– Все, Связок, я счас из тебя котлету сделаю.
И сжал руки. Вырываться бесполезно, Громозека сильней. Но он неосторожно приблизил своё лицо, и я, недолго думая, боднул лбом. Объятия сразу разжались, Громин схватился за разбитый нос, из которого хлынула кровь. Все, по условиям я победил, схватка закончилась. Глянул на Вершинина.
– Все было по-пацански, – подтвердил тот. – Базар закончен.
Но Громила так не считал. Он, увидев кровь, размазал её по лицу, потом взревев, кинулся к оставленной у банок с пивом куртке, выхватил что-то из кармана и развернулся ко мне. В руках блеснул нож.
– Гром, ты чё? – Тощев испуганно закрутил головой, а Вершина зашипел:
– Макс уймись, брось перо. Все было по-пацански.
– Отвянь, – Громин махнул клинком в их сторону, те отскочили, потом приблизился ко мне и пошевелил лезвием. – Я тебя на куски порежу, падла. За всё ответишь. И за утро, и за брательника…
И стал, помахивая ножом, медленно приближаться. За спиной раздался треск, это Олег Савин выламывал из беседки доску. Только этого не хватало! Начнется свалка, ещё зарежут кого. Я сделал обманный выпад, и Громозека купился – он махнул ножом, а дальше…
Откуда ему знать, что в теле тринадцатилетнего пацана находится мужик, отслуживший в спецподразделениях двадцать лет, и что на занятиях по боевой борьбе основное направление – это защита от ударов ножом? Особых сил прикладывать не пришлось. Руки, даже в этом теле, словно тренированные, действовали автоматом – Громин угодил в классический захват. Ногами прочертив полукруг, Макс грохнулся на спину, получив вдобавок сильный удар в грудь, чтоб не сразу в себя пришел, а нож остался у меня в руках.
Я посмотрел на клинок. Ручная работа – узкое, длиной в пятнадцать сантиметров, лезвие было насажено на набранную из цветного плексигласа рукоятку, весьма популярную в известных кругах. У меня там, в будущем, дома осталась неплохая коллекция подобных ножичков. Я покрутил его в руке – а ничего, баланс хороший. Глянув на замерших и внимательно наблюдающих за движением ножа Вершинина и Тощева, я усмехнулся, а Вершинин вдруг поднял руки:
– Ты в своем праве, он нарушил пацанский уговор.
Законник хренов! Я сплюнул – резать Макса не собираюсь, но напугаю. Присел рядом с Громиным. Тот отодвинулся, глядя мне в глаза, потом перевёл взгляд на порхающий нож в моей руке и сглотнул. Я усмехнулся – уж слишком испуганно выглядит Громин.
– Успокойся, я резать тебя не буду. Только предупреждаю – дорогу мне не переходи. Ты меня нигде не видишь, я тебя нигде не вижу. Лады?
Громин мелко закивал.
– Вот и славно, Макс. И ещё, мой тебе совет – прекращай дурить и берись за ум. Вот это, – я остановил вращение ножа, – до добра не доведёт.
Я поднялся, глянул на нож и с силой метнул его в забор. Он вонзился рядом с тем местом, где прятался четвертый. За забором ойкнули, и раздался быстро удаляющийся топот. Вот так и не узнал – кто там сидел, но точно не Громин-старший. Я повернулся и сказал Савину, держащему отломанную доску:
– Пойдем домой, Олег.
И забрав у беседки свою сумку и вещи, быстро пошел в сторону дома. Не привыкло ещё мое молодое тело к таким адреналиновым выбросам, но руки уже не так трясутся.
* * *
Я долго стоял под прохладной водой. Душ принес наконец облегчение и… чувство голода. Вышел из ванной и, вытираясь, направился на кухню. На столе обнаружил записку:
«Серёженька, я буду поздно. Извини, но ничего приготовить не успела. Свари картошку и заправь жареным луком. В общем, ты уже взрослый, справишься. Целую, мама.
P. S. Про хлеб, молоко и сметану не забыл?»
Забыл. Ну что же, тогда сначала посмотрим, что есть в наличии, а потом уже и в магазин…
Я заглянул в холодильник. Так, что тут у нас? Немного вареной колбасы, банка соленых огурцов, плавленые сырки…
М-да, не густо. В пенале с сухими продуктами тоже. Только картошки и лука навалом.
Действительно надо в магазин бежать. Оделся, закрыл квартиру и, перепрыгивая сразу через несколько ступеней, побежал по лестнице вниз. На площадке третьего этажа, не успев остановиться, столкнулся со здоровенным мужиком.
Это оказался Генка Ким, наш сосед. Его квартира была рядом с нашей. Он был старше меня на десять лет и крупней в три раза. Ким до школы серьёзно занимался велоспортом, но бросил, так как вымахал под два метра и перестал давать хорошие результаты. Зато «заболел» альпинизмом. Постоянно в руках держал пару кистевых эспандеров или теннисных мячиков, которые он мял, тренируя пальцы. Сил имел немеряно. Говорили про него – по стенам солирует. Я только когда старше стал, узнал – что значит ходить по стенам соло.
Налетев на Кима, я отскочил от него, словно мячик, и повалился на ступени, но Генка успел придержать меня.
– Привет, – я протянул руку.
– Здорово, – отвечает он и, перехватив теннисный мяч левой, жмет мою. Как тисками. Я потряхиваю рукой.
– Куда-то опять несёшься, везунчик? – добродушно гудит он басом. – Не беги, а то опять что-нибудь сломаешь! Чини потом…
И замолкает, глядя мне в глаза.
– Слушай, это, э-э-э… – Ким становится каким-то растерянным.
– Ты чего?
– Да взгляд у тебя, – Гена даже поёжился, – как через прицел смотришь.
Блин, не отошел ещё, в глазах злость осталась. Перед зеркалом потренироваться, что ли? А то, как на родителей смотреть буду? Ведь тоже увидят. Оба Громина увидели, и Генка вот, случайно…
– Ладно, – говорю ему, – я в магазин шел, так что ничего не сломаю.
Ким встряхнул головой, улыбнулся, легонько хлопнул меня по спине и пошел наверх, а я, получив эдакий кинетический импульс, спустился к выходу. Уже направляясь в сторону магазина, подумал: а ведь он меня «везунчиком» назвал. Это он про его разбитый велосипед и сломанный забор намекает. Столько лет прошло, а помнит до сих пор. Тьфу, блин, всё забываю. Для него это прошлым летом случилось. Но если Генка Ким видел меня совсем недавно, то я видел его последний раз двадцать лет назад. Но тот случай помню до сих пор.
Он тогда откуда-то на своём спортивном велосипеде прикатил, а я с Савиным у подъезда на лавке сидел. Делать было нечего, вот и сидели, смотря на то, как дед Косен (поджарый шестидесятилетний казах) латает недавно сломанный декоративный заборчик газона. Вдоль ограды росли аккуратно подстриженные кусты, а внутри вишни.
Подъехав, Генка остановился и прислонил велосипед к скамейке. Велосипед скоростной, спортивный, на тонких шинах. Я на таких великах ещё не катался, ну и попросил разрешения. Генка никогда жмотом не был.
– Не жалко, катайся. – Быстро подогнал сиденье под мой рост, а сам уселся на скамью.
Наш двор был большим. Четыре пятиэтажки стояли квадратом. Внутри двора так же квадратом проходила дорога. Из-за того, что все дома стояли на склоне, в некоторых местах дорожка шла под уклон.
