Затем я забеременела, и он без всяких колебаний сказал, что женится на мне. Это было именно то, о чем я мечтала. И вот спустя всего четыре месяца нашего знакомства мы поженились. Мои родители были в шоке. Они его на тот момент еще не видели и сказали, что знать его не желают. Они умоляли меня вернуться домой, а там будет видно. Они были вне себя от ярости и ужаса, но в тот момент для меня существовал только он. Позже я поняла: он женился на мне лишь затем, чтобы получить вид на жительство в Англии. Но он так вскружил мне голову, что в день нашей свадьбы я была убеждена: им движет только любовь ко мне.
Анна сглотнула комок, вздохнула и заговорила снова:
– Вскоре после свадьбы мы переехали в Ливерпуль – по крайней мере я. Его работа была такова, что он проводил много времени в Европе. Меня он приезжал проведать примерно раз в месяц, а когда родился Хьюго, чуть чаще.
Анна на минуту умолкла, как будто перенеслась в те далекие дни. Алекс поняла: это память о них вернулась к ней с новой силой.
– Как хорошо было вновь оказаться в родительском доме! – снова заговорила Анна. – Я так по ним соскучилась – даже больше, чем думала. Ради Хьюго они пытались найти общий язык с Гаврилом. Я знала: они ему не доверяют. Думаю, он тоже это знал, но на их мнение ему было наплевать. Он держался с ними довольно учтиво, а временами, казалось, был даже благодарен за их заботу обо мне и нашем сыне. Я ни разу не призналась им – не нашла в себе сил, – что еще до рождения Хьюго поняла, какую колоссальную ошибку совершила. Я знала, они станут настаивать на разводе, я же боялась того, что за этим может последовать. Нет, он ни разу не поднял на меня руку, но к тому времени я начала догадываться, чем, собственно, он занимается. Так что я не питала иллюзий относительно его моральных качеств. Кроме того, он вырос в совершенно иных условиях, нежели я. Но, что еще хуже, я боялась, что он отнимет у меня Хьюго.
И я не стала с ним разводиться. Более того, делала вид, что люблю его и даже рада видеть в нашем доме его дружков. Это всегда были мужчины – курящие, пьющие, любители азартных игр. Говорили они на самых разных языках – по-русски, по-испански, по-китайски. Я никогда не понимала, о чем они говорят. Но не нужно было знать никаких языков, чтобы догадаться, о чем идет речь. А речь шла о девушках, почти девочках, которых они тайком ввозили в страну, чтобы сделать из них проституток. Возможно, они же сами выступали и в роли сутенеров. Не могу утверждать. И хотя мне становилось дурно при одной только мысли о том, чем занимаются мой муж и его дружки, я предпочитала закрывать глаза, делая вид, что ничего не знаю. Потому что знать было опасно. Я же должна была подумать о Хьюго.
Анна взяла со стола свою чашку с чаем, но пить не стала. Алекс с содроганием представила себе весь этот ужас.
– Хьюго было примерно полтора года, – продолжила свой рассказ Анна, – когда мои родители решили купить в Кестерли домик у моря. Когда я была маленькой, мы часто проводили здесь отпуск, и, выйдя на пенсию, родители решили перебраться сюда. Пока родители еще работали, мы, первую пару лет, приезжали сюда только летом и на Рождество, но затем отец получил в результате несчастного случая в доках травму и был вынужден оставить работу. В общем, родители продали свой дом в Ливерпуле и перебрались сюда, на юг. Я работала в аптеке, и поскольку это не та работа, за которую стоило держаться, я уговорила Гаврила разрешить нам с Хьюго тоже уехать к моим родителям.
Я рассчитывала, что Гаврил продаст наш дом в Ливерпуле, чтобы нам купить новый, поближе к моим родителям, но не тут-то было. Гаврил отказался его продавать. Наверно, потому, что дом расположен рядом с доками и стал для него и его дружков своего рода штаб-квартирой. По-своему я была этому даже рада. К тому времени я его уже не только боялась, но и ненавидела. И меньше всего хотела видеть его здесь, в Кестерли. Мы все надеялись на то, что рано или поздно его застукают за контрабандой живым товаром или же он в конце концов потеряет к нам с Хьюго всякий интерес и оставит нас в покое.
Но нет, в течение почти двух лет он регулярно нас навещал, вторгался в наш дом, в наши жизни, почти во все, что мы делали, пугая нас до полусмерти – даже Хьюго, который якобы был для него дороже всего на свете. А затем родилась ты. Гаврил был без ума от счастья и даже начал настаивать на моем возвращении в Ливерпуль, чтобы он мог нас всех чаще видеть. При одной только мысли об этом мне становилось страшно. Не только потому, что он был мне неприятен, но и потому, что он мог с нами сделать, узнай он о тебе правду.
Как это понимать? Алекс растерянно нахмурила брови. Анна подняла глаза и нежно ей улыбнулась.
– А ты не знала?
– Что именно? – едва слышно прошептала Алекс.
– Гаврил Альбеску тебе не отец.
Алекс онемела, отказываясь верить услышанному. Этого просто не может быть! Как это странно, как неожиданно… Гаврил Альбеску, маньяк, убийца, ей не отец. Всю жизнь ей было стыдно и страшно при мысли о том, что она носит в себе его гены, и вот теперь…
Она в упор посмотрела на мать.
– И кто же?.. – Голос ее дрогнул. – Кто мой…
– Найджел Каррингон, – негромко, но с гордостью ответила Анна.
Алекс в замешательстве разинула рот. Может, она ослышалась? Ведь это же был бойфренд ее тети? Внезапно откуда-то из глубин ее естества наружу прорвались рыдания. Этот монстр ей не отец! Ее отцом был нормальный человек, как и все. Им можно гордиться, можно о нем говорить и думать. Пока она пыталась унять рыдания, Анна встала и обняла ее за плечи.
– Но почему… почему мне никто не сказал? – наконец прохрипела Алекс, отталкивая ее от себя. – Все свою жизнь я носила на себе пятно позора…
– Понимаю, прости. Но как это ни печально, это был единственный способ тебя уберечь.
Единственный способ ее уберечь? Алекс не смогла найти в этих словах смысла.
– Я любила твоего отца. Я мечтала быть рядом с ним, но я боялась Гаврила, – произнесла Анна и судорожно вздохнула. – Но он узнал, не знаю, откуда, но он узнал. Но это еще не самое страшное. Самое страшное случилось, когда он понял, кто твой настоящий отец. Для него это был удар. Ведь он тебя обожал. И тогда он заявил мне, что мы все заплатим за то, что мы ему сделали… – Анна сглотнула комок. – И мы заплатили.
Анна умолкла и подошла к окну, где встала, закрыв лицо руками, как будто пыталась отгородиться от жутких воспоминаний о том вечере. Глядя на нее, Алекс ощутила укор совести: ведь это она подтолкнула мать назад в прошлое. Как, должно быть, ужасно, даже спустя годы, заново пережить тот кошмар, когда у тебя на глазах один за другим гибнут от рук маньяка близкие тебе люди. Родители, сестра, любимый мужчина. Любимый мужчина, отец ее трехлетней дочери Шарлотты, которая, вместо того чтобы вырасти рядом с ним, выросла – уже не Шарлоттой, а Алекс Лейк – в приемной семье.
Ее отцом был Найджел Каррингтон!
При одной только мысли об этом горло ей как будто сжали тисками.
Ведь она почти ничего о нем не знает. Все эти годы она привыкла считать, что это бойфренд тети Ивонны, который по чистой случайности стал невинной жертвой кровавой расправы. И вот теперь получается, что в тот вечер он был для Гаврила Альбеску целью номер один. А также она сама.
