Миюши посоветовался со своим калькулятором, маленьким, как кредитная карточка.
— Одна восьмидесятисемимиллионная, — со вкусом уточнил он.
Вельзевул сосчитал про себя до десяти. Требовалось терпение святого для того, чтобы разговаривать с этим умником, а Вельзевул отнюдь не был святым. Он угрожающе ткнул своим трезубцем в сторону программиста.
— Эта дрянь в нынешнем виде годится только на помойку. Тебе туда же дорога, если не сумеешь как-нибудь подлатать ее.
Миюши, ничуть не испугавшись, осклабился в ответ:
— Нет проблем, Вельзевул-сан. Я снабжу его виртуальной голограммой-навигатором и сделаю апгрейд операционной системы, что позволит вывести его из оцепенения и довести до — простите за невольный юмор — до озверения.
— А до осатанения ты не можешь его довести?
— Абсолютно исключено. Его черепная коробка не выдержит. Для того чтобы нести в себе подлинное зло, годится далеко не всякая голова. Для этого нужна личность, нужен характер. А из данного экземпляра никогда не удастся сделать ничего, кроме обычного мордоворота.
— Тогда пусть хотя бы озвереет как следует.
Ухоженные коготки Миюши забегали по кнопкам дистанционного пульта.
— Программа, которую мы введем в него, в сочетании с собачьими генами превратит его в автомат, лишенный собственной воли. Однажды приведенный в действие, он не остановится, пока не выполнит задачу или пока не исчерпаются его жизненные силы.
Миюши нажал на кнопку «Send», и тут же байты информации потекли через мозговой зонд в нервную систему Отрыжки, отчего по телу мальчикопса пробежала судорога.
— К чему, однако, вся эта спешка? — поинтересовался Миюши. — Что за работу вы собираетесь поручить этому парню?
— Это — мой новый Душелов, — сказал Вельзевул, и глаза его загорелись. — Он поможет нам разыскать и вернуть одну пропавшую душу.
Миюши погладил свою козлиную бородку — миниатюрную копию той, что носил сам Сатана.
— Тогда я, пожалуй, лучше накачаю его стимуляторами. Введу несколько кубических сантиметров раствора душевных угольков прямо в кору головного мозга. И тогда он у нас забегает, как... щенок.
— Как щенок? — переспросил Вельзевул. — Значит, ты так и не сумел отделить его от этого чертова пса.
— Нет, Вельзевул-сан. Мэйнфрейм подвергся весьма значительным разрушениям.
— Мэйнфрейм?
В душе Вельзевул полагал, что Миюши использует все эти мудреные технические термины только для того, чтобы задурить ему, Вельзевулу, голову. И, в общем, не ошибался.
— Мэйнфрейм в данном случае — это его головной мозг. Представьте себе, что вы пытаетесь отделить соль от воды в растворе при помощи ложки.
Миюши разъяснял все это тоном, в котором сквозило с трудом скрываемое превосходство.
— Как скоро он будет готов?
Миюши раздраженно пожал плечами:
— Понадобится день, возможно, даже два.
Вельзевул был сыт по горло выходками японца. К сожалению, при данных обстоятельствах испепелить Миюши он не мог, но кто мешает ему поставить самонадеянного компьютерщика на место?
Демон накопил на остриях своего трезубца заряд достаточной силы и направил его Миюши пониже поясницы. Программист подпрыгнул на такую высоту, которая под силу далеко не каждому прыгуну на Олимпийских играх.
— Он должен быть готов через два часа. Если этого не произойдет, то ты познакомишься с моими вилами уже по полной программе.
Миюши покорно кивнул, с трудом сдерживая готовый вырваться изо рта крик.
Вельзевул улыбнулся, почувствовав, что к нему возвращается хорошее настроение.
— Отлично. Я рад, что мы понимаем друг друга.
Демон повернулся, чтобы уйти, полы его черного шелкового кафтана закружились вокруг щиколоток.
— Ах да, кстати, Миюши...
— Хай, Вельзевул-сан?
— Будь хорошим мальчиком, не забудь потом привинтить ему обратно крышку черепа.
Глава IV Незваные гости
Нога Лоури Маккола предсказывала дождливую погоду.
Прошло два года с тех пор, как чертов кобель вырвал из нее клок мяса, но нога так до конца и не зажила. И не заживет никогда. Врачи сказали, что он останется хромым до конца своих дней. Лоури засмеялся безрадостным смехом. До конца его дней? Смешно!
Он закурил толстую вонючую сигару. Он снова начал курить. А почему бы и нет? Живет он один, а умрет все равно раньше, чем никотин успеет убить его.
Не всегда жизнь казалась ему сплошным унынием и кошмаром. Все переменилось не так давно. Скорее всего, в ту самую ночь два года назад, когда он лежал на полу и чувствовал, как эта самая жизнь вытекает из него вместе с кровью на линолеум. Именно тогда его осенило, что он скоро умрет. Если даже не сегодня, то все равно скоро. И с этого момента он потерял всякий интерес к жизни. Зачем жить? Ради царствия небесного? Не смешите меня. Нет правды на этом свете, так откуда ж она возьмется на том? Ради чего тогда стараться? К чему пытаться быть хорошим? Лоури так до сих пор и не смог найти ответа на этот вопрос. И пока он не сможет его найти, никто никогда ему не докажет, что во всем этом есть хоть какой-нибудь смысл.
Лоури провел все утро, глядя в окно, и это занятие ему уже слегка поднадоело, так что он решил переключиться на телевизор. Дневные телевизионные программы — развлечение для тех, у кого уже все позади. Посмотрев в течение пяти минут учебную программу для самодеятельных художников и передачу «Готовьте с нами», Лоури понял, что он пока еще не настолько безнадежен, и выключил телевизор. Лучше пойти в сад и прополоть грядки.
Но, очевидно, его нога не ошиблась в прогнозах, потому что в ту же минуту дождь принялся моросить над крошечным сквером, который городской совет оптимистически именовал «зеленой зоной». Лоури вздохнул. Неужели все ушло навсегда? Неужели ему никогда вновь не стать тем бодрым и энергичным человеком, которым он всегда был? Ради чего он жил?
Подолгу размышляя над этим вопросом, Лоури сумел выделить в своем прошлом несколько ключевых моментов. Моментов, когда ему предстояло сделать выбор, и он сделал его неправильно. На его плечи давил тяжелый груз совершенных ошибок. Того, что он должен был сделать, мог сделать, обязан был бы сделать. Впрочем, все эти размышления были совершенно бесполезны, раз он все равно не мог ничего изменить в прошлом. Лоури приложил руку к груди — сердце стучало неровно и глухо. Нет, менять что-либо уже поздно.
Так как же все-таки убить этот восхитительный денек? Может быть, принять лекарство? Или дохромать до газетного киоска? Или — о восторг! — сыграть в лото в культурном центре?
