В детстве тоже редко болел, в основном простудой. Помнится, весь класс переболел желтухой, лишь я не поддался недугу. Зато сейчас почти весь желтый, будто Боткин лично меня в желтый цвет разукрасил.
Вновь громыхнуло за окном, и я невольно посмотрел на улицу.
– Столица Анголы, – пробормотал врач и почесал карандашом висок, – шесть букв. Третья буква…
– Луанда.
– Подходит! – почему-то удивился врач. – Точно, Луанда?
– Точнее некуда.
– Хорошо знаешь географию, парень.
Ну да, с чего бы не знать? Как много в жизни совпадений!
– Может, ты знаешь, какая самая большая в мире птица?
– Страус. – Удивительно и позорно не знать таких простых вещей. – Может, вы меня выпишите?
– Можно и выписать, только, как ты сейчас до дома доберешься? – и он кивнул на улицу.
Я поднялся и подошел к окну. Нет, это не просто ливень, это стихия. Водные струи били с таким напором, что можно подумать, будто наверху собрали триллионы брандспойтов и дали давление…
Наверное, таким образом, природа решила провести влажную уборку. Согнала к горам тучи, и они, вспоротые острыми вершинами, обрушили на город мощные водопады. По проспектам будто цунами прошло. Затопило все. Арыки, каналы и улицы сразу превратились в бурные потоки. Одно слово – стихия.
Однако после таких ливней воздух становился особенным, над городом надолго исчезает смог, вода в лужах прозрачная, а деревья сверкают изумрудной листвой. В такие минуты начинает казаться, что прошедшая стихия заказывалась обленившимися коммунальщиками.
Где-то далеко сверкнуло. Гром пришел с большим запозданием. Гроза отдалялась.
– Через полчаса кончится.
– Откуда такая точная информация? – удивился Виктор Евгеньевич. – Там на лужах пузыри были, а это к долгому дождю. Примета такая.
Врач сидел за столом справа от окна и не мог видеть край грозового фронта на западе, а гроза двигалась на восток. Да и напор дождя явно ослаб. Скоро вновь будет солнечная погода. И небо чудесной синевы…
– Приметы не всегда верны.
Виктор Евгеньевич пожал плечами и уткнулся в кроссворд, а я прислонился к прохладному стеклу.
Капли еще раз отбарабанили раз по отливу, возвращая к незаконченным стихам:
А после боя снился дом,
Трава, с прохладною росой,
И шел по ней я босиком,
К девчонке с русою косой.
Седой туман нас обнимал,
И кутал белой пеленой,
Девчонку нежно целовал,
Прощалась девушка со мной.
– Дерево семейства ильмовых, – опять отвлек меня врач. – Дуб? – предположил он и почесал лоб.
«Сам ты дуб, – беззлобно подумал я, – у Вязовых дубов сроду небывало. Интересно, он вообще какое-нибудь слово в кроссворде сам отгадал? Медик он хороший, но помимо медицины хоть чего-то он должен со школы помнить».
– Это дерево – вяз, Виктор Евгеньевич, – сказал я, и шагнул было от окна, но задержался, глядя на крыльцо больничного корпуса. – К нему бежал мужик, прикрываясь чем-то вроде кожаной папки или дипломата. Его узнал сразу, это был следователь, что приходил вместе с Зелениным.
– Да, Виктор Евгеньевич, через пять минут следователь придет. В ординаторскую для конфиденциального разговора не пустите?
Врач поднял на меня ошарашенные глаза.
– Его я только что в окно увидел, – на всякий случай пояснил я.
Врач поднялся и выглянул в окно. Следователя, естественно, не увидел, зато узрел ясное небо на западе. Посмотрел на часы и хмыкнул.
– Хм, и вправду… ладно, Мария Антоновна, – обратился он к медсестре, – проводите молодого человека в ординаторскую, а потом выписку подготовьте. А вам, – врач положил руку на моё плечо, – для скорейшего обретения нормального вида рекомендую контрастный душ и солнечные ванны, для тонуса кожи полезно и для всего организма соответственно.
– Спасибо. – И мы попрощались.
Медсестра проводила меня в ординаторскую. Убрала посуду со стола, протерла столешницу и вышла.
Следователь запаздывал, похоже, я со временем немного ошибся. Ну, ничего, тогда пока закончу песню:
Горячим вихрем в кровь и пот,
Все в росчерках свинцовых струй,
Сухим песком забитый рот,
И смерти горький поцелуй.
Жестокий бой. Враги вокруг.
И рикошеты бьют в лицо,
Смертельно раненный мой друг
Рванул гранатное кольцо.
Окрашен камень в красный цвет,
И боль сильней чем от огня,
Граната есть, патронов нет,
Так значит, очередь моя…
И этот сон как в горле кость,
Приходит ночь и снова – бой,
Граната и патронов горсть,
И друг пока еще живой…
Но закончить песню не успел, дверь опять скрипнула, и в ординаторскую вошел мужик в сером костюме, держа в руках вовсе не дипломат, а старый тощий черный портфель из кожзаменителя.
– Здравствуйте, следователь Запашный Руслан Григорьевич, – представился он.
– Здравствуйте. – И улыбнулся про себя – хорошая фамилия для следователя. А что – ищет, ловит, укрощает и в клетку, то есть в тюрьму сажает.
Тем временем следователь снял пиджак, повесил его на спинку стула, сел, достал из портфеля пару листов с записями, ручку и картонную папку с надписью «Дело №». Раскрыл её, пролистал, что-то просматривая, а я напряг память, вспоминая УК РСФСР – что там мне по статьям светит? Кажется, статья сто четвертая или сто пятая? Возможно, сто шестая, так как Громин был меня гораздо старше и сильнее, да еще с поддержкой пятнадцати молодых придурков. Правда, помнится, согласно десятой статье, уголовная ответственность не грозит, так как мне четырнадцать только через полтора месяца исполнится, так что лишь меры воспитательного характера.
– И так, – произнес следователь. Отложил папку и взял один из листов. – Поговорим?
– Поговорим, – согласился я.
Как-то странно и неправильно всё, но что именно, пока не понял. В больнице, и не допрос, а разговор, и у следака вид, точнее настрой, доброжелательный. Ладно, посмотрим.
Сам «разговор» начался с уточнения моих данных – имя, фамилия, отчество, год рождения…
Нет, это не допрос, а тест какой-то.
– Фамилия – Вязов?
– Вязов.
– Отлично! – следователь чиркнул на листочке, будто галочку поставил, – Имя – Сергей?
– Сергей.
– Прекрасно! – опять галочка…
Я смотрел на Запашного и прикидывал – это такая форма подготовки к признательным показаниям, или уже укрощение началось? Оригинально. Ничего себе пустая формальность!
