводить девушек, они давно переросли фильмы ужасов, и этап обжимания остался далеко позади. Конечно, перейти сразу к сексу было здорово, но те острые подростковые переживания – «трогай меня, но не трогай меня» – мне так и не довелось испытать. Мне всегда было интересно, каково это. – Он помолчал. Грейси ничего не сказала. Джеймс заволновался, не наговорил ли он лишнего. – Видишь, я говорил, что это глупо.
– Это не глупо, – возразила Грейси таким серьезным голосом, какого он от нее еще не слышал. – Мне жаль, что у тебя этого не было.
– Не уверен, что это такая уж большая потеря. Просто воспоминание было очень острым.
– Я бы с тобой обжималась.
Джеймс засмеялся, но смех прозвучал горше, чем ему хотелось бы. Он и сейчас-то едва сумел заполучить ее в свои объятия. А когда ему было шестнадцать, у него вообще не было бы ни единого шанса.
– Ценю твою ложь во спасение.
Грейси вздохнула.
– Я хочу, чтобы это была правда.
Его губы тронула улыбка.
– Мне и этого достаточно. Мы же обсуждаем фантазию.
– Я тебе скажу, что не фантазия, – промурлыкала Грейси бархатным голосом.
– Что же?
– Я по тебе скучаю. Весь день о тебе думала. Я не могу выкинуть тебя из головы. И если бы ты мне не позвонил, я бы сломалась и позвонила тебе сама. Потому что мне нужно было услышать твой голос.
Этого было даже более чем достаточно. Это было все.
Глава 20
Грейси стояла возле кухонного окна, смотрела, как над плакучими ивами, окаймляющими ее задний двор, поднимается солнце, и на ее лице расплывалась широкая улыбка. Вчера ночью она проговорила с Джеймсом два часа. Она рассказала ему о новых заказах, о бесконечном списке у нее в голове, поделилась своими переживаниями по поводу управления бизнесом, а он слушал. По-настоящему слушал. В точности как она ожидала. По мере их разговора ее паника ослабевала, Джеймс сделал так, что к концу беседы у нее возникло ощущение, что она может сделать все.
Зазвонил телефон. Грейси в мечтательном расположении духа сняла трубку, не посмотрев, кто звонит.
– Алло.
– Итак, Мадди говорит, что ты скрываешь от нас какого-то мужчину.
Сесилия.
Грейси вздохнула. У нее готово было вырваться признание, но она придержала язык.
– Она ошибается.
– Ты ведь не решила предпринять что-нибудь по поводу Джеймса?
Грейси чуть было не ахнула, но сдержалась в самый последний момент.
– Нет, господи, конечно нет!
С Джеймсом все было еще слишком новым. И слишком неопределенным. И когда между ними все будет кончено, когда они, наконец, смогут выкинуть друг друга из головы, лучше, чтобы об этом не узнал никто из их друзей и родственников. Грейси помнила, как Мадди однажды сказала, что делилась своими секретами только с одним братом – с Джеймсом. И теперь Грейси понимала почему. Он бы никому не рассказал. И когда их отношения закончатся, она сможет делать вид, будто между ними ничего и не было. И он ей позволит.
– Ты колебалась, – сказала Сесилия.
– Нет.
Грейси посмотрела на часы, установленные в духовке.
– Тебе больше некого доставать в шесть пятьдесят утра?
– Нет. Из всех, кого я знаю, ты единственная уже встала.
– Мне повезло, – сказала Грейси.
– Если бы это был парень, ты бы мне сказала?
Грейси скрестила пальцы за спиной.
– Конечно. Какие у тебя планы на сегодня?
– В основном встречи с клиентами. Ты уклоняешься от темы.
Грейси прижала палец к виску.
– Тебе надо было бы стать адвокатом, как твой брат.
Сесилия засмеялась.
– Я пыталась, не пошло. Мне намного больше нравится исправлять то, что напортачили другие.
И в этом деле подруга была чертовски хороша. При ее связях в городе и в условиях интересного политического пейзажа Чикаго молва о мастерстве Сесилии как пиарщика распространялась с рекордной скоростью. И с такой же скоростью рос впечатляющий список ее успехов в восстановлении имиджа. У нее был уже полный список клиентов.
В кухне Грейси сработал таймер.
– Сисси, мне нужно вынимать выпечку из духовки.
В трубке послышался театральный вздох.
– Хорошо. Я позвоню тебе позже.
– Отлично.
Грейси повесила трубку. Поскольку она не вынашивала тайные планы встретиться с Джеймсом в ближайшие три недели, сплетни в конце концов должны угаснуть. Три долгих недели. Грейси подошла к печи и достала лист с печеньем. Она ждала встречи с Джеймсом с нетерпением. У нее были планы. И она собиралась осчастливить Джеймса.
Джеймс сидел в своей кухне вместе с Джейн и пил после пробежки. После его разговора с Грейси прошло девять дней. Сегодня он дал себе особенно большую нагрузку – задал такой изнуряющий темп, что Джейн осталась позади на тридцатой минуте. Джеймс нуждался в тяжелой пробежке, это был единственный способ держать под контролем накопившуюся сексуальную энергию. Каждую ночь перед сном, лежа в кровати, он как минимум час разговаривал по телефону с Грейси. Джеймс не вполне понимал, как это случилось, но разговоры с ней вошли у него в привычку. Стали частью его распорядка дня, без которой он не мог обойтись. Она говорила с ним обо всем и ни о чем. Он узнал, какой ценой обошлась ей болезнь ее матери, как она отказалась от своей мечты о кулинарном образовании, чтобы ухаживать за матерью. Грейси рассказала об интуиции Сэма и о своем беспокойстве, что из-за этой способности он держится от других на расстоянии. Она рассказала о своем отце, о его жестокости. О том, как она сердилась, что ее мать остается с мужем. О своем чувстве безнадежности, когда она видела, что мать умирает. Говорила она и о своем бизнесе, о своих планах и страхах. И Джеймс, к собственному удивлению, в ответ стал ей открываться. Он поделился с ней секретами, которыми ни с кем никогда не делился. Неприятными воспоминаниями о том, как его травили в школе. Теплыми воспоминаниями о жизни в большой семье. Он рассказал ей о драгоценных моментах с отцом, когда отец брал его с собой на рыбалку и они разговаривали. Не о футболе или спорте – темах, преобладавших в разговоре, когда рядом были его братья, – но о вещах, которые интересовали Джеймса. О науке, истории, о безграничности Вселенной.
