– Да, в этом ты меня обошел. Ты уложил в постель одну из самых сексуальных девушек, на которых мне доводилось положить глаз. А я повидал немало великолепных женщин. Она даже не позволила мне приблизиться достаточно близко, а я пытался, уж поверь.
Джеймс нахмурился. «Укладывал» – так будет точнее. Но он быстро ее потерял.
Шейн издал короткий смешок.
– Наверное, для тебя это было в новинку.
– Пошел к черту, – добродушно бросил Эван.
– Я тогда списал это на то, что между нами слишком много связей. Я не знал, кто мой соперник.
Шейн повернулся к Джеймсу и поднял одну бровь.
– Верно.
Джеймсу подумалось, что он наконец стал на равных соперничать с братьями. Это не должно было иметь значения, да и действительно не имело, но он до сих пор помнил, как чувствовал себя много лет назад, будучи подростком.
Шейн взял бумажный пакет, который принес с собой, достал из него бутылку виски и поставил ее на стол.
Джеймс посмотрел на этикетку, прищурившись.
– Это на самом деле то, что я думаю?
– Да, – подтвердил Шейн.
Это была бутылка ирландского виски «Напог Касл». Легендарный винтажный напиток, который их отец всегда мечтал попробовать.
– Кто-то из родственников Сесилии подарил его нам по случаю помолвки. – Шейн пожал плечами. – Я рассудил, что могу потратить его и на вас двоих.
Эван поднялся с дивана.
– Думаю, пара глотков не повредит моей игре завтра днем.
Уголки губ Джеймса сами собой приподнялись в улыбке, хотя недавно он был уверен, что больше никогда в жизни не улыбнется. Эван вернулся с тремя стаканами и поставил их на стол.
Шейн взял бутылку и отвинтил крышку.
– Эх, видел бы нас папа.
Они все отвели глаза и посмотрели куда-то вдаль, за невидимый горизонт. Джеймс сглотнул ком в горле. Он знал, что то же самое сделали и его братья. Но потом этот момент прошел, и он налил в стаканы жидкость янтарного цвета. Каждый взял по стакану. Шейн поднял свой и сказал:
– За братьев.
Этот тост был их давней традицией, возникшей в тот день, когда они все трое напились в пабе в трех кварталах от дома, в котором росли после смерти отца. Бармен знал их отца и смотрел сквозь пальцы на то, что Эван и Джеймс пьют, хотя еще не достигли совершеннолетия.
Глава 30
Вот, значит, что такое быть с разбитым сердцем. Еще никогда в жизни Грейси не была так несчастна. Она ворочалась с боку на бок на кровати в гостевой спальне Сесилии, не в состоянии уснуть. Где-то среди ночи она слышала, как Шейн вернулся домой. Он был явно пьян, производил слишком много шума и громогласно звал Сесилию. Последнее, что слышала Грейси перед тем, как он закрыл за собой дверь спальни, были его слова, что он ее любит и что он слишком стар, чтобы спать на диване.
Грейси перевернулась и заплакала, уткнувшись в подушку. Вопреки логике, ей хотелось, чтобы Джеймс пришел и начал барабанить в дверь, требуя, чтобы она его впустила. Но, конечно, он не пришел. Да и с какой стати? Она ясно дала понять, что не желает иметь с ним ничего общего.
Рано утром Грейси встала с красными глазами – от недосыпа и от ночных слез. Она с трудом подняла себя с постели и тайком, чтобы не встречаться с Сесилией и Шейном, выскользнула из дома. У нее не было выбора: нужно было заехать за своими вещами в дом Джеймса. Но его там не оказалось. Грейси еще поплакала, но потом наконец взяла себя в руки и стала загружать вещи в багажник. Все было кончено. По-настоящему и бесповоротно. Она говорила себе, что с самого начала знала, что их отношения не будут долгими, но ее сердце не желало это слышать. Чем больше времени она проводила с Джеймсом, тем сильнее начинала верить, что у их отношений есть будущее. Но все кончилось. Это был правильный шаг. Джеймс вмешался в ее бизнес. Он распланировал ее жизнь, даже не потрудившись с ней посоветоваться. Этого она простить не могла.
И вот теперь Грейси стояла в зале отеля «Дрейк». Подготовка к свадебному банкету, который должен был состояться через пару часов, шла полным ходом, вокруг Грейси сновали люди. Она окинула взглядом свою работу. Пятиярусный свадебный торт, покрытый красной бархатной мастикой, отделанный белой глазурью и украшенный широкими черными лентами, большими хрустальными снежинками и розами. Торт получился красивый и изысканный, но Грейси сегодня не радовало даже ее творение. Она хотела только одного: поскорее освободиться, чтобы можно было уехать из Чикаго.
– Я вас помню, – произнес у нее за спиной деликатный женский голос.
Грейси оглянулась и опешила. Из всех людей на свете, на кого она могла бы сегодня наткнуться, меньше всего она хотела бы видеть именно эту женщину. Перед ней, словно в кошмарном сне, стояла Линдси Лорд, физик и бывшая подружка Джеймса. Выглядела она как всегда эффектно. На ней было платье подружки невесты из красной тафты, с открытыми плечами и тонкими лямками. Платье демонстрировало ее изящную фигуру, как у балерины, стройную шею и плечи. Грейси стиснула зубы. Нет в этом мире справедливости. Она в ужасном состоянии, хуже некуда, а Линдси Лорд выглядит как чертова прима-балерина. Поскольку Грейси молчала, Линдси одарила ее красивой улыбкой.
– Мы с вами встречались в ресторане. Вы были с Джеймсом, верно?
– Да. – Грейси старалась, чтобы ее голос не дрогнул.
– Как забавно наткнуться на вас здесь. Это свадьба моей сестры. Я ей обещала, что приду все проверить. Вы же знаете, какие невесты.
Грейси кивнула, поскольку говорить была не в состоянии.
– Как тесен мир. Я не догадывалась, что та дизайнер свадебных тортов, которой она восторгалась, – это вы. Она была счастлива заполучить вас. Фирма, где она изначально сделала заказ, неожиданно закрыла магазин, не предупредив никого из клиентов. Эшли была в панике, и вы пришли ей на выручку.
– Я рада, что смогла помочь.
Еще одна безмятежная улыбка.
– Торт очень красивый, моя сестра будет довольна.
– Спасибо.
У Грейси так сильно сжалось горло, что, кроме этого слова, она больше ничего не смогла произнести. Повисло неловкое молчание. Рука Линдси взметнулась к отчетливо проступающим ключицам.
– Как поживает Джеймс?
Грейси почувствовала, что к ее глазам подступают слезы. Она лихорадочно заморгала, пытаясь их стряхнуть.
– Я уверена, у него все прекрасно.
Линдси озабоченно сдвинула брови.
– Вы в порядке?
– Да, все хорошо, спасибо.
Грейси попыталась изобразить ослепительную улыбку, но чувствовала, что уголки ее губ дрожат. Линдси нахмурилась.
– Мне знаком этот взгляд. У меня самой после Джеймса был такой же – столько месяцев, что я сбилась со счета. Это в Джеймсе самое плохое. Он разбивает сердца, даже не подозревая об этом.
