Афертон замолкает. И продолжает после паузы:
– Только он не был ни зеленым, ни голубым, Йорк. Он был серым и коричневым. Земля умирала.
Я снова сглатываю.
С малых лет я мечтал о зеленых лесах, облачных небесах, могучих океанах… О той Земле, которую знал по картинкам Полумертвых и рассказам Дедули Джеда.
Но этой Земли больше нет. И не будет.
Он погибла.
Передо мной из ниоткуда выныривает астероид и мчится прямо на нас, увеличиваясь в размерах, пока не заполняет собой все небо. Я сжимаю ручки кресла. Но в этот момент включается в дело защитное поле Биосферы – и астероид распадается на облако кипящей пыли.
Я смотрю на бездонность космоса, не отрываясь. Всю жизнь мне казалось, что Биосфера – это и есть мой мир. Сейчас я впервые осознал, насколько она мала. Как малозначительна. Если зоидам-киллерам в конце концов удастся одолеть нас, людей – это будет то же самое, как если бы нас никогда и не существовало.
Афертон словно читает мои мысли.
– Зоиды пытаются уничтожить нас вот уже пятьсот лет, – говорит он. – И сколько бы усилий мы ни прикладывали, так и не понимаем – почему. Человечество проигрывает битву, Йорк. Людей осталось не больше тысячи. И больше ни одного Полумертвого во всей внешней оболочке. Ответ где-то глубже.
В моей голове роится тысяча вопросов, но тут зажигается свет. Звезды исчезают. Я вижу на потолке собственное отражение. Вид у меня испуганный. Бель приближается ко мне со сканером в руке.
– Спасибо, – говорит она с улыбкой.
Снова поворачиваюсь к Полумертвому.
– Я должен спасти своих друзей в Секторе 17, – говорю ему. – Но потом я сделаю все, чтобы добиться ответа.
Афертон улыбается.
– А я пока посмотрю на звезды, – говорит он. – Я ждал пять сотен лет. Подожду еще немного.
23
Мы с полностью заряженной Бель выходим из округлого здания, оставляя за собой лифты, смотровую рубку и, главное, Полумертвого. Шагаем, огибая длинную алюмаковую стену. Калиф, как обычно, прикорнул у меня на плече.
Слова Полумертвого стучатся у меня в голове. «Ответ где-то глубже».
– Что с тобой, Йорк?
Вопрос Бель нарушает мои мысли. Я поворачиваюсь к ней. Ничего себе. Как быстро она учится. Совсем недавно смотрела на мое лицо и впитывала его выражения, отражая их на собственном лице. Училась улыбаться, когда я улыбаюсь, плакать, когда мои глаза наполняются слезами. Теперь начинает различать внутренние эмоции. Ее больше не вводит в заблуждение мое внешнее спокойствие: она пытается разобраться, что происходит у меня внутри.
Совсем как человек.
Бронкс называет это эмпатией. И уверяет: это именно то, что отличает нас от зоидов. Меня начинает приводить в замешательство размах дейлова эксперимента. Зоид, способный испытывать человеческие эмоции – хорошо это или плохо? Прямо сейчас у меня нет времени с этим разбираться.
– Ничего.
Сейчас надо спасать Бронкса, Лину, Дека и остальных.
Все прочее подождет.
Мы доходим до конца стены, и Бель останавливается. Затем приглядывается и указывает на плоскую равнину, усыпанную кубическими компрессорными блоками и паукообразными мачтами-излучателями. Далеко-далеко виднеется спутанный клубок труб и кабелей.
– Туда, – объявляет она, и мы трогаемся.
Воздух наполнен шумом. Мачты испускают пронзительный вой, который вонзается мне прямо в мозг, а компрессоры гулко и ритмично бýхают. Ловлю себя на том, что шагаю им в такт. Очень жарко.
Бель полностью заряжена и поэтому неутомимо идет вперед. А вот я начинаю сдавать. Во рту ни крошки не было со времени ужина с Дейлом.
Я сверяюсь со сканером. Вокруг ничего съедобного, ни растений, ни грибов. Впрочем, чудовищ и зоидов тоже нет. Хорошо для нашей безопасности, но плохо для моего желудка.
Мы упорно продвигаемся вперед, пересекая равнину в направлении далеких труб. Я смотрю вниз, чтобы не видеть, как далеко еще идти. Лишь когда добираемся до первой трубы, подымаю голову и оглядываюсь.
Мы входим в трубчатый лес, похожий на тот, что возле Капсулы. Кабели, провода, воздухопроводы, трубы тянутся во всех направлениях, жужжа, гудя, звеня. Высоко вверху горят лампы, их свет отбрасывает змеящиеся тени.
Я снова сверяюсь со сканером.
Как и привычный мне, этот лес тоже полон растений. Потому что они пускают корни везде, где находят воду. Со многих труб свисают плоские лапы гигантского плюща, смягчая их угловатые очертания. Вижу я и листья папоротника, и тонкие пики плаунка, остролисты и ламинарии. И, к радости своей, замечаю мясистые хвощи, столь приятные на вкус.
– А теперь мне надо подзарядиться, – говорю я Бель, направляясь к ним.
Я хотел пошутить, но на лице у Бель не отражается никаких эмоций. Она учится быстро, но все же не настолько. И спокойно ждет, пока я выдерну, очищу и нарежу с полдюжины хвощей. Калиф не так спокоен. Резкий запах сочных растений разбудил его. Он скачет взад и вперед по моим рукам, шумно скулит и не успокаивается, пока я не даю ему поесть. Потом сам следую его примеру.
– Ты заряжаешься как Дейл, – говорит Бель. – Он называет это «есть».
Отрываю взгляд от хвоща. Она наблюдает своими ясными зелеными глазами за тем, как я жую и глотаю.
– Есть – это как? – спрашивает она.
Улыбаюсь.
– Есть – это здорово! – отвечаю я, вытирая сок с губ тыльной стороной ладони. – Очень здорово.
Бель смотрит на меня испытующе. Я тоже смотрю на нее со смешанными чувствами.
У нее есть зубы. Ровные и жемчужно-белые. Язык у нее тоже имеется – хотя, похоже, для того, чтобы говорить, а не для того, чтобы пробовать на вкус. Но с принимающим элементом желудок, очевидно, ей не нужен.
– Мой способ зарядки более эффективный, – заявляет она и снова пускается в путь.
Я следую за ней. Калиф трусит рядом.
Смотрю на ее уверенную походку, на то, как она двигает руками при ходьбе. Безупречная синтикожа почти сияет. Вопреки всему, что я знаю, трудно поверить, что Бель не человек.
Вдруг она поворачивается, садится на корточки и машет мне рукой, предлагая сделать то же самое. Только тут я осознаю, что из моих наушников давно доносится писк. Я пригибаюсь к основанию широкой фиолетовой трубы и верчу головой, осматривая окрестности через визор. Вот и тепловой сигнал.
