Когда она катилась мимо доктора Джинсона, он метнул в Мартина Дринкинса ревенем и утиным пудингом, который шлёпнулся ему прямо на лоб.
– Как говорит доктор Джинсон, если человек устал от ревеня, он устал от жизни, – заявил Макдуф. – Иными словами…
Конец фразы оказался у Макдуфа несколько смазан из-за обрушившегося на него удара облачённого в перчатку кулака.
– Я, может, не лучше всех рисую, но уж физиономию-то тебе как следует разрисую! – взревел Дринкинс. – Вот ужо́!
Ада сползла в своём кресле. Всё как всегда. Баталии на пирогах, ругань – и никто друг друга не слушает.
Она взглянула в одно из высоких окон. Солнце закатилось, над оленьим парком светила полная луна. В её серебряном сиянии чётко проступал силуэт пёстрого китайского оленя.
Ада беспокойно посмотрела через плечо на входную дверь. Где же Люси Борджиа?
Лорд Гот с утомлённым видом откинулся на спинку кресла, слушая рассказ герцогини Девонской о её далматинском псе, который до того ожирел, что гонял кошек в карете. Паровозик сновал туда-сюда, привозя и увозя блюда.
Наконец дверь распахнулась, и Люси Борджиа вошла в комнату.
Доктор Джинсон метал в Мартина Дринкинса тарталетки с яблоком и беконом, а тот в свою очередь лупил его боксёрскими перчатками. Макдуф объяснял тем временем Мэри Вермишелли и Тристраму Шенди-Джентльмену, что в точности доктор Джинсон думает об омарах.
Никто из гостей не обратил внимание, как бледная дама в чёрном подошла к креслу лорда Гота и постучала его зонтиком по плечу.
В этот момент Соусная ракета снова показалась из люка. Она переехала виадук и потащила наполненные снедью вагоны по столу.
Ада привстала в своём кресле.
– Лорд Гот, я должна вам кое-что сказать… – начала было Люси Борджиа ясным голосом.
Но в этот момент Мартин Дринкинс при очередном ударе промазал мимо доктора Джинсона и угодил перчаткой в вагон, везущий щедрую горку варёных улиток и большой соусник. Улитки разлетелись повсюду, а соусник взмыл в воздух, обрызгав гостей душистой подливой.
Едва тёплые капли коснулись Люси, как та от ужаса изменилась в лице и, завопив страшным голосом, опрометью выбежала из комнаты.
Воцарилась тишина.
Макдуф обтёр салфеткой лоб.
– Если человек устал от чесночного соуса – значит, он устал от жизни.
Глава двенадцатая
Никто не обратил внимания на Аду, которая выскользнула из обеденной залы. Гости были слишком поглощены тем, что швырялись едой и спорили на повышенных тонах.
Ада взлетела по главной лестнице и, цокая каблучками, помчалась в комнату гувернантки. Люси Борджиа неподвижно лежала на кровати.
На ней была одна чёрная нижняя рубашка. Чёрное платье лежало, скомканное, в углу.
– Прости меня, Ада… – простонала она. – Я тебя подвела… Но чеснок… Для вампиров это яд.
– Непредвиденная случайность, – успокоила её Ада. – Вы сделали всё, что могли.
– Пожалуйста, унеси это отсюда, – указала Люси на платье. – О, этот запах… Хорошо хоть на зонтик не попало.
Ада подобрала платье.
– А теперь мне надо отдохнуть, – продолжила Люси, закрывая глаза. – И восстановить силы. Боюсь, действовать придётся тебе. Останови Мальзельо, освободи его пленников!
Ада вышла из комнаты и съехала вниз по перилам. На площадке первого этажа её остановило знакомое слабое свечение.
– Измаил! – воскликнула она, обратив внимание, что на сей раз призрак мыши прозрачнее, чем обычно. – Что с тобой?
– Я только что из заброшенного крыла, – ответил тот. Его усы подрагивали. – Я подслушал, как Мальзельо говорил с одним из гостей твоего отца.
– С кем именно? – уточнила Ада, спрыгивая с перил и направляясь вместе с Измаилом в свою комнату.
– Свирепый взгляд, заострённые усы, большой подбородок… Я не знаю, как его зовут.
– Фон Хельсинг, – уверенно сказала Ада, заходя в свою огромную спальню и закрывая за собой дверь.
Призрак мыши стоял на турецком ковре и смотрел на Аду снизу вверх широко раскрытыми глазами.
– У них всё спланировано! Завтра вечером, во время комнатной охоты, Мальзельо проложит маршрут через заброшенное крыло так, что он приведёт прямо на крышу.
– На крышу? – переспросила Ада изумлённо. – Но мой отец на это не согласится. Он никогда не поднимается на крышу с того дня, как моя мать…
Ада запнулась.
– Человек со свирепым взглядом расхохотался и сказал, что никто из них не избегнет своей участи, – пожал плечами Измаил. – А ещё он добавил, что их головы очень украсят стены его охотничьего домика в Баварии
[13].
– Головы?! – ахнула Ада, садясь на краешек кровати с пологом на восьми столбиках. – Всё ещё хуже, чем я предполагала.
– Я так и думал… – отозвался Измаил. – И что нам теперь делать?
Ада скинула свою туфельки на цокающих каблучках и натянула бесшумные канатоходные тапочки.
– Нам остаётся только одно, – сказала она.
– И что же?
Адины зелёные глаза сверкнули:
– Созвать экстренное заседание Чердачного клуба!
