Им просто было хорошо и радостно в Божьем доме, и Христина вдруг от всей души пожелала счастья этим незнакомым людям и почувствовала, что из глаз её текут слёзы. А она и не заметила, что плачет.
Утерев глаза ладонью, девушка быстро купила свечку и поставила её на канун.
Макс, очнувшись от раздумий, молча протянул ей носовой платок.
Выйдя на улицу, они увидели, что небольшой снежный ветер, дувший ещё с ночи, сейчас окончательно стих. Переглянувшись, Макс с Христиной двинулись в сторону парка.
На входе Макс купил кофе в бумажных стаканчиках, оказавшийся неожиданно хорошим, и они пустились в путь по занесённой снегом дорожке, под низким небом, затянутым сплошной белой пеленой. Стояла такая тишина, что Христина немного испугалась.
Пройдя довольно далеко в глубь аллеи, молодые люди остановились и обернулись на две цепочки следов, оставленые ими в снегу. Взяв у Христины пустой стаканчик, Макс поискал глазами урну. Не найдя, смял оба стакана и сунул в карман, чтобы выкинуть позже.
– Никого нет, – сказал Макс глухо и, взяв Христину за плечи, развернул к себе.
– Да, никого, – кивнула она, смущаясь от его взгляда.
Макс склонился к ней, Христина зажмурилась и почувствовала, как его губы припали к её губам.
Она ответила на поцелуй, в смятении не понимая, что чувствует. Макс положил ладонь ей на затылок, так что шапочка упала с головы в сугроб, а второй рукой прижал девушку к себе.
Движения его были нежными и ласковыми, но Христина чувствовала, как со дна души поднимется мутный осадок страха. Сейчас эта ладонь, такой приятной тяжестью лежащая на её затылке, сожмётся в кулак, сгребая и вырывая волосы, и ткнет её лицом в сугроб… А потом, повалив, он станет бить ногами… Христина почти физически почувствовала удар. Во рту пересохло от ужаса, сердце колотилось, но она смогла взять себя в руки и отвечать Максу так, как это сделала бы нормальная женщина.
Впрочем, он, кажется, что-то понял, потому что быстро отступил.
– Простите… – поспешно произнёс он, наклонился, поднял шапочку и, отряхнув от снега, подал девушке.
Наваждение сразу отступило. Теперь это снова был Макс, близкий и любимый человек, который ни за что не причинит Христине боль.
– Я не сдержался, простите, – повторил он глухо.
– Всё в порядке.
– Вам надо отдыхать после суток, а я навязываю своё общество, не считаясь с вашей усталостью… – глядя себе под ноги, пробормотал Макс.
Он довел Христину почти до дома, но когда пришло время сворачивать во двор, девушка притормозила:
– Вам будет огидно
[11]…
– Что?
– После всего – как вы пойдёте в мой двор?
– Как? Ногами, – усмехнулся Голлербах, – с вами, Христина, мне ничего не страшно.
– Подниметесь в гости?
Макс покачал головой:
– Сейчас это будет неправильно. Не стану скрывать, я очень хочу остаться наедине с вами, но давайте подождём.
– Чего? – спросила Христина резко.
Страх будет, знала она, но знала и то, что сможет себя преодолеть и не дать Максу почувствовать свой ужас. А потом, как знать, когда она поймет, что боли нет, а есть только её ожидание, может быть, страх исчезнет, и она станет нормальной женщиной?
– Пусть появится какая-то ясность. – Макс взял Христинину руку и прижал к своей щеке, оставив на ладони короткий поцелуй.
Христина вспомнила, что всю ночь мыла полы этими руками, и смутилась.
– Я был уверен, что с меня быстро снимут обвинения, – продолжал Макс, – но, похоже, ошибался. Теперь перспектива оказаться за решёткой представляется вполне реальной. С моей стороны было бы непорядочно втягивать вас в отношения с официальным убийцей, отбывающим срок.
– Це якраз треба!
[12] – Христина решительно потянула его за рукав, но Макс не тронулся с места, только с улыбкой покачал головой.
– Якраз нет! Послушайте, Христина, я не хочу, чтобы мы начинали с вашей жертвы.
– Нет!
Макс оглянулся. Они так и стояли на проспекте. Мимо шли люди, в спешке задевая их – совсем неподходящая позиция для разговора. Он увлёк девушку в кафе, то самое, где Христина просила его о помощи.
По раннему времени зал оказался совсем пуст, только за угловым столиком оживлённо переговаривалась группа молодых людей, по виду студентов.
Макс усадил девушку возле окна и принёс кофе.
– Христина, – мягко сказал он, не глядя ей в глаза, – я скажу всё как есть, вы уж постарайтесь на меня не сердиться.
– Что вы!
– Мы с вами когда целовались…
– Так хорошо было, – быстро перебила Христина.
– Вам не было хорошо, не лгите.
– Откуда вы знаете?
Макс вздохнул:
– Я всё-таки мужчина и чувствую такие вещи.
– Но я стараюсь…
Он высыпал в свой кофе сахар из фирменного пакетика и тщательно размешал.
– Не надо стараться, – слегка нахмурившись, произнёс он. – Вы знаете, что я вас люблю, и решили, что должны меня таким образом отблагодарить. Не должны, Христина.
– Но я тоже вас люблю!
– Правда? – просиял Макс.
– Правда, вы сами знаете.
– Тем более тогда.
Всё остальное время они молчали. Молча Макс проводил её до подъезда, там Христина короткой фразой простилась с ним, чувствуя одновременно грусть и облегчение.
В голове её клубилось столько мыслей, что девушка прошла к себе, не замечая убийственных взглядов и шипения соседок.
Сегодняшнее утро принесло ей столько впечатлений, что Христина чувствовала: несмотря на бессонную ночь, уснуть она не сможет.
Но думать о Максе было слишком мучительно, и она прибегла к испытанному средству утешения – вышла в Сеть и написала Людмиле Ивановне.
«Сегодня ходила в церковь со своим молодым человеком, – написала она, – он попросил меня помолиться за бывшего мужа и простить его, а я не смогла».
«Простить – выдумал!!! – темпераментно отвечала подруга. – Вот его бы насиловали и били, посмотрели бы, как он прощал! Это со стороны легко верещать: люди, любите друг друга, а когда тебя самого коснётся, так все христианские настроения как ветром сдувает!»
«Вы не думаете, что я моральный урод?»
«Думаю, это он такой, если предлагает девушке помолиться за своего мучителя! Типа можно понять, нельзя простить, можно простить, нельзя забыть. Так вот наоборот – то, что он с вами вытворял, нельзя ни понять, ни простить! Только забыть, и то, если повезёт!»
