– Да! Она, мать ее, прожженная лгунья, которая губит людям жизнь. Ты будешь держаться от нее подальше? Я в последний раз тебя спрашиваю!
Он на самом деле такой нетерпимый, что не желает слышать ничьих мнений, кроме своего собственного? Или это он заботится обо мне? Если да, значит ли это, что он меня любит?
Фелисити Бенсон, тебе положено презирать себя.
Я это в шутку. Происходящее в данный момент самобичевание гораздо сложнее, чем просто безответная любовь.
Я бы отдала все на свете за возможность сказать Лори то, что он жаждет от меня услышать, чтобы мы оба были счастливы. Но я не могу сделать из себя послушную идиотку, так как это доставит ему радость. Если я снимаю этот фильм, а мне кажется, что я это делаю, то я хочу делать это по-своему.
– Я только что поняла, – говорю я. – Поняла, почему я люблю тебя. Потому, что у нас много общего. Мы оба – и ты, и я – относимся ко мне как к полному ничтожеству.
Слава богу, я это сказала. Отныне я уже больше не ничтожество.
– Люблю? – произносит Лори таким тоном, каким любой нормальный цивилизованный человек произнес бы «геноцид?» или «некрофилия?» – с омерзением и гадливостью.
Я беру свою сумочку и молча выхожу из дома.
На улице я ловлю такси и не сразу вспоминаю собственный адрес. Когда машина трогает с места и я снова обретаю способность дышать, я включаю телефон и вижу два сообщения. Первое от Тэмсин: «Ты большая, большая, большая дура!». Второе – голосовое сообщение от детектива-констебля Саймона Уотерхауса.
Глава 8
Четверг, 8 октября 2009 года
Сэм Комботекра поймал себя на мысли, что ему не нравится, как Грейс и Себастьян Браунли держатся за руки. Это отнюдь не нежность, а скорее решимость вдвоем занять оборонительную позицию перед лицом врага. Казалось, мгновение – и они оба бросятся в бой.
– Пороховой след, – недоверчиво произнесла Грейс.
Сэм был готов спорить на что угодно, что такие слова прозвучали в этой комнате с высоким потолком впервые. Супруги Браунли, похоже, считали, что старинный дом должен быть заставлен старинной мебелью, а типичный представитель георгианской эпохи выбрал бы только изысканные обои с цветочным рисунком. Что касается эпохи нынешней, то ее можно изгнать, если хорошенько постараться.
Приемная мать Пейдж Ярдли была невысокой худощавой женщиной со светло-каштановой стрижкой. Муж, наоборот, был рослым, с лысиной на макушке и рыжеватой порослью над ушами, что наводило на мысль, что окончательно расставаться с шевелюрой он не хотел. Они с женой работали в одной и той же юридической конторе в Рондесли, где в свое время и познакомились, о чем они сообщили Сэму. Себастьян Браунли дважды упомянул о том, что был вынужден закончить работу на три часа раньше обычного, чтобы успеть домой для этого разговора. И он, и Грейс все еще были в деловых костюмах, в каких утром вышли из дома.
– Вас ни в чем не подозревают, – заверил Сэм Грейс Браунли. – Это рутинное дело. Мы опрашиваем всех, кто знал Хелен Ярдли.
– Мы не знали ее, – сообщил Себастьян. – Мы никогда в глаза не видели эту женщину.
– Я в курсе, сэр. Тем не менее вы и ваша жена уникальным образом связаны с ней.
– Мы согласны, – выдавила из себя Грейс. – Ищите этот ваш пороховой след или что вам от нас нужно, и поскорее закругляйтесь. Я бы не хотела видеть вас здесь еще раз.
Как странно она выразилась, подумал Сэм. Как будто выйдет утром к завтраку и обнаружит его сидящим за кухонным столом. Впрочем, супруги Браунли, похоже, из тех, кто принимает пищу исключительно в столовой.
У Сэма не было оснований их в чем-то подозревать. Они дали ему исчерпывающий отчет обо всех своих передвижениях в тот понедельник.
Вместе с тринадцатилетней дочерью Ханной – Сэм не мог думать о ней иначе как о Пейдж – они в семь утра выехали из дома. В десять минут восьмого высадили Ханну возле дома ее подруги, мать которой накормила девочек завтраком и отвезла их в школу. Себастьян и Грейс поехали прямо на работу и были там, как всегда, без десяти восемь. Все последующее время Себастьян либо был в офисе, либо выезжал на встречи с клиентами, и так до конца рабочего дня.
– Вам повезло, – сказал он Сэму. – Такие адвокаты, как мы, работающие за гонорар, вынуждены фиксировать каждую минуту своего времени, чтобы потом не запутаться, кому выставлять счет.
Он пообещал предоставить Сэму копии по минутам расписанных графиков их встреч с клиентами и контактные номера телефонов всех тех, с кем они провели тот или иной отрезок времени в тот понедельник.
Грейс, которая работала неполный день, ушла с работы в половине третьего – поехала в школу за Ханной и ее подружкой, чтобы отвезти их домой, как делала каждый день. Переодевшись и отдохнув, она с девочками отправилась в бассейн частного оздоровительного клуба, в котором состоят и супруги Браунли, и семья подружки Ханны.
Грейс смогла дать Сэму имена и номера телефонов нескольких своих знакомых, которые видели ее и в бассейне, и в кафе-баре «Чомперс», куда она с девочками зашла перекусить. Из оздоровительного клуба Грейс отвезла подругу Ханны домой, затем в четверть седьмого они вместе с дочерью приехали к себе. Себастьян Браунли вернулся в десять вечера, поужинав вместе с клиентами в Рондесли.
Сэм не сомневался, что каждое их слово было правдой. Что же тогда не давало ему покоя, если не их возможная ложь?
– В какое время вернется Ханна? – спросил он. Вся стена гостиной была увешена фотографиями их приемной дочери. По своему опыту Сэм знал: такое огромное количество снимков одного и того же человека в одной комнате и отсутствие фото кого-то или чего-то другого означает одно из двух: это или одержимый преследователь, или любящий родитель. Или два любящих родителя.
У Ханны Браунли были блестящие волосы, разделенные на прямой пробор, огромные серые глаза и маленький носик. Лицо Хелен Ярдли, его юношеская копия.
– Надеюсь, вы не станете искать пороховой след на моей дочери! – сердито заявила Грейс Браунли.
– У меня и в мыслях не было… – начал было Сэм.
– Я отвезла ее к моей матери, потому что знала о вашем приходе. Я не хочу вмешивать ее в это дело. Скажи ему, Себастьян! – оборвала его супруга. – Давайте не будем усугублять наши мучения.
– Ханна знает, что убита какая-то местная женщина. Об этом ходят разговоры в школе, об этом сообщали в теленовостях. Мы никак не могли утаить от нее этот факт, но… – Себастьян посмотрел на жену. Грейс ответила ему красноречивым взглядом – мол, я не намерена ему помогать, отчего он был вынужден снова повернуться к Сэму. – Ханна понятия не имеет, что Хелен Ярдли была ее биологической матерью.
– Я всегда была за то, чтобы рассказать ей! – выпалила Грейс. – Но с моим мнением никогда не считаются.
– Я хотел, чтобы у моей дочери было обычное беззаботное детство, – пояснил Себастьян. – Чтобы она росла, не думая о том, что она – дочь убийцы, которая не только лишила жизни двух детей, но и, если бы не вмешательство социальных служб, наверняка попыталась бы сделать то же самое и с ней. Какой отец взвалил бы такое тяжкое бремя на плечи дочери, чтобы ей потом нести его всю жизнь?
