С тех пор прошло более пяти лет, но глядя на печальное лицо Якова Игнатьевича, никому и в голову не могло прийти, что в его жизни случились хоть какие-то изменения к лучшему.
Впрочем, чему прикажете радоваться?
Одно дело война, и совсем иное когда башибузуки безнаказанно вырезают пассажиров рейсового паробуса. В том числе троих детей младше семи лет и двоих стариков. Хотя, при чем тут возраст? Разве остальным мужчинам и женщинам, едущим по делам в Кишинев меньше хотелось жить? Или, может, их не ждут дома такие же старики и дети? В одночасье потерявшие и любимых, и кормильцев…
Едва лишь забрезжил рассвет, Никитин принялся по кругу обходить место резни, высматривая что-то известное только ему. С каждым кругом расширяя территорию и все больше недоумевая по поводу бессмысленной жестокости, произошедшей здесь трагедии.
Ограбить – это понятно. Хотя, какой там навар с людей путешествующих эконом-классом? Девушек забрать – тоже имеет смысл. Но для убийства всех подряд – разумного объяснения нет. Ну, не списывать же все на врожденную кровожадность басурман. Тогда на пограничье война бы ни на один день не затихала. Нет, должно быть еще что-то… неочевидное, но очень важное. Какая-то деталь, пока ускользающая от понимания…
Сотник Буревой, возвышаясь над ротмистром на целую голову, чтобы не заглядывать начальству через плечо, намеренно держался на несколько шагов сбоку. Ворча под нос, что казаки здесь уже каждую пядь облазили, и пытаться найти что-то после них, только время зря терять. Лучше б басурман ловили.
Вроде больше для себя бормотал, даже рта не раскрывая, а ротмистр услышал. Или, просто, догадался?
– Успеется, Степан Кузьмич… Ты же не хуже моего знаешь, что басурмане только до обеда прыткие. Тем более, всю ночь шли. Найдут укромное местечко и залягут до вечера. Там мы их и возьмем. А пока, гляди в оба.
– Да что тут…
И, по иронии судьбы, заметил след от якоря…
Вернее, что именно он увидел, сотник понял не сразу, но то что никакая живая тварь в природе подобных следов не оставляет, сообразил сразу. А вслед за этим догадался, о какой мысли давеча говорил Никитин.
– Яков Игнатьевич, – окликнул ротмистра. – Вы не это ищите?
Никитин подошел, присел рядом. И удовлетворенно кивнул.
– Теперь понимаешь, как здесь инженер появился?
– Аэростат?
Вместо ответа ротмистр только еще раз указал на четкий след.
– А почему вы удивляетесь? Разве на допросе инженер не говорил, что прилетел сюда? Это мне странно, что его слова не проверили.
Сотник только хмыкнул.
– Не торопитесь с выводами, Яков Игнатьевич. Вы человек не здешний и не знаете, что Копытин – юродивый. Точнее, после тяжелой контузии признан не вполне дееспособным. Работает сторожем на фабричной свалке вместе с семьей карликов Шоном и Ою. Кстати, тоже, не самых умных. И вот такой персонаж пригоняет на станцию паробус полный мертвецов и заявляет, что обнаружил его, когда летел с сыном губернатора Бессарабии князем Катакази в Кишинев на собственноручно собранном аэростате. И не просто так вояжировал, а следовал к губернатору на смотр, по личному приглашению его высоко превосходительства.
Буревой перевел дыхание и, словно не веря собственным глазам, потрогал рукой борозду от якоря.
– Скажите без обиняков, вот что бы вы сделали на месте уездного исправника, если бы знали о Копытине все то, что известно здешним жителям? Послали запрос губернатору: ждет ли он в гости юродивого инженера?
Никитин пожал плечами.
– По крайней мере попытался бы связаться с упомянутым Катакази-младшим. Да и местность осмотрел тщательнее…
У сотника нашлось бы что возразить. В том числе, напомнить ротмистру о наступивших сумерках, но он не стал пререкаться с начальством. Корона от лишнего замечания с головы не упадет, а терять время еще и на пререкания, уж совершенная бессмыслица. Да тот уже и сам понял, что неправ и сменил тон на более дружественный.
– Посылай вестового, Степан Кузьмич. Пусть Долгопятов попытается найти сына губернатора и расспросит поподробнее. А заодно, надо связаться со всеми полицейскими участками вашего и соседних уездов, на предмет, пролетавшего вчера аэростата. Если был таков, то в котором часу и куда улетел? Да и Копытина еще разок допросить не помешает. И карлицу… Ты говорил их двое – Шон и Ою. А в рапорте только Ою упоминается. Нет… Что не говори, а картинка пока не состыковывается. Особенно, если вспомнить о непонятных трупах на именинах исправника и пропашем Орденском брате. Ладно. Не все сразу…
Ротмистр повел головой, разминая затекшую шею.
– Ну, вот. Теперь можно и за басурманами. Глядишь, аккурат в полдень и нагоним…
Глава одиннадцатая
16-е июля. Полдень. Херсонская губерния. Крутой Яр.
В прошлой жизни, когда он еще отзывался на Дмитрия, Родиону однажды довелось побывать на деревенской свадьбе. Летом. Абсолютно трезвым… Впечатлений хватило надолго. Видимо, потому что они сводились к двум ощущениям: вселенская суматоха и запредельная скука.
Роща занятая виларами, точь-в-точь напоминала тот безрадостный случай.
Во-первых, – жаркий июльский день и трезвый рассудок. А во-вторых, – здесь тоже гуляли свадьбу.
По всюду разбиты разноцветные шатры. От небольших, размером со стандартную армейскую палатку М-10, до целых комплексов… Площадью не уступающих зданию железнодорожной станции в уездном городе европейской части России.
Под одним куполом – что-то меланхолическое стонет струнный квартет; в другом шатре – нечто среднее между лезгинкой и канканом наяривает рояль с аккордеоном. В третьем – под гитарный перебор, в цыганском стиле потрясает роскошным бюстом голосистая певица. Весьма голо-систая…
Там танцуют, здесь поют… Под каждой более-менее приличной тенью накрыт стол. К ним периодически подходят или подбегают парочки, компании либо отдельные гости. Кто освежиться глотком сельтерской, кто поднять градус бокалом вина или рюмкой водки, а кто и просто подкрепиться. Повсюду смех, громкие разговоры…
На празднике всего сотни полторы виларов, но из-за суматохи кажется, что их как минимум целая тысяча, и гости продолжают прибывать…
Несколько враждебная встреча, оказанная виларами воздухоплавателям, имела простое объяснение. Их приняли за газетчиков, каким-то образом пронюхавших о свадьбе и желавших заснять ее для светской хроники, используя аэростат. А поскольку вилары очень не любят, когда кто-то вторгается в их частную жизнь, то и прием оказали соответствующий.
Но, после того как князь официально представился, а в корзине не обнаружилось снимающей и записывающей аппаратуры, отношение к случайным гостям мгновенно изменилось. И, в виде извинений и компенсации, князь Катакази, а так же господин Зеленин, как спутник его сиятельства, получили приглашение на свадьбу. Что происходило чрезвычайно редко и в самых исключительных случаях.
